Надо было искупать Лилёк, но я засмущался мыться с малявкой. Наверное, зря. Ведь девчонка всё равно ничего не соображает, а так хоть будет приятно пахнуть. От мук выбора меня избавила старшая из сестёр. Она сжалилась над Соплежуйкой, и вскоре та, непривычно чистая, сидела, завёрнутая в одеяло, у меня под боком.

Я, разморённый, дремал, прислонившись к углу печки. Мамаша в дальних комнатах пела песни, баюкая младенца. Сёстры сидели на подушках и по цепочке расчёсывали друг другу влажные и оттого ещё более чёрные волосы. Трещали угли.

С громким стуком в умиротворение нашей норы ввалились две незнакомые девицы. Сёстры обрадовались им, засмеялись, усадили гостей к столу и закрыли двери в спальные комнаты. Медовым журчанием полились разговоры, откуда ни возьмись, появилась губная гармошка. Музыка переплелась с голосами и перетекла в песню.

Дэйкири не пела. Она думала о чём-то очень серьёзном и хмурила брови. Вскоре девчонка пересела подальше от поющих и облокотилась о печку.

Музыка мурчала переливчатыми трелями. Грёзы пытались слепить мне веки. Лилёк – та уже совсем уснула и покрылась деревянной коркой.

Моя мама говорила, если спор кажется неразрешимым, попробуй встать на место своего противника. Войди в его положение, думай, как думает он. Я призадумался – как бы это сделать?

– Послушай, Дэйкири, ведь такая жертва как Лилёк не понравится богам. Она же не понимает, что происходит, как зверь. Боги даже обидятся, если вы подсунете им такую жертву. Не дитя Живы, а обман какой-то.

Девчонка обернулась ко мне. Под отяжелевшими веками пролегли тени усталости. Похоже, я надоел ей хуже утренней каши. Я уже отвёл взгляд, но внезапно она заговорила низким хрипловатым голосом:

– Ты веришь в судьбу, Алекс?

В неровном свете свечей кожа её казалась обожжённой красной глиной, а губы – срезом бордового камня. В горле у меня пересохло, и я сглотнул.

Мой ответ как-то повлияет на её решение? Как всегда, соврать или сказать, что думаю? Что не навредит делу?

– Нет.

– Мм?

– Не верю.

– Почему?

– Если бы я верил в судьбу, то всё ещё ждал бы, пока за мной прилетят мои… мои родичи и спасут меня.

Дэйкири смотрела в пространство и не отвечала.

Пение стихло, и девчонки начали что-то оживлённо обсуждать. Время тянулось, медленнее засахаренного мёда. Я ждал её ответа, но Дэйкири будто заснула.

Молчание.

Она встряхнула головой, встала, опёршись о печку. Накинув доху и не оборачиваясь, вышла из норы.

Остывший ночной воздух, словно игривый лисёнок, холодной свежестью покусывал лёгкие. Дэйкири поискала взглядом Эрулайн. Но небо в тучах, не видно даже Бездны. Боги сегодня определённо не хотели общаться с юной охотницей. В тишине деревни она замерла в замешательстве.

«Всё-таки это очень глупая затея!»

Решимость, созревшая в ней, к вечеру дрогнула. От страха и волнения в груди всё сжималось, а руки немного дрожали. Но возвращаться в нору глупо, ведь она уже вышла.

«Нужно вырвать это, как расшатавшийся молочный зуб! Быстро и резко. Хуже уже не будет!»

Тенью на снегу она метнулась к норе старейшины, забарабанила в дверь.

– Войдите, – изнутри донёсся женский голос.

Дэйкири осторожно сунула нос в тёмный лаз и спустилась по лестнице.

– Что-то случилось, Дэйкири? – встревоженная тётушка Саяра встречала её в коридоре.

– Нет. Не то чтобы. – Дэйкири замялась и затеребила металлическую кругляшку на шапке. – Можно мне поговорить со старейшиной?

Тётушка Саяра нахмурилась, но проводила Дэйкири в комнату для общих собраний и попросила подождать. Вскоре огромным силуэтом в дверном проходе показался дядя Нуолан. Он зашёл, слегка пригнувшись, и присел на подушки рядом с племянницей.

– Какие-то новости от моего брата?

– Нет. Это по поводу путешествия в Улей.

Дядя Нуолан раскурил трубку и выдохнул через нос струю золотистого дыма. У Дэйкири зачесалось в горле, но она сделала усилие, чтобы не закашлять. Сейчас как никогда нужно выглядеть по-взрослому.

Старейшина молчал, и Дэйкири решилась продолжить:

– Я хорошо говорю на языке чтецов и хочу поехать в Пасечноярь вместе с Куобахом и Эрханом.

Дядя Нуолан снова выдохнул и удивлённо поднял бровь:

– Зачем это?

– Я хочу увидеть Улей, узнать, как живут чтецы. И… Я не доверяю чужаку, не хочу, чтобы он отвертелся от своего долга.

– Думаешь, твои кузены не справятся с мальчишкой? – Дядя прищурил немигающие глаза.

Смотрел он хитро, но по-доброму, поэтому Дэйкири приободрилась и продолжила:

– Справятся. Но со мной им будет легче, я не стану обузой! Я уже изучила его повадки. К тому же, кузены плохо говорят на ярском, и им может понадобиться переводчик.

– Это похвально – твоё желание повидать мир и помочь братьям, но ты же ухаживаешь за бабушкой Томань?

Дэйкири вздохнула.

– Я очень люблю бабушку, и мне горько оставлять её, но, думаю, Хелла и Инги присмотрят за ней. К тому же, дорога до Улья не так длинна, мы вернёмся ещё до первых дней лета.

Старейшина вновь выдохнул густую клубящуюся тучу дыма и призадумался.

– Что ж, если отец отпустит тебя, отправляйся с братьями.

Дэйкири чуть не завопила от радости, но вовремя набрала в щёки воздуха и улыбнулась со спокойным достоинством.

– Ты поговоришь с ним?

Дядя Нуолан неопределённо кивнул, и Дэйкири поднялась с подушек, решив, что разговор окончен.

Дядя молчал, и она направилась к выходу, но в дверях обернулась, кое-что вспомнила и исподлобья зыркнула на всё ещё курившего дядю:

– А, ещё… Насчёт Лилёк… Мальчик предлагает заплатить и за неё.

Весна то пригревала, то обдувала ледяными ветрами, но день за днём солнце забирало своё у зимней ночи, и становилось теплее. Как раз одно такое ветреное и солнечное утро, я уже привычно запихивал Лилёк в шубу, которая стала настолько ей мала, что рукава едва доходили до локтей.

Как на убой откармливают!

Мои труды привели к успеху, и через минуту Лилёк оказалась утрамбована в доху. Я отвернулся от Соплежуйки и наткнулся на Дэйкири, пробравшуюся в наш запечный угол. Она казалась немного взволнованной, а в руках сжимала копьё.

– Собирай вещи, и идём, – скомандовала девчонка.

Я не сразу поверил в то, что происходит. Собирать было нечего. Укулеле у меня давно отобрали, так что осталось только прихватить шапку. Поймав Лилёк за капюшон, я поднялся по лазу вслед за дикаркой.

Около входа в нору оживлённо толпились деревенщины. Собралась вся семья Дэйкири, и ещё несколько незнакомцев окружали небольшую повозку, запряжённую забавным серым животным с торчащими длинными ушами. Повозка состояла из частично крытой телеги и двухколёсного передка, на котором сидели два местных парня. Они переговаривались со своими родичами и весело размахивали руками.

Дэйкири указала мне в сторону телеги.

– Полезайте.

– Оба? – недоверчиво переспросил я.

Она сделала недовольную физиономию и, поджав губы, еле заметно кивнула. Не веря своему счастью, я подхватил Лилёк и одним махом запрыгнул в телегу. Внутри было тесно, вместе с нами ехали мешки с припасами, какие-то шкуры и ковры, видимо, на продажу. Лёгкость и радость, наполнившие мою грудь, вылетели, как воздух из лопнувшего шарика, когда я увидел, что Дэйкири обнимается с мамашей. Святой Господь, за что? Только не говорите мне, что эта девка едет с нами!

Я злобно наблюдал за семьёй, прощавшейся с отъезжающими. Улыбки, грустные объятия и напутствия. По мне-то они точно не будут горевать. Ладно. И не надо. Один из парней стянул шапку и размахивал ей. Волосы его, стянутые в хвост на макушке, развевались, словно чёрная лента на северном ветру.