– Пожалуйста, ответь! Скажи, что ты услышал! – взмолилась она.

– Что за бред, ма-ам? – я застонал от досады. – В смысле ты не поедешь? Только из-за тебя я тащусь на эту Святым Господом забытую Живу, и ты говоришь, что не полетишь?!

– Полечу, конечно. Ты меня не слушал? – с улыбкой сказала мама, однако взгляд её выдавал смущение. – Я всего лишь отправлюсь на грузовом дирижабле. Хочу проследить за транспортировкой.

Замигали красные огни предупреждения, и мимо нас, грохоча гусеничными лентами, проехал робот-погрузчик. Я, скривившись от шума, проводил его взглядом. Робот направился к грузовому дирижаблю, и присоединился к небольшой армии своих собратьев. Я перевёл взгляд на маму и справедливо возмутился:

– Там справятся и без тебя! Здесь толпа погрузчиков! Зачем оставаться?

– Моя лаборатория, как видишь, всё ещё не приехала. Если роботы повредят материал, новый мы будем ждать несколько месяцев. – Она мягко развернула меня за плечи по направлению к пассажирскому дирижаблю.

Сопротивляясь, я упёрся ногами в бетон, скользя под её напором:

– Тогда я останусь с тобой!

– Алекс, в чём дело? Почему сегодня ты решил вести себя как ребёнок? Давай-ка поговорим как взрослые?

Я засопел в негодовании, но всё же постарался успокоиться и сфокусировался на трещинах бетонного покрытия. Мне ужасно не хотелось оставаться одному в толпе незнакомцев. И упаси, Святой Господь, ещё кому-нибудь из попутчиков приспичит со мной заговорить. Но признаться в этой причуде мне стало как-то стыдно, поэтому я забормотал:

– Ты не понимаешь. Что-нибудь обязательно пойдёт не так! Что если просвет закроется, а вы не отправитесь?

– Всё будет хорошо, не переживай. – Мы уже подошли к трапу пассажирского дирижабля.

Я вцепился в перила, отказываясь подниматься.

По трапу как раз шла семейная пара с дочерью, и девчонка ехидно обернулась, явно вслушиваясь в нашу перепалку. В её улыбке я прочёл презрительное «Маменькин сынок», но мама, ничего не заметив, продолжала увещевания:

– Просвет не закроется ещё пару часов, мы все успеем сквозь него пролететь. Но если что, подождёшь меня на месте.

Эта идея – торчать одному в новом мире и ждать, когда откроется следующий просвет, – вместе с её снисходительным тоном стали последней искрой, подпалившей вяло тлеющий костерок моего терпения, и я вспыхнул:

– Просто признай – дурацкие колбочки тебе важнее меня! Мы летим на другую планету, а ты выбираешь стекляшки! – Я отбросил руки матери и, забравшись на три ступеньки по трапу, возмущённо уставился на неё сверху вниз.

– Конечно, нет! – Она обошла трап сбоку и осторожно, по-доброму заглянула в глаза. – Иди же, посадка заканчивается.

Лучше бы закричала. От её тихого голоса я почувствовал себя и вправду скандалящим ребёнком и отвёл взгляд.

– Но, я бы мог… – начал я.

– Никого, кроме меня, на грузовой не пустят. Там нет безопасного места, – перебила она.

По трапу взбежал опаздывающий господин и толкнул меня, заставив прижаться к перилам.

– Иди. Не маленький уже, думаю, справишься с перелётом без меня? – мама тут же протянула руки через перила и сжала мои ладони.

Я закатил глаза в сторону серых туч, понимая, что всё-таки придётся лететь одному. Мама тут же почувствовала моё смирение.

– Люблю тебя больше всех на свете.

С этими словами она выпустила меня и я, не удостаивая её ответом, поплёлся вверх по лестнице.

Вслед мне донеслось:

– Увидимся через несколько часов!

Перед самым входом я остановился, в последний раз обернулся на мир, который предстояло покинуть. Мама уже скрылась из виду – наверное, убежала к своей лаборатории. Святая Земля дремала в предрассветных сумерках.

Монументальные здания тёмно-серыми силуэтами возвышались на горизонте. Уже очерченные багровыми лучами рассвета, они, словно клыки древнего существа, врезались в небо. Всё как-то мерзко и тоскливо.

Но как глупо! Не навсегда же прощаемся. Я одёрнул себя и шагнул в салон.

Занял место между двумя пассажирами, пристегнулся. Кресло оказалось далеко от иллюминатора. Да какая разница, ещё успею насмотреться.

Рядом сидела фифуля с бледным, отливающим серостью лицом и барабанила длиннющими тетрарадонитовыми ногтями по подлокотнику.

– Почему ты не сдал её в багажное отделение? – кривя губы, спросила фифуля и указала на чехол с укулеле в моих руках.

Я не собирался отвечать на глупые вопросы всяких проходимцев, поэтому решил осмотреть салон. Внутри ничего интересного. Серо, душно.

Я ненавидел оставаться один среди незнакомых людей. Так особенно остро чувствовалось одиночество. Чтобы не мучиться, отдал мысленный приказ амультаре: включить музыку погромче и отвернулся от фифули.

Лысый мужик с противной волосатой родинкой на носу.

«Замечательно».

Пришлось смотреть в потолок.

Музыка не успокоила и не отвлекла. Мысли активнее закружились вокруг навалившихся проблем. Месяц назад случился полный крах всего: на целых два года маму переводили в ботаническую лабораторию на Живу. В Наукоград – «величественный оазис знаний», как они его называли. Впрочем, в его «величественности» я сильно сомневался.

Сбылась мамина мечта, а мне пришлось оставить всю привычную жизнь за бортом дирижабля.

Мама клялась, что мне понравится в Наукограде – супер технологичном месте, куда слетаются лучшие умы сверхновых людей. Где детям предоставляется прекрасное образование, жизнь в новейшем городе, идеальная экология и бла-бла-бла…

Я же ко всем этим бо́танским прелестям относился скептически. Если командировка затянется на пять лет, десять или навсегда? Что дальше? Поселиться на чужой планете? Учиться на биолога? Ковыряться в земле, как мама, и восхищаться каждым найденным корешком?

Казалось, дирижабль не отошёл от станции, поэтому я немало удивился, услышав обращение бортового компьютера:

– Внимание пассажирам! Дирижабль S-67 набрал достаточную высоту и готов к переходу в просвет. Просьба оставаться на своих местах.

Я резко вдохнул и вжался в спинку кресла, ожидая удара, толчка или чего угодно при переходе через просвет. Фифуля вцепилась в подлокотник так, что даже, втянула тетра-ногти в подушечки пальцев. Ничего не происходило. Я тщетно вглядывался в иллюминатор, но оставалось неясно, далеко ли до просвета.

– Внимание пассажирам! Дирижабль S-67 благополучно преодолел просвет. Мы находимся в небесном пространстве планеты Живы и пролетаем над горным хребтом Щит Мтори, расположенным на Иордическом острове. Приблизительное время пути до Наукограда – пять часов тридцать минут.

Пять часов до Наукограда – это значит, что просвет открылся близко к месту назначения.

Пассажиры таращились в иллюминаторы, но я по-прежнему не видел ничего, кроме неба, которое у нас на Святой Земле такое же серое. Потеряв к нему всякий интерес, я расслабился и сполз по креслу, устраиваясь поудобнее. Подумал, не запихать ли укулеле под сидение, но остановился.

– Хе-ей… щстт… – зашептали голоса в голове.

– О не-е-т! – проворчал я, сжимая чехол в руках.

Только этого не хватало! Я бросил взгляд на соседей. Во встроенном в руку кармане у меня лежали таблетки, но не хотелось доставать их при всех и привлекать лишнее внимание пассажиров.

– Ккк… ааллщщ… – крыльями бабочки шелестело эхо.

Поднялась головокружительная тошнота. Сердце сбилось с ритма и беспорядочно застучало где-то в горле так, что я начал задыхаться.

Бортовой компьютер снова что-то объявил, но мне было не до него.

Онемевшими пальцами я нащупал застёжку ремня безопасности. Он не поддавался. Тетракостюм сам собой расслабился на шее. На руках засветились красные линии, соединяющие костюм с нервной системой.