Но Дану еще предстоял ночью заезд, а у них существовало негласное правило, что в такой ситуации никто не пил. Вот и друг терпел, накачиваясь кофеином.

— Это там, где мы пару дней назад смотрели? — уточнил Богдан, по правде сказать, думая вообще о другом.

Они с Юлей сегодня снова поцапались… Точнее, тут уже он виноват был: наехал на нее, когда застукал на кухне с этим ее придурком. Сидели, тесно прижавшись, шушукались о чем-то так, что как лбами не стукнулись? Ну Дана и рвануло… Блин! Сам понимал, что повел себя, как полный дебил! Но не смог вовремя дать по тормозам, будто сам подросток неуравновешенный. И прицепился к ней из-за мелочи… Взяла его чашку, чтобы чай сделать. Не разобрался, что сама из нее пила… Для Юльки не жалко и любимую чашку, которую мать из Италии в порыве «родительской любви» прислала. Подумал, этому своему ухажеру…

Наорали друг на друга так, будто два смертельных врага, ей-богу. Словно у обоих планка какая-то падала при виде друг друга, за глупые слова цеплялись. И он же старше, мог пригасить… А вместо этого только сильнее раскручивал спираль их дурной ссоры.

Так, что даже Виталий тот смотрел на них оторопев.

Паршиво вышло, в общем. Особенно потому, что, немного остыв, Дан не мог себе не признать, что львиная доля его бешенства и злости вовсе не в чашке той греб**ной скрыто, а в ревности. Банальной, казалось бы, только ему в грудь как раскаленный прут всунули между ребер, когда их склоненные друг к другу головы увидел!

Пришлось по итогу сказать, что не прав. И на гонки их типа «пригласить», как извинение, все отнекивался до этого. Хотя не факт, что присутствие Юльки ему в заезде поможет, скорее, отвлекать станет так, что мама не горюй…

Он рядом с ней себя вообще не узнавал. И что с ним творится — разобраться не получалось, по ходу.

Потому ли психанул и Марину набрал, договорившись о встрече перед гонкой? Наверное. Хотя уже сейчас эта идея казалась не самой удачной. Может, отменить? День и так паршивый. Одно хорошо, сможет Женьку обставить в их вечном соревновании в гонках. Конечно, бывало, и Дан вторым приезжал, но сегодня чувствовал, что удача на его стороне окажется.

Уставился в свой кофе, будто гадал там на гуще.

— Дан, ты меня слушаешь? — Генка, видно, устав ждать реакции, помахал у него перед носом пятерней.

— Слушаю, — вяло отмахнулся он, почему-то испытывая несвойственную апатию.

А ведь сколько думал про бизнес, сколько просчитывал и планировал, понимая, что только так сможет выйти из-под влияния отца, который ни в свою компанию его нормально не брал, ни с финансового поводка не отпускал. И вот же он — реальный шанс свое начать, та сфера, где отец никакого влияния не имеет. Казалось бы, из него энергия бить фонтаном должна… А Дан херней страдает, вот честно!

— Круто, — отставив свой кофе, растер затылок, попытался взбодриться и вернуть себе запал. — Реально удача, что ты смог договориться с ними об этом, мужик, — хлопнул друга по плечу с благодарностью. — Сможем тогда на следующей неделе начать. И я квартиру нашел, свалю, наконец, от своих…

— Уверен? — Генка смотрел с некоторой долей скепсиса.

Друг считал, что Дан зря пытается аж так самостоятельности добиться. Гену никто обеспечивать не торопился, родители особых взглядов придерживались. И порою Дану казалось, что друг немного злится, что батя Дана, несмотря на полное неодобрение стиля жизни сына, без всяких условий деньги ему дает. Генка не понимал, с чего Богдан бесится, пытаясь в семейном деле участвовать или свое раскрутить.

«Жил бы себе и не парился», иногда с сарказмом хмыкал он. А вот Дан так не мог. Ему допекало и раздражало. И себя проявить хотелось. Доказать, достичь, даже вопреки.

Однако, как только Дан придумал и рассчитал, как им с наименьшими рисками (не то чтобы без них в принципе реально было бизнес начать, тем более не с таким и существенным стартовым капиталом), и друг подключился мигом, не отнекивался. Так что Дан не злился на Гену.

— Уверен. Давно пора жить отдельно, — ухмыльнулся Дан и поднялся. — Ладно, Ген. Я пойду, у меня еще одно дело есть перед заездом. А завтра тогда все согласуем: как товар завезти и сайт прогоним, протестируем, что нам Тимур сделал, проверить надо, чтоб не обвалился, когда заказы пойдут.

— Хорошо, договорились. Иди, развлекайся, — ухмыльнулся Гена, кажется, догадавшись, что у его «дела» имелась грудь третьего размера и звались они «Марина». — До встречи на гонках. Я на тебя ставлю, как и обычно. Не подведи, — напомнил, подняв в воздух большой палец вверх.

Не столько, чтоб надавить, у них это как традиция, добрая примета: сказать такое, чтоб сложилось все нормально. Дан благодарно поднял ладонь в ответ и вышел из комнаты в общаге, которую Генка снимал на пару еще с одним типом. Друга семья давно «попросила» из гнезда, считая, что так и куется характер мужика, вот тот и крутился, как мог и умел.

Прошлое, через два дня после «Пролог 1»

Богдан рухнул на кровать поверх одеяла, ощущая себя выжатым до капли, и опустошенно уставился в потолок родной спальни. Вроде каждую трещинку, полоску и вдавление штукатурки на гипсокартоне знает, а ощущение, что в совершенно чужом доме. И в чужом мире, если уж на то пошло…

Эти двое суток перевернули все в его сознании и голове. И Дан еще даже приблизительно не осмыслил всего, что произошло. Пытался на ногах устоять и не дать поглотить себя случившемуся. Впрочем, и сутки в следственном изоляторе не особо способствовали размышлениям… Никогда не думал, что может испытывать такой шок, но было похоже, что внутри его мозгов сейчас происходила некая глобальная переоценка всего, а Дан пока еще не поспевал за этим, буксовал, застыв в том мгновении, когда увидел на промерзшем асфальте человека, сбитого его машиной…

— Дан? Можно? — в дверь тихо постучала и также негромко окликнула его Юля.

Караулила, что ли? Ведь два часа ночи, чего не спит?

Его ждала? Неужели две ночи на стреме?

Блин! А как же он хотел увидеть ее эти две суток, до озноба…

— Можно, — выдохнул он, как-то тяжело сев на кровати. Поднял голову, глянув на застывшую у входа девчонку.

Молчат оба. Смотрят… У Дана слов нет просто, растерял все: и слова, и уверенность, и всякое понимание жизни. А у Юльки, по глазам же видно, куча вопросов, только она их задать боится. Ему же этот страх ее, как ножом по горлу внезапно, самому больно, и успокоить ее нужно так сильно, что невмоготу.

— Не бойся, малая, уладили вроде… Мужик живой, пострадал не очень сильно, перелом бедренной кости, сотрясение. Его прооперировали, в сознание уже пришел, поговорили… Заявление писать не будет. Ну и меня, видишь, отпустили, — как-то так, все еще будто не о себе рассказывая, кратко изложил Дан, глядя себе под ноги.

Стыдно было. И перед ней отчего-то особенно.

Не так, как перед тем человеком, которого сбил. Первым делом его отец из СИЗО отвез в больницу: и чтоб извинился Богдан, и чтоб в полной мере осознал, куда катится и к чему его образ жизни и отношение к реальности привести могут.

Что тут сказать, Дана проняло. Несмотря на то, что мужик, разрешивший его «Михалычем» называть, особо не упрекал и не ругался, не обвинял… Единственное, казалось, чему был не рад, так это уровню медобслуживания, обеспеченного отцом Дана, и тому, что Михалыча, собственно, не просто подлатали тут же, но и на ноги обещали поставить очень быстро. Неудивительно, клиника же одна из лучших. А отец врачам по максимуму все сделать велел. Счета Дану оплачивать придется, конечно, такое условие поставил отец, взявшись помогать. И с этим будет огромный напряг, даже в своем оглушенном состоянии он понимал. Но все же так точно куда лучше, чем предстать перед судом за непредумышленное убийство, а всю жизнь потом жить с подобной виной на душе…