Карие глаза его искрились, хотя солнце совсем не касалось их.

Я вздохнула. Запрокинула голову и уставилась на крышу. На самом деле желание пожаловаться часто посещало меня. Но я отмахивалась от него, старалась заглушить, считая, что не имею права на жалобы. Как, живя в тепле и сытости, я могу быть недовольна своим положением? Разве это не делает меня ужасным человеком?

— Глупости, — сказал Тау. — Ведь для человека его личные проблемы всегда трагедии, какими бы в сущности незначительными они ни были. Все мы эгоисты. Так почему бы не жаловаться, если от этого становится легче?

Прочёл ли он мои мысли, или я, не заметив, сама озвучила их? Вроде бы Тау смотрел на меня, но я никак не могла поймать его взгляд.

— Всё будет хорошо.

Слова полоснули по сердцу. Я скривилась и опустила голову, вжалась в перила. Тишина забилась в уши. С каких пор эта фраза стала причинять мне боль? Почему она больше не успокаивает? Неужели я так часто повторяла её, что успела привыкнуть?

Могут ли мои надежды никогда не оправдаться?

Скрипнули доски — Тау встал на ноги и отряхнул джинсы. Бинокль снова мелькнул в его руке. Я подняла глаза, почувствовала ветерок на щеках. Мысли рассеялись.

— Что такое ты там высматриваешь?

— Птиц, — ответил Тау, не отрываясь от бинокля.

— Здесь можно увидеть кого-то, кроме воробьёв?

— Конечно! Зачем, по-твоему, здесь стоит эта вышка? Она, между прочим, орнитологическая. Хочешь сама посмотреть? Могу ещё научить тебя различать птичьи песни.

— Я их знала раньше. Учила в универе на практике.

— А-а, так ты тоже будущий биолог?

— Наверное.

Тау глянул на меня и сощурился. Задумчиво постучал пальцами по биноклю.

— Моё предложение показать птиц ещё открыто.

— Может, в другой раз.

С удивлением я обнаружила, что дышу полной грудью. Обруч исчез. Сердце билось ровно.

«Всего две недели, — произнёс голос. — Ты выдержишь этот срок?»

— Да, — ответила я одними губами.

Лайонел ушёл.

Он не взял с собой никаких вещей. Я подумала, так он хотел оставить больше воспоминаний о себе. Однако на утро после отбытия в его квартире случился пожар, а позже выяснилось, что загородный дом тоже сгорел. Причины возгораний остались неизвестными, и по городу быстро разнеслись слухи о том, что это было делом рук завистников или врагов Лайонела. Хотя прежде никто и не предполагал, что у него есть недоброжелатели. Мне же начало казаться, что за пожарами стоял сам Лайонел. Словно бы он пытался стереть из этого мира собственное существование.

— Тоже мне трагедия, — фыркала Франтишка. — Невелика потеря.

— Злишься, что он ушёл без тебя? — спросил Кир, помешивая кофе.

— Пф-ф, да пусть катится ко всем чертям! После всего я бы ни за какие деньги не пошла с ним вместе.

— Что между вами случилось? — недоумевала я. — Ты так расстроена, потому что Лайонел не сказал о Приглашении заранее?

— Конечно, это расстраивает, но если бы у него были для этого нормальные причины! Я догадывалась, что вместе нам уйти не получится, и была готова к расставанию, была готова ждать здесь одна столько, сколько придётся, ради будущего воссоединения. Но он, этот подонок, заявил, что никогда не любил меня! Да кого он разыгрывает, как такое вообще можно говорить после года — года! — отношений, после стольких грёбаных признаний! Забудь всё, что было между нами — вот так возьму, мать твою, и забуду, подумаешь, любовь до гроба. Куда бы этот сукин сын ни попал, пусть в канаве подохнет с такими заявлениями.

Отдышавшись, Франтишка допила свой кофе и встала из-за стола.

— Я домой. Передайте Маричке, что у меня поднялась температура.

Так она и ушла, громко хлопнув дверью. И в агентстве имя Лайонела больше не звучало.

Мне казалось, у меня нет особых оснований грустить. Как и сказал Лайонел, я его почти не знала. И всё же чувствовала внутри странную пустоту. Даже подаренную им золотую заколку я больше не смела носить.

— Что тебя тяготит? — спросил Юлиан. Он выглянул из кухни, где был занят ужином.

— Ничего. — Охваченная неожиданной тоской, я сидела перед цветочными горшками и гладила листья. Пыль и рассеянный свет окутали их дымкой, точно туман.

— Не надо, я же вижу, что что-то не так. Не хочешь рассказывать?

Раздражение зудом рассыпалось по затылку и шее. Впервые я испытывала подобное из-за Юлиана, и потому открываться ему не хотелось вдвойне. Был бы на его месте Тау…

— Это правда ничего серьёзного. Всего по чуть-чуть, знаешь же, как это бывает.

— Знаю. — Он топтался на месте, подбирая слова. — Просто беспокоюсь. Когда вижу тебя грустной, думаю, что сам немного виноват в этом. Я ведь делаю всё возможное, чтобы твоё состояние поскорее улучшилось. Наверное, недостаточно стараюсь.

— Почему вдруг? Ты ведь говорил, что это нормально — грустить время от времени.

Юлиан опустил глаза.

— Ты права. Извини, не буду больше донимать.

Он вёл себя странно. Или же я просто стала замечать все эти странности. Чем больше я молчала, тем очевиднее они становились, заставляя меня окончательно запутаться в собственных чувствах к Юлиану. И хуже всего было сжимавшее моё сердце ощущение: что-то вот-вот случится.

Мария имела вид куда более серьёзный, чем обычно, а такое едва ли возможно было вообразить. Вопреки привычному порядку, в тот день она надела брюки и, попивая кофе, ждала нас на кухне. По удивительному стечению обстоятельств, я подъехала к агентству в ту же минуту, что и Кир с Петером.

— Не спешите раздеваться, — произнесла Мария, поднявшись из-за стола. — Мы отправляемся.

— Куда это? — удивился Кир.

— Смотреть дикую магию. Давайте, все на выход.

— А Фани? — спросил Петер.

— Поедем без неё. Она на дикую магию достаточно насмотрелась.

Озадаченные, мы сели в машину Марии, и Кир с облегчением выдохнул, узнав, что заправлять её не нужно. Отчего-то воздух был тяжёлым. Хотя у нас, очевидно, возникло множество вопросов, мы не торопились их озвучивать, и в салоне воцарилась выжидательная тишина. Мария же явно не собиралась ничего объяснять.

Первым не выдержал Петер.

— Всё-таки куда мы едем? Что значит «смотреть дикую магию»?

Мария не отрывала взгляда от дороги, и ни один мускул не дрогнул на её лице.

— На прошлой неделе в юго-восточном округе произошёл разрыв трубопровода и разлив магии. Девятнадцать человек погибли, ещё семьдесят два пострадали. Значительный участок леса стал мёртвой зоной. Вам будет полезно посмотреть, на что способна дикая магия. К тому же, она могла ещё остаться там в чистом виде.

— Мёртвая зона, — заметил Кир. — И нас туда пустят?

— Я получила разрешение на въезд, а также мне одобрили отказ от сопровождения. Поэтому нам никто не помешает.

— Что же такое ты хочешь нам показать?

— Ничего криминального, если тебя это волнует.

За чертой города Мария долго вела по магистрали, а затем свернула на узкую дорогу, терявшуюся за деревьями. Мы въехали в лес. Тёмный и сырой, казалось, он всё теснее обступал нас, нависал над крышей автомобиля, не спуская с него внимательных глаз. Колёса спотыкались о битый асфальт, и с каждой выбоиной сердце моё ухало. Мария сбавила скорость. Гнетущее предчувствие сдавило грудь.

Вскоре я завидела впереди пару служебных машин, припаркованных по краям дороги, и нас остановили сигнальным жезлом. Мария открыла окно и протянула бумаги двум подошедшим мужчинам. На их куртках поблёскивали знакомые мне серебряные эмблемы.

— Рыцари? — нахмурился Кир. — Они занимаются этим разливом?

— Тут ведь дикая магия замешана, а значит дело серьёзное, — сказал Петер.

— Верно. — Мария забрала бумаги и тронулась. — Рыцари специализируются на магической безопасности, не только на странниках. Конечно, они заведуют этим делом, всё-таки подобные катастрофы случаются нечасто.