— Меня исцелила моя же магия. Со дня перехода я ни разу не заболела, а любая рана на моём теле теперь заживает за считанные минуты, не оставляя шрама. Я обрела счастье здесь. И я восхваляла Владыку, как никто другой. Пока не получила Приглашение и не узнала правду. Рыцари не смогли убить меня. Потому они предложили мне выбор: стать объектом изучения или сотрудничать. Свободу я теряла в любом случае. Остальное, думаю, пояснять не нужно. Я обязалась служить Рыцарям до тех пор, пока моя жизнь не прервётся, а прервётся она после того, как иссякнет мой источник. Скоро это случится или нет, мне не ведомо.

— Двести лет, — ошеломлённо прошептал Петер и вдруг встрепенулся: — Не могут же тебя ждать ещё две сотни?

— Вполне могут, — Мария пожала плечами. — Наши источники очень богаты.

Петер растерялся и беспокойно заёрзал на стуле, едва держа себя в руках. Кир угрюмо смотрел в пол. Я перестала что-либо ощущать. Внутри всё смешалось в такую кашу, что ни мыслей, ни чувств было не разобрать.

— Можете идти, если хотите, — заговорила Мария. — Вам сейчас, должно быть, противно моё общество. Понимаю. Я полностью заслуживаю вашу ненависть.

— Неправда, — перебил Кир. — Никакой ненависти ты не заслуживаешь. У тебя ведь не было выбора. И ты никому не причинила вреда.

— Этого ты не знаешь.

— Мне достаточно того, что я знаю. Ты заботилась о нас и помогала, несмотря на риски. Разве можем мы после этого тебя ненавидеть?

Мария приоткрыла рот, но слова застряли у неё в горле. В выражении лица слились радость и огорчение. И мне стало ясно, что терзало её, вероятно, многие-многие годы. Почему она так упорно отвергала нас и почему таяла от нашей теплоты. Почему во всех бедах винила себя. Я хотела утешить её, но опасалась, что она не примет моего утешения, отмахнётся как от чего-то ненужного. И вместе тем, пусть я и понимала причины, мне было обидно, что она не доверилась нам раньше. В этой обиде эхом звучали воспоминания о Тау.

Я набрала в лёгкие побольше воздуха.

— Мария, — вырвалось из моих уст неприлично громко, — мне ещё нужно время, чтобы переварить твою историю, но будь уверена, я ни в коем случае не стану относится к тебе хуже. Кир правильно сказал, ты не сделала ничего плохого. И если… если тебе несложно, может, расскажешь нам немного о себе или о своём прошлом? Или хотя бы о прошлом агентства.

— О чём угодно, — поддержал Кир. — Мы с радостью послушаем.

Петер молча закивал головой.

Её взгляд метался с одно лица на другое, пока не остановился где-то посередине, над столом. Ресницы затрепетали, и веки тяжело опустились, а когда глаза вновь распахнулись, в них уже не было ни замешательства, ни печали. Смотря словно бы внутрь себя, Мария улыбнулась.

Она рассказывала, каких странников повстречала за свою жизнь, какой была Тьярна двести лет назад и как появилось агентство. Кем были её первые сотрудники, какими силами они обладали. Умиротворённая, почти счастливая, Мария напоминала добрую сказочницу, и я слушала с упоением, ловя каждое слово. Лишь бы сохранить эти истории в памяти.

Сколько же мы просидели в её светлой, ещё пахнувшей чистотой кухне? Моё забытьё развеяла внезапная тишина: Мария оборвала рассказ и встала заварить свежего чая. За окном валил снег. Крупные хлопья падали по ту сторону стекла, но, казалось, сквозь крышу и потолок проникали в кухню и оседали мне на плечи, сдавливали грудь.

— Что с нами будет теперь? — спросила я.

Мария сняла свистящий чайник с плиты.

— Не волнуйся, я не позволю Рыцарям поймать вас. Есть как минимум два способа сбежать.

— И много кому ты… — начал Кир, но она перебила.

— Нескольким людям я помогла ещё до появления агентства, но из моих сотрудников ты фактически первый, кому я рассказала.

— Фактически? И кто был до меня, Бертран?

— Нет, он узнал от кого-то другого. — Мария наполнила чашки и, сев, облокотилась о столешницу. — Лайонел, — печально вымолвила она. — Лайонел, можно сказать, выпытал у меня правду. Я до последнего сопротивлялась, но он почти обо всём догадался сам.

— Почему же, — встревоженно спросил Петер, — почему же тогда он принял Приглашение?

Мария покачала головой.

— По сей день я мучаюсь этим же вопросом.

Петер крутил в дрожащих пальцах чайную ложку, и она, то и дело выскальзывая, звонко стучала о стол.

— Это ведь не потому, что другого выхода не было? В смысле, иначе, как вернуться в наш мир, от Рыцарей не спрятаться?

— Я уже говорила, альтернатива есть. Бертран сбежал с моей помощью, и мы запутали след так, чтобы Рыцари никогда на него не вышли. Однако такой способ не гарантирует стопроцентной безопасности, в отличие от возвращения в наш мир.

— Но ты не вернулась, — заметила я, — до сих пор.

Мария посмотрела на меня с горькой иронией.

— И как ты это представляешь? С моего перехода прошло двести лет, куда мне возвращаться? — Насмешка исчезла с её лица. — Когда я узнала о такой возможности, то не согласилась расстаться со здоровым телом. А когда передумала, было уже поздно. Я умру здесь, иного пути нет. Но если вы пожелаете вернуться, я расскажу как.

Мы затихли. Никто не решался заговорить первым, словно боясь повлиять на ответы остальных. Стало душно.

— Я хочу, — неуверенно начал Кир, — но пока не могу. У меня договорённость с Рыцарями. И я не брошу Петера здесь одного.

— Это страшно, — сказал тот, снова закрутив ложку в руке. — Мне было страшно даже приезжать в этот район, просто потому что однажды Лайонел с Фани привезли меня сюда… к врачу. А в нашем мире… Не хочу даже представлять, что может ждать там. Не знаю. Пока я ничего не знаю.

Взгляды обратились на меня. Под их немым давлением мои сомнения лишь крепли, путали мысли и приводили чувства в смятение. Обстоятельства. Так много обстоятельств мешали мне сделать выбор.

— Что насчёт тебя, Марта?

Снег лепил в окно. Казалось, скоро он засыпет дом до самой крыши. Я вообразила, как он проламывает стекло и заполняет собой кухню, наметает сугробы под потолок, укутывает меня и усыпляет. Вот бы проснуться и узнать, что выбирать уже ничего не нужно. Что всё разрешилось само. Но снег беспомощно прилипал к стеклу и медленно таял. Я вдохнула, собрала остатки воли и ответила:

— Мне надо подумать.

В потолочное окошко лился утренний свет. Прикрыв глаза ладонью, я смотрела вверх, на ясное небо. Воздух в комнате выстудило, и мне едва ли было тепло под ещё мягким весенним солнцем. С улицы доносился приглушённый стенами гул. Казалось, все мои чувства ослабли, и даже свет, от которого я берегла глаза, слепил как будто не по-настоящему. Но настоящими были воспоминания. Яркими картинами они вспыхивали перед внутренним взором и сменяли друг друга, точно в калейдоскопе — разные, но собранные из одних и тех же осколков.

Я вытянула руку. На полу пролегла широкая тень. Этой рукой я рисовала, этой рукой творила чудеса. Оставила ли я неизгладимый след на чужой земле? Если так, значит часть меня всегда будет жить здесь. Вместе с памятью о тех, кто однажды пришёл или ещё только придёт в этот мир.

— Марта?

Я обернулась, но за спиной никого не было. Померещилось? Сердце наполнилось тягучей тоской.

Как и всякому страннику, мне настало время уйти.

В последний раз окинув взглядом спальню, я зашагала вниз по скрипучей лестнице.

Они посетили меня в начале апреля. Молодая листва ещё не раскрылась, и сквозь кроны деревьев, что заслоняли окно, я наблюдала за проезжающими мимо автомобилями. Когда их тёмно-синяя машина въехала во двор, я отступила в глубь комнаты и, медленно дыша, успокоила сердцебиение. Через пару минут в дверь позвонили.

— Ах, госпожа Овертон! Давно мы с вами не виделись.

Рей был веселее обычного. Лёгкий румянец придавал его лицу несерьёзное, почти доброе выражение, и я расслабилась, чего делать в присутствии рыцарей не стоило. Он вошёл, не дожидаясь приглашения, и с любопытством осмотрелся. Следом порог переступила Рут. Она мельком глянула на меня, но ничего не сказала.