Он шустро выхватывает из моей руки нож, убирает куда-то в недра мешковатой одежды и достает из-за пояса короткий кинжал, бережно передавая мне.

Достаю наполовину из ножен, рассматривая. В слабом свете я вижу темную гладкую рукоять, слегка изогнутое лезвие. Никаких украшений или драгоценных камней. Пожалуй, будет получше моего ножа, хоть обмен мне и кажется странным.

Я искренне благодарю, пристраивая его на своем поясе. Дверг кладет руку на мою, привлекая внимание.

— Береги, он тебе пригодится, — он пристально на меня смотрит и кивает в другой конец пещеры. — Выход там, у дуба иди налево.

— У какого ду… — я смотрю в ту сторону, а когда поворачиваюсь обратно, дверга уже нет.

Как нет и хода, через который мы пришли. Провожу рукой по шероховатому камню — твердый. Сияние начинает затихать и, сказав еще раз спасибо в стену, тороплюсь выбраться наружу.

Морозный ночной воздух опьяняет и покалывает лицо. Боги, как же хорошо. Несколько минут я просто стою и с удовольствием дышу, пока не начинает мерзнуть нос.

Позади меня темнота гор, впереди — темнота леса. Сквозь бешено летящие по небу облака пробивается лунный свет. Поднялся сильный ветер, а значит есть вероятность, что к утру все это сдует.

Дуб обнаруживается сразу, мимо такого огромного дерева не пройдет даже такой, как я. Я отличу разве что елку от березы. Остальные деревья для меня просто… деревья. Но дуб возвышается над верхушками елок и прочей растительности, раскинув толстые ветви во все стороны.

Налево нет никакой тропы, но направления легко придерживаться, ориентируясь на громады скал и периодически показывающуюся низкую луну. Я стараюсь идти очень медленно и осторожно, не поднимая шума.

Делянку я замечаю издалека. Теплый живой свет маяком полыхает среди леса, его зарево видно задолго до того, как я подбираюсь ближе. Последние десятки метров я крадусь, прижимаясь к стволам деревьев и земле.

Для начала нужно понять, тут ли императорская дочь и сколько людей ее охраняют. А потом… Хтонь, потом надо выбираться к поселению, оно где-то в паре километров на юг. А там уже соображать, помогут ли мне или тут все заодно.

Длинный дом из неотесанных грубых бревен стоит на расчищенной поляне. Широкое крыльцо с фонарями, пара занавешенных окон, откуда тоже виден свет. И большой костер перед ним.

Из трубы на крыше валит дым, а сбоку под навесом поленница. Сначала она привлекает мое внимание, потому что там, в огромном пне, воткнут топор.

У огня двое здоровяков. Они сидят на бревне, в руках кружки, на плечи наброшены дутые куртки, подбитые мехом. Лица и позы расслабленные, они смотрят прямо в костер, тихо о чем-то разговаривая.

А значит меня, крадущегося за пределами света, не увидят. Кинжал это, безусловно, очень хорошо. Но вот вот топор с длинной ручкой еще лучше. Ближнего боя с такими амбалами лучше избегать.

Кажется, новое оружие я добываю полчаса, не меньше. Двигаясь буквально по сантиметру в минуту, я крайне осторожно обхожу уложенные поленья. Задеть их хоть пальцем и вся конспирация к демонам.

Чтобы достать топор, дожидаюсь громкого треска костра, который заглушает все другие звуки. Расшатываю крепко засевшее лезвие и под «выстрел» дерева резко выдергиваю, замирая.

Сидящие ко мне спиной северяне не оборачиваются, а я подкрадываюсь к дому сбоку, ища другие окна. Надо убедиться, что Разумовская внутри. Вдруг это безобидные лесорубы, а я на них с их же топором… Неудобно получится.

Вроде внутри слышны голоса, но сейчас треск огня больше мешает, чем помогает. Самое ближайшее ко мне окно тоже занавешено и там темно. Я прислоняю ухо к холодному стеклу, минуту вслушиваясь.

Решаю обойти поляну и попробовать подобраться к дому с другого края. И, обходя поленницу, направляясь в лес, слышу крик.

— Нет! — чистый высокий голос Ольги прорезает тишину.

Сидящие у костра подскакивают, оборачиваясь. И замечают меня. Между нами всего пара метров, которые кажутся мне километром.

Я бросаюсь вперед, перехватывая топор обеими руками и игнорируя резкую боль в плече. Северяне теряются на долю секунды, но тут же разбегаются в разные стороны. Один кидается в сторону леса, второй на меня.

Резко ухожу в сторону, обухом сбивая амбала с ног, как кеглю. Бью не в кость, но со всей дури. Он падает, задыхаясь от боли, раскрывает рот. Я моментально отпускаю оружие и боковой удар в челюсть усиливается его собственным весом. Голова откидывается и парень падает на землю уже без сознания.

С этим мне повезло, вынести с одного удара, а вот второго еще догнать нужно. За подмогой он побежал или нет, оставлять за спиной его нельзя.

Я бегу так быстро, что забываю дышать и легкие разрываются. Но моя цель ясно видна. С северянина слетела куртка и его белая рубашка пятном мелькает впереди среди деревьев.

Он виляет, пытается укрыться за мощными стволами, но слышит, что я догоняю и резко разворачивается мне навстречу. Этот еще здоровее первого, топор так и остался на земле, но убивать никого я и не хочу.

Я даже не пытаюсь затормозить, просто сношу его и мы вместе улетаем в дерево. От удара что-то хрустит, его кулак попадает мне по уху, оглушая. Я отвожу левое плечо в сторону, защищая и подвожу правую руку снизу, впечатывая здоровяка затылком в ствол.

Челюсть клацает и, судя по крови, прилетающей мне в лицо, он откусывает себе язык. Но это его не отрубает, хоть и сильно дезориентирует.

Вцепляюсь в его голову обеими руками, вбивая в крепкое дерево. С третьего удара его глаза мутнеют и закатываются, он начинает оседать на землю, булькая. Хтонь! Поворачиваю его голову на бок, прислоняя к стволу.

Вздох, сожаления к демонам и я уже мчусь назад, к пляшущей светом поляне.

Первый по-прежнему на земле, дверь закрыта, значит либо нас не слышали, либо решили не высовываться. Но крик Разумовской все так же стоит в ушах и я, уже не таясь, взбегаю по широким ступеням.

Я врываюсь в дом, просто прорубая себе путь. Кажется, разношу дверь в щепки, не теряя времени, чтобы проверить заперта она или нет.

Меня обдает теплом и немного ослепляет десятком горящих свечей. Но, даже быстро проморгавшись, своим глазам мне поверить сложно.

Картина, представшая передо мной не столько сюрреалистичная, сколько совершенно неожиданная.

Небольшая комната вся уставлена свечами, у правой стенки печь, полыхающая жаром и уютно потрескивающая дровами. Посередине стоит массивный стол. Поверхность заставленная кружками, стаканами и тарелками так, словно тут прошла знатная пирушка.

С одного краю дремлет, опустив руки на голову, здоровяк, а с другого сидит второй.

А императорская дочь устроилась прямо на столешнице, подобрав под себя одну ногу и заплетает северянину косичку в бороде. Косичку, лять!

— Игорь? — поворачивается она и удивленно хлопает пушистыми ресницами.

— Какого… — только и успеваю пробормотать я.

Бугай порывается вскочить на ноги, рука его уже тянется к полену, лежащему рядом, но тут Ольга, чуть нахмурившись, хватает его за эту самую косичку, подхватывая и остальную бороду, и со всей силы бьет головой о стол.

Посуда звенит и подпрыгивает, тарелка, стоящая у края, падает на пол и разбивается. Северянин сползает с лавки, заваливаясь назад. Второй пытается поднять голову с рук, издав недовольный стон. Разумовская подскакивает и поленом добивает его, отправляя обратно в царство снов.

Я так и стою с топором в дверях, ошарашенно за этим наблюдая. Принцесса сдувает выбившийся локон с лица, с улыбкой оглядывается и взгляд ее карих глаз обращается ко мне.

— Ты как тут оказался?

Мимо, мать твою, императрицу, проходил!

— Что происходит? — я настороженно перевожу взгляд с одного лесоруба на второго.

— Нууу… — девушка разводит руки в стороны и вздрагивает. — Там, на улице, еще двое, они…

— Готовы, — наконец опускаю топор и выдыхаю, спохватываясь: — Ты в порядке? Кто они? Как ты тут оказалась?