Внезапно, печень действительно подошла. Вот только не из-за получаемой через нее внутренней энергии (в этом Саргон все еще оставался на диво плох), сколько в качестве естественного фильтра организма. Прогон сквозь неё своей ядовитой (скорее, ядовитенькой) Ци давал чистую, рафинированную энергию совершенно нейтрального спектра. Пожалуй, такой прозрачной она не была даже с начала его попадания в тело. Разница словно между грязной, заболоченной речушкой и дистиллированной водой.

Разумеется, даром такая приятная неожиданность не прошла. Печень кололо, каналы жгло, периодически приходилось сплевывать кровь или стоять на коленях в приступах рвоты. Однако ничего действительно опасного он не чувствовал: так, легкое недомогание как плата за нецелевое расходование ресурсов организма. Злоупотреблять не стоит, но умеренные тренировки только пойдут на пользу.

Из полученной энергии оказалось на диво легко выделить силу Богини Чанъэ. В отличие от Нингаль, она казалась легкой и послушной, без проблем синтезировалось организмом, пусть и с "конским" ценником, а также не требовала никаких особых усилий. Эта энергия ощущалась естественно, как будто он пользовался ей все свою сознательную жизнь. Повлияло ли на ее освоение мастерство самого практика, его путешествие на край ночи, либо же дело в самой сути Богини? Саргон не знал. Да и не хотел пока знать. Или хоть как-то привлекать внимание Чанъэ. Все же с ночными горшками и обращением одновременно к двум Богиням-антагонисткам он действительно перегнул палку. Стоило быть немного осторожнее. А то в следующее полнолуние в ночной горшок превратится он сам.

Для следующего этапа очень пригодились прошлые жертвы экспериментов. Следы его надругательств над трупами все еще оставались на виду и исчезать никуда не думали. Поэтому Саргону показалось хорошей идеей попытаться их свести. Увы, все, что он мог сделать — это отбелить наименее пострадавшие кости. Зато в процессе выяснилась парочка интересных вещей.

Во-первых, нейтральная энергия, отфильтрованная печенью, служила чем-то вроде контрастного вещества: с ее помощью можно было рассмотреть энергетическую систему у тел (в очень общих чертах), а также почувствовать инородные тела. Удивительно, но у трупов они точно также имелись в наличии. В основном, стандартные шлаки и токсины, но были и следы пораженных органов, разрывы, а также другие последствия насильственной смерти.

Во-вторых, если сначала пустить фильтрованную из печени "нейтралку", а затем в конце подать силу Чанъэ, причем сцепленную с первой, то такая смесь автоматически начинала удалять вредные элементы. Эдакий антивирус со встроенном поисковиком. Правда, полученная смесь ежа с ужом не хотела следовать указаниям своего хозяина, и тот терял весь свой контроль с момента попадания Ци в чужой организм. Его просто отсекало от энергии и все.

А потерявшая управление Ци начинала очищать весь организм без разбора, при этом забирая его ресурсы. Тела высыхали, кости приобретали хрупкость и начинали крошиться, лысый труп ежа вырастил иголки и рассыпался в прах под своей "шубой". Очень топорная и негибкая сила, однако именно она могла помочь Юншэну. К сожалению или счастью, но у того просто не осталось никаких полезных веществ или собственной энергии, которая могла сгореть "за компанию" со скверной. А телесную энергию можно влить извне, с помощью эликсиров или трав. Именно так помогли аристократу-Юлвею.

На волне своего энтузиазма, Саргон и не заметил, как утомительная физическая работа грузчиком-осквернителем могил подошла к концу. Акургаль дал им передохнуть немного, затем слегка поправил мелкие недочеты в зловонной куче трупов, покивал, и погнал отряд строиться вдоль стены.

— Бойцы! — Прогремел он в несвойственном ему воодушевлении, — Поздравляю вас с удивительной, великой победой над самым тяжелым противником на моей памяти! Наш отряд…

"Нет, речи десятник читать не умеет. Пафос еще ладно, однако эта атмосфера благодарности пионеров за хорошо проведенный субботник и его постоянные заикания утомляют. Блин! Еще и иголки эти через пояс колят. Может не надо было забирать их у бедного ежа? Ну уж! Может мне и зубы от лопнувшей белки надо было оставить на дереве висеть? Иногда как подумаю ересь всякую…"

— …И от всего сердца говорю вам: служите дальше на благо нашей родины также, как служили ей сегодня! И вы выйдете отсюда не нищими голодранцами, а культиваторами!!!

— ДА-А-А! — Загорелся под конец народ.

— А сейчас приступаем к дележу трофеев, — Моментально переключился десятник на сухой, канцелярский тон, однако это не помогло. Энтузиазм его подопечных возрос еще больше, чем от пламенных патриотичных речей.

"Эх, ничего-то ты не понимаешь. Чтобы патриотизма стало много, нужно запретить что-нибудь ненужное. Демонов, там, цветы сажать, китайскую оперу, где словно кошку за хвост раскручивают, мужиков по заднице шлепать. Вот тогда заживем! А тут… Пряник без кнута сохнет и облупливается".

— А ну отошел от моего халата!

— Куда ты руки свои тянешь, паскуда?

— А-А-А-А-А, НЕ ОТДАМ, ЭТО МОЙ ШЕЛКОВЫЙ РЕМЕШОК!!!

С момента объявления Акургаля прошло немногим более двух минут, однако спаянный, дружный отряд уже превратился в орущих, галдящих рвачей и крохоборов. Они визжали, царапались, кусались, рвали вещи из рук, отпинывали конкурентов на очередной никому не нужный хлам, в общем вели себя самым неприглядным образом.

— Щас станешь короче на голову! — Басил Камей и тянул на себя светлый, серо-голубой халат с вышивкой и деревянными вставками, — У тебя уже есть похожий, жадный ты вырожденец!

— Тупой варвар, ты даже не знаешь, как его правильно надевать. Иди разбрасывай навоз перед своей хибарой, деревенщина! — Пыхтел Юлвей с другой стороны рукава.

— Я бандит, а не крестьянин! Навоз разбрасывали хлюпики и слабосилки, когда в ужасе ползали передо мной на карачках!

— Так почувствуй себя на их месте! — Юлвей дернул настолько сильно, что его оппонент опрокинулся навзничь и все же отпустил ничуть не пострадавший от такого варварства элемент одежды.

— Наконец-то сменная одежда, — С глупой улыбкой провозгласил Юлвей за секунду до подлого удара локтем по самому уязвимому месту мужчины.

— Зачем тебе женские украшения? Отдай мне, я поменяю выгоднее, прибыль пополам, — Ма пытался вытрясти из Каня набор женских заколок. Тот не давался.

— Ты ими будешь замки вскрывать, кандальник клятый. Чтоб у тебя руки отсохли, ворюга, — Верещал Кань и норовил пнуть обидчика по колену или с силой наступить на пальцы. Тот ловко уворачивался, однако все никак не мог вырвать вожделенные украшения из рук мальчишки. Кань периодически бросал взгляды на отца. Вот только сам Вань в этот момент азартно спорил с Уру насчет принадлежности пластины с чьей-то божественной эмблемой. Причем настолько азартно, что уже брызгал слюной во все стороны, а его оппонент голосил как базарная торговка, перекрывая всех остальных.

— Не толкай!

— Сам не толкай!

— Я щас это копью засуну тебе прямо…

— О, это же метка клана Лиственниц, они исчезли больше семидесяти лет…

— Заткнись, старый пердун, не сбивай меня с мысли.

— Мысль как повозка, по оврагам и буеракам не скачет!

— Это кто тут буерака?!

— О, милосердная Гуань Инь…

— Богохульство!

— Нет!!!

— Тупого чинуши ответ!

— Я хотя бы считать умею не только на пальцах!

— Или ты отпустишь этот халат, или я отпущу твою душу прямо в Чертоги!

— Я щас тебе… Эй, верни пояс, мелкий паразит! И колечко положи, где взял! Чтоб тебя демоны…

Саргон стоял, и, впервые за все время попадания, не мог найти слов. Творящаяся прямо у него на глазах вакханалия ввергла его в ступор. Визжащие, грызущиеся между собой соратники, которые, как в детском саду, пытались перетянуть вещи друг у друга или отвесить исподтишка подзатыльник… Они плевались, орали, дрались, дергали друг друга за волосы, ползали караморой вокруг трофеев. В целом, такое поведение до боли напоминало ему наглых макак в Юго-Восточной Азии. С одним отличием: с макакой можно не церемониться, ведь она не пойдет с ним в следующий бой. А так — один в один. Однако добил его невозмутимый вид Акургаля.