Если Виктор тоже потеряет людей, как это сделал Рулан…

Я быстро выбрасываю эту мысль из головы и начинаю поднимать Липовского на спину. Он такой легкий, поэтому держу без особых усилий. Но поскольку он без сознания, он начинает наклоняться в сторону, поэтому я использую ремень его винтовки, чтобы прикрепить его руки к своей шее.

Он стонет, когда я надавливаю на его рану.

Без шуток, он действительно стонет. Звук тоже мягкий, как будто...

Я прищуриваюсь, глядя на его бесчувственное лицо, но не обращаю на это внимания.

Убедившись, что путь свободен, я использую деревья в качестве маскировки и приближаюсь на дюйм к месту сбора. Я ожидаю найти там остальных, так как вертолету уже почти пора забирать нас, но там никого нет. Я еще раз проверяю свои часы, оставаясь скрытым за деревьями.

Звук приближающегося вертолета достигает моих ушей, но я все еще не покидаю своего места. Во всей этой операции есть что-то подозрительное, и поскольку Виктор более подозрителен, чем я, он также не будет доверять вертолету.

Вертолет медленно и осторожно спускается, как будто сам пилот чувствует, какой мрак навеяла на помещение миссия. Я не бросаюсь к нему, ожидая, пока он первым коснется снега. Затем, как только он окажется достаточно близко, чтобы приземлиться....

БУМ!

Я бросаю Липовского на землю и накрываю его своим телом, пока огонь пожирает вертолет и тех, кто был в нем.

Бля. Черт!

Несколько осколков попали мне в спину и ногу. Первый вонзается в мой жилет, но второй режет мою плоть. Я стону, но не жду. Моя рана незначительна, и я могу ходить без проблем. Я практически тащу Липовского, затем несу его на спине и бегу по заснеженному лесу.

Виктор найдет выход для себя и других. Это то, что он делает лучше всего, и я верю, что он вернет остальных моих людей живыми. Что бы ни случилось, это игра на выживание для всех нас. И хотя я предпочитаю сам вести свою команду в безопасное место, обстоятельства не позволяют этого сделать.

Чтобы спасти команду, мне пришлось бы оставить человека позади, а это просто не в моих правилах. После двадцати минут бега я нахожусь достаточно далеко от места операции, чтобы остановиться и обдумать возможный план.

У меня мало вариантов, учитывая, что у меня нет транспорта, наушник все еще не работает, несмотря на мои многочисленные попытки, а до ближайшей больницы не меньше восьми часов без остановок. Липовский не сможет продержаться так долго. Черт возьми, даже эти двадцать минут сверх того времени, что он был без сознания, это большая натяжка.

Ему становится все жарче, его губы синеют, и ему скоро понадобится неотложная помощь.

Во время нашей первоначальной разведки местности мы обнаружили несколько деревень рядом со складом, который повстанцы использовали для своих припасов. Именно так нам удалось обнаружить их в первую очередь.

Тридцать минут езды на машине равны полутора часам ходьбы. Или часовая пробежка. Учитывая, что я несу дополнительный вес и двигаюсь по сильному снегопаду, это могло быть и больше. Час, это слишком долго для него, но у меня нет другого выбора. Либо так, либо я оставляю его умирать.

Я кладу его на землю и снимаю свой жилет, затем его и закапываю их в снег. Не самый безопасный выбор, но самый разумный. Если мы будем легче, я смогу бежать быстрее.

Мне требуется ровно один час и три минуты, чтобы увидеть признаки деревни. Мне пришлось отключить наш с Липовским GPS, чтобы меня не выследил тот, кто саботировал мою миссию.

Теперь самое сложное, войти в довольно мирную деревню, полную стариков, неся на руках раненого солдата. Они никогда не пропустят нас и не помогут нам. Деревенские жители, как правило, с опаской относятся к любым военным силам, особенно к тем, кто требует их помощи.

Поэтому я снимаю шлем и балаклаву, затем кладу Липовского под деревом на окраине. Холодно, но его кожа горячая на ощупь. Пот покрывает его, а губы стали бледно-голубыми.

— Я сейчас вернусь — я убираю волосы с его лица, и он бормочет какую-то тарабарщину.

Я оставляю его винтовку у него в руке, и он на удивление крепче сжимает ее, хотя это слабая хватка. Затем я закапываю свое оружие в снег. Сейчас раннее утро, так что народу вокруг немного. Однако я, скорее всего, привлеку к себе внимание. Несмотря на то, что я избавился от шлема и оружия, я все еще выгляжу как солдат.

Я крадусь вокруг нескольких домов, прежде чем, наконец, выбираю тот, у которого есть обширный двор и сарай, в котором висит одежда. Изучив обстановку, я перепрыгиваю через стену и пробираюсь к сараю. Я краду две сменные одежды и даже нахожу пару зимних сапог на меху. Я заворачиваю их все в пальто большого размера, прикрепляю к спине и выхожу из дома сразу же, как открывается входная дверь.

Раздается тихий вскрик, но я уже ухожу оттуда.

Однажды я отплачу вам за это, леди.

Я спешу обратно туда, где оставил Липовского.

Он свернулся калачиком под деревом, его лицо бледно-бледное, в руке винтовка. Это плохо. На данный момент он на пределе своих физических возможностей. В мгновение ока я снимаю свою одежду и кладу ее на снег, затем надеваю брюки и кардиган, которые я украл, плюс пальто.

После того, как я закончу, я укладываю Липовского. Он снова стонет, звук слабее и едва слышен. Я колеблюсь, но только на секунду, прежде чем срываю с него рубашку, подставляя его, или, лучше сказать, ее бледную кожу холоду.

Как я и подозревал, грудь перевязана бинтом, и у него фигура женщины.

Я не знаю, почему она носит мужское имя или почему она прошла через все трудности, чтобы пойти в армию, но я знаю, что это достаточно важно, чтобы она пожертвовала ради этого своей гендерной идентичностью.

Или, может быть, она хочет быть «он», что имеет смысл, учитывая, как сильно она ненавидит быть слабой. Во всяком случае, ей удобнее, когда к ней обращаются на «он», но прямо сейчас ей действительно нужно быть «она». Единственный способ помочь этим жителям деревни - это подойти к ним как обычные люди.

Я снимаю бинты, останавливаясь, когда ее груди освобождаются. Они ни большие, ни маленькие. Они как раз того размера, за который можно ухватиться..

Сосредоточься.

Я надеваю на нее платье, затем делаю отверстие в том месте, где находится ее рана, и пропитываю его кровью. После того, как я доволен тем, как это выглядит, я снимаю с нее брюки, накрываю ее пальтом и надеваю сапоги на ее ноги. Они на размер великоваты, но сойдут. Мои останутся, так как они подходят к одежде, которую я взял для себя.

Закончив, я делаю паузу, пристально глядя на нее. Странно, что простая смена одежды может так сильно повлиять на то, как она выглядит.

После того, как я закапываю наши вещи, включая ее винтовку, в снег, я несу ее в свадебном стиле и отправляюсь в деревню. Она легкая, едва весомая в моих руках. Ее голова прислонена к моей груди, а ее безвольная окровавленная рука обвивает мою шею.

— Липовский, — зову я, пытаясь удержать ее в сознании.

— Александра... — шепчет она низким и ломким голосом.

Так это ее настоящее имя.

Александра.

Должен сказать, я разочарован отсутствием усилий при выборе мужского имени. Мужчина, который толкает тележку, полную овощей, останавливается, увидев меня, его старое лицо морщится от удивления.

— Что это…что происходит? — Он говорит на очень местном диалекте, который я едва понимаю.

— Моя жена... — я смягчаю свой голос и придаю ему печаль, играя роль в совершенстве. — Ее подстрелил солдат. Пожалуйста, помогите нам.

10

                   САША

Кровь капает со всех сторон вокруг меня.

В тишине звук усиливается до ужасающей громкости.

Тьма расширяется настолько, насколько может видеть мое зрение. Туман конденсируется и плавно плывет, смешиваясь с кровью, текущий подо мной и надо мной. Капля горячей жидкости падает мне на щеку, затем следует еще одна, и еще...