Всеобщая шумиха затихла, когда напудренный лакей, из высших слуг сэра Бадена ворвался на кухню и громким голосом, почти криком, сообщил, что у хозяина сегодня крайне скверное настроение и если все не будет идеально, то весь поварской состав вылетит на улицу, а мыши, что не скроются с его глаз, будут зарыты в лесу в лучшем случае мёртвыми.

Софи попыталась вспомнить, когда же у сэра Бадена было хорошее настроение, но не смогла вспомнить. Мама говорила, что раньше он был веселее. Но потом… Почему то изменилось резко. И никто в доме не знал почему. Кроме матери Софи. Она прекрасно знала, почему сэр Баден больше не заглядывал на кухню. Почему раньше он посылал за продуктами лакеев с поваром, а потом начал посылать её. Почему он игнорирует её существование. Ее и Софи. Что раньше он был добрее, но потом… Она чуть не сожгла рыбу, пока думала об этом, если бы один из поваров не вмешался. Рыба получилась зажаренее обычной. Мать Софи понадеялась, что старик не обратит на это внимание, хотя сама себе врала, ведь знала его привычки и как он относится к переменам. Чего только стоит его отказ от смены униформы слугам. Во всех окрестных домах, слуги ходили уже в более простых фраках и костюмах и лишь в доме сэра Бадена, из за слишком консервативных взглядов хозяина, слуги ходили накрахмаленные, в дурацких париках и узких костюмах прошлой эпохи.

Шеф-повар положил рыбу вместе с гарниром, в подаче ему не было равных. Далее последовали закуски. Мясной суп, который Баден вопреки правилам ел вторым, овощной салат, жаркое, солянка, разные закуски и две добрые бутылки коньяка. Слуги отнесли это все за стол, где на величественном золотом кресла восседал Баден. Типичный аристократ прошлой эпохи.

У него были глубоко посаженные глаза, которые с годами становились лишь глубже, а сейчас казалось, что Бадену можно сунуть руку в череп. Брови у него были густые, глаза тёмные и мёртвые, что дополняли образ черепа. На носу пенсне. У него были густые баки, которые безнадежно устарели. Дела Бадена вопреки его богатству шли из ряда вон плохо. Уже как 20 лет, 12 из последних были наиболее тяжёлые. С того самого дня… Баден был уверен, что тяжёлые мысли приближают его смерть. Неудачи в союзах, проигрыши в войне собачьей империи, потеря земли, ЕГО земли, долги. Все это навалилось на него. Из за этих мыслей он плохо спал, ворочался и из за недосыпа становился только злее. Его мышцы, некогда крепкие, ослабли, он становился стариком, и в ближайшем будущем мог одряхлеть. Хотя он сам себе ежедневно пытался доказать обратное, он уже в глубине души смирился со старостью. Нынешний король жаждал инноваций. Нового! Он не жаловал его, Бадена, хотя не мог отрицать его власти. Этот щенок не умел ценить старых вещей…

Как раз по середине этих темных размышлений сэру Бадену подали рыбу на позолоченную тарелку и он серебряной вилкой не глядя на блюдо, отломил себе кусочек, который чуть прожевав выплюнул.

— Рыба ПЕРЕЖАРЕНА! — прокричал он. Кричал он так отчаянно, что слуга побоялся, не умирает ли его хозяин. — ПЕРЕЖАРЕНА! — Уже яростнее прокричал он.

Он может потерпеть беспорядок в своей карьере. Но рыбу! То есть беспорядок в своей жизни дома, он не потерпит. Если повара настолько криворуки, то зачем он платит?

Слуга выбежал к нему с пузырьком слабого успокоительного, которое в последние года Сэр Баден часто принимал. Но хозяин дома вооружился вилкой и вколол её прямо в бицепс слуге. Пёс взвыл, да так громко, что все на кухне поняли, что грядёт шторм. Лакеи в ужасе разбежались кто куда, как испуганные голуби разлетаются в разные стороны. Хромая мышь, которая мыла полы уже в коридоре оказался крайним. Сэр Баден ослепительный яростью рефлекторно толкнул бедолагу с лестницы, что вела к кухне. Мышонок несколько раз ударился головой о ступени, чуть не сломав шею, затем его ведро и швабра прилетели в него следом и наконец сам сэр Баден наступил на хрупкие мышиные кости, сломав ему пару рёбер. Все это мышонок вытерпел, словно он был неживым. Чуть позже свои оттащили его в подвал, где мыши и жили.

На кухне тем временем творился хаос, услыхав злого Бадена ещё со столовой, повара и слуги начали прятаться кто куда. Мать Софи, двигаясь против потока, попыталась ее найти. Девочка затерялась в глубине тучных поваров и когда в коридоре раздались глухие удары ведра, мать поняла, что все плохо…

— Софи! — прокричала она. — Прячься немедля! Пожалуйста!

Софи была около шкафов с кастрюлями, и к ее счастью, половину из них пустовали после готовки. Она влезла в один из шкафчиков, когда местный кондитер в панике, попытался влезть в холодильник и закрылся там.

За дверью послышались тяжёлые шаги. Баден вынул из доспеха своего прапрадеда булаву, которой по семейному преданию он убил огромного огра. Мать Софи попыталась открыть шкаф. Два тощих поваренка уже его заняли и в панике закрыли дверь. Кондитер отказался открывать холодильник, не смотря на все ее просьбы. Не зная куда деться, она хотела побежать к двери и сбежать из дому, но побоялась за Софи.

Баден уже ослеп от ярости. Как бы он не понимал, что эта лишь рыба, его подсознание сытое плохой информацией жаждало крови. Тяжёлым ударом булавы он вдарил по двери, хотя она была открыта, и выбил её. Она упала и красный от гнева помидор Баден увидел лишь одну фигуру, которую ненавидел за всё и избегал много лет. Ведь эта мразь соблазнила его, в момент его горя и он… Он повёлся. Он никогда не скажет правду, что все было наоборот, ведь сам верил в обратное.

— Ты. — единственное, что он промотал сквозь зубы. Его пенсне упали на пол и разбились. Он посмотрел на них, как ребёнок смотрит на сломанную игрушку, прежде чем зареветь от горя.

Но Баден не заплакал. Лишь разозлился ещё чуточку больше. Софи приоткрыла дверцу шкафчика и видела это. Баден замахнулся булавой и ударил. Ее мама смогла увернуться, но Баден сломал стол на котором она резала овощи.

— Сука! — заорал он. И снова замахнулся. — Это все ты! Из за тебя! — он промазал и сшиб кастрюлю с мясным супом. — Ты соблазнила меня! Сука! Продажная шмара! — Мать Софи отбежала от него на другой конец кухни. Баден побежал следом, подняв булаву словно неандерталец дубину. Он снова промазал, сбив со стены плитку. А потом повернулся с красными от крови глаз и добавил — И родила эту девчонку бастарда!

— Соблазнила!? — ответила мать Софи. — Да ты сам на меня набросился старый козёл!

Баден остолбенел от такой наглости. Он поднял булаву и кинул её, словно игрушечную. Она угодила в каких-то десяти сантиметрах от матери одиночки, сбив развешанные поварешки. Баден схватил мясницкий нож, с которым чувствовал себя куда комфортнее.

— Что ты сказала!? ПОВТОРИ!? ЧТО ТЫ СКАЗАЛА! ДА ТЫ МОЯ ВЕЩЬ! — он прижал ее к стене и ударил ножом почти у ее щеки. — Ты всего лишь ВЕЩЬ! Как и все слуги в этом доме и почти все псы в этой стране!

— Н-нет… — промямлила она. Сделать Бадену она ничего уже не могла. Но терпеть это уже не хотела и была не в силах.

Глаза Бадена впервые за 12 лет снова стали живыми. Демонически живыми. Он взмахнул ножом. Мать Софи уже заплакала. Не потому, что боялась боли, она боялась за дочь. Но она услышала гулкий звук, вместо ожидаемой боли. Она открыла глаза. Баден был в какой-то странной сфере. Он бил кулаком и ножом о стенку, словно насекомое в банке, не в силах что то сделать. Как вдруг он остолбенел. Глаза его наполнились испугом и он повернулся вбок. Софи выбралась из шкафа. Она плакала, но держала щит, сама того не понимая. Мать Софи тоже к ней обернулась.

— Со… — все, что успела сказать она, перед тем как потеряла сознание от испуга.

Баден выронил нож. Они смотрели друг на друга впервые за 12 лет жизни девочки. Дочь и отец…

Это длилось пару минут, потом Софи ослабла, сняла щит и уснула.

Проснулась она на следующий день в карете. Рядом сидел пёс с железной рукой и в костюме. Агент Кёниг, ее будущий "куратор". Он был почти не отличался от нынешнего себя, но был чуть моложе. Они куда-то ехали. Кёниг погладил ее своей настоящей рукой и сказал, что все это ради ее блага. Софи ничего не ответила.