<...> Тем тверд ум пишется паче многих книг
И самех тех златокованных вериг,
И ничтоже помышляет, кроме господняго пребывания <... >
Еже бы паки и всем нам получити вечных благ,
Толко бы не запинал нам общий супостат наш и враг.
Во веки веков, аминь,
а ты от нас своего жалования не отринь.
Акростихиде конец стал,
а ум наш еще к тебе не престал;
и еще нам не достало писати,
чтобы нам против твоих вопросов ответ тебе давати.
И таковою виною яко бы нас охуждаеш,
и неразумию нашему всегда зазираеш.
Еще же о зазорех и поносех ваших во особом том нашем разумении, —
бывают бо многи вины и в недоумении;
и в том некому ничему на кого дивовати, —
подобает доброразсудным умом разсудити.
Аще у кого будет ум и смысл велик,
таковый причтен будет со избранными в лик.
И вы нас в таковых мерах туне поношаете
и в том грех души своей содеваете.
Сие же пишем тебе любве ради, не в брань,
да будет на тебе всегда божия длань.
И не вмени себе сего в досаду и во гнев, —
подобает говорити всякое дело разсмотрев.
Начнем же паки к твоему благоумию начертовати,
чтобы тебе праведне и изрядне разсуждати.
Несть бо дивно кому сего и не знати, —
всего божественнаго писания не изыскати!
Никто же несть солнце, всего мира не осияти,
такожде и божественнаго писания всего не перезнати.
Несть паки, несть муж, иже всему научен, —
бывает бо некогда и мудрый от простаго обличен.
Того ради не подобает никому своею премудростию превозноситися,
но достоит всякому до смерти учитися!
Аще кто похвалится вся ведети — сие лжет,
некогда же и срам самь на себе наведет.
Несть мощно силна кладезя ведром износити,
такожде и книжнаго разума во уме умне кому изучити.
Мнози убо премудри и философи в малости своей разум изрековают
и всякому нам хвалитися не повелевают.
Мы же, грешнии, аки пси от крупиц падающих от мудроумия их насыщаемся
и аки перстом краеви их учения касаемся,
и, елико мощно, по своей убозей силе розумеваем,
а в глубину или в высоту ити недоумеваем.
О прочем же великоименнем помолчим,
да не сами себе велик зазор навлачим.
Несть убо лепо высоких касатися
и не за свое достояние кому взиматися.
Довлеет нам, грешным, и о сем,
разумный же муж недоумевати будет во всем.
И преуготовлены у тебя бывают словеса на вопрос,
всяк убо человек пишется еллинским языком «анфропос»
[228],
и повеленно ему взирати к своему жителству,
а не зазирати брата своего неразумичеству.
Аще еси и сам божественаго писания много умееш,
а во иных вещех такожде сказати недоумееш.
Того ради, яко же и выше рекли есмы, несть се дивно.
Зазирай брату своему творити дело непоносивно.
А се некогда над нами таковою виною яко искус являеш,
что во время неудобственнаго часа о чем-либо вопрошает.
Сам веси что в таковый год ум у человека и как бывает,
и разумнаго своего устава отбывает.
А се мы, грешнии, у такова великаго государева дела пребываем
и мыслию своею в то время тебе сказати не доспеваем:
есть нам что и кроме того разумевати,
а всего божественнаго писания не истолковати.
Воистинну, подобно есть морстей глубине
[229],
и тебе бы нам не зазрити о таковей вине.
Многажды человек море преплывает, во обычной реце утопает;
такожде и в божественном писании, мудрое разумев, у простых недоумевает.
Ты зря о едином своем деле упражняешися,
а к нашему делу не так поостряешися.
У нас же будет сугубее того десяторицею,
того ради и молимся наставляеми быти безсмертною десницею;
да нас наставит и научит своею благодатию.
Того ради и вам не подобает никому зазирати нашу братию.
Аще учнеш нас таковым узором поносити,
тем тебе от бога милости не получити.
Но и паче себе укор наносиш от благоразумных,
всегда бо приемлют досаду мудрыя от безумных.
И ты нам в том своим многоразумием не зазирай,
а сие наше грубое писанейце воспоминай.
И паки буди нас жаловати своим благоумием,
и не поносити бы тебе нас нашим недоразумием,
якоже и выше сего тебе изрековали,
что и сами мудрый разум свой в малости нарицали.
Вящши уже того не имам что к тебе писати,
уже подобает кораблю ко пристанищу стати.
А на твоем жаловании попремногу челом ударяем
и разумичество твое везде похваляем.
Аще еси и многим разумом одарен,
буди же к нам своим мудроумием отворен;
и просвещай наше недоумение,
а твое сяжет мудроумное разумение.
Писано есть: человек человеком учим бывает
[230],
а бог всим благодать свою подавает.
Паки не рцы нам тайным мышлением,
но глаголи истинным сердечным речением;
что мы, грешнии, у такова государева великаго дела пребываем
и по его царьскому велению всемирную ползу сотворяем,
и подобает вашим верстам от нас просвещатися,
а не нам от вас таковому разуму научатися.
Что твое речение тако глаголет,
яко перстом во око колет?
Мы же к нему отвещаем: не тако потому подобает быти,
что друг друга в каковей-любо вещи поносити,
но достоит всем во истинней любви Христове жити
и друг друга нелестно и беззавистно учити
чем кого господь бог по своей велицей милости одарил
и разум его, и смысл просветил.
Неложно бо есть, что мы у такова государева дела пребываем,
но обаче разумных мужей к себе призываем,
кто бы наше недоумение просветил
и недостатки ума нашего навершил.
