– Замолчи, замолчи, несчастный! – прошипел Тул. – Если Свет Вечный и почернел, то твоими стараниями, скудоумец!

– Ха-ха-ха! – демонстративно рассмеялся Иерофант.

– Кто такой этот Иерофант? – тихо спросил Грогар у Маландро. – Что-то не похоже, чтобы он принадлежал к вашей конфессии.

– Вы правы, сударь – ответил Маландро. – Наш орден милостив, поэтому мы подобрали его, побитого, на обочине дороги, и выхаживали как могли. Вот он и прибился к нам, но не уверовал, увы.

– Почему его не видно?

– Он постоянно остается в тени. Наверное, это профессиональное. Иерофант – вор, бывший вор. Ирония судьбы – как раз он превратился в сороку.

– Это навело меня, – продолжал между тем Тул, – на одну мысль. Откуда мы знаем, что Непознанный – заметьте – Непознанный! – является существом, так сказать, иррациональным? Мы, смертные, не можем постичь то, что принципиально непознаваемо, следовательно, все разговоры о его сущности несостоятельны. Да-да, друзья мои. Думаю, и глубокоуважаемый брат Иерофант согласится со мною! – последнюю фразу Тул проорал.

– Иди ты в жопу!

– Хорошо. То есть… сам иди туда. Я хотел сказать, что, на мой взгляд… структура Вечного Света…

– Наоборот, брат мой, наоборот, – поправил его Тун. – Свет Вечный. Не путай.

– Извините, учитель, извините. Структура Света Вечного далеко не так проста, то есть хотел сказать, не совсем… э-эх! Не имеет простого совсем структура…

– Успокойся, брат, соберись с мыслями.

– Во, видали? – произнес Иерофант. – Бедняга так нафилософствовался, что сам себя не поймет.

– В нём! В нём! – внезапно закричал Тул, вскочив с места и пригрозив огромным кулачищем невидимому противнику. – В нём должно – должно! – существовать понятие ожидания!

– Сядь и не кричи, – строго велел Тун.

Тул нервно уселся.

– Ожидания Гада, – обиженно буркнул он. – Разве с вами не бывает такого – вы все ждете кого-то, сами не зная кого? Такое смутное чувство?

Люди (призраки) недоуменно переглянулись и пожали плечами.

– Значит, вы никогда не прислушивались к себе, к своему внутреннему голосу? А зря. Вы не слышали, как шумит дождь, не видели, как ветер гонит по небу облака. Вы не были одиноки, вот так, внезапно. Все уже в доме спят, солнце садится, и последние лучи его, пробиваясь сквозь дождевую завесу, шлют вам прощальный привет. Когда я ощутил это, я понял, что есть еще… нечто, воплощающее в себе… надежду. Это, по-моему, основополагающее понятие – вселенскость. Гад – это вселенскость.

– Извините, – мягко вмешался Анно. – Поэтический образ, приведенный вами, очень живописен, но поконкретней: что есть такое – Гад?

– Это бездна, куда справляет нужду Непознанный! – выкрикнул Иерофант.

– Ну знаете, дорогой мой! – возвысил голос доселе спокойный Анно. – Это уже прямое богохульство!

– Бе-э! – Ярл не взялся бы утверждать, но, по-видимому, Иерофант показал язык.

Это стало последней каплей.

– Вселенскость, всеобъемистость! – потешно возопил Тул. – Как же вы не понимаете?

– Не понимаем! – ответил Дахо. – Никак не понимаем!

– Да он спятил! Выдумал еще одно божество! Решил устроить нам тут Пантеон! Мало нам одного!

– Гад – трансцендентальное понятие! Он неотделим от Непознанного! Вместе они образуют Гармонию!

– Ерунда!

Тут поднялся невообразимый шум. Все стали кричать и переругиваться.

– Гад, плывя в эфемерном небытии, пропускает чрез себя нечистые помыслы людей, донося лишь самое значительное!

– Вы хотите сказать, что Непознанный сидит себе в какой-нибудь клетке, точно дикое животное, и питается тем, что подкинет ему ваш Гад?

– Да-да-да! Не совсем так, но суть верна. Вот уж сто лет я талдычу вам об этом!

– Богохульство! Непознанный, оказывается, ничего и не познает? Богохульство!

– Кощунство! Надавать ему по мордясе!

– А у меня вопрос!

– Братия! Помилуйте! Сердце же, братия!

– А у меня вопрос!

– Непознанный всемогущ и не нуждается в посредниках!

– А у меня…

– Закрой пасть, идиот!

– Нуждается! Непознанный только ожидает! Ожидает!

– Кого?

– Гада, дурни вы этакие!

– А у меня вопрос!

– Да иди ты со своим вопросом!

– А почему Гад?

– Тщедушцы вы твердолобые, оказии, подшлепки, черви ползучие!

– Сердце!

– Почему Гада надо ждать? Или надо ждать Непознанного? Ничего не понимаю…

Вершиной спора стало непотребное поведение Тула, продемонстрировавшего всем свой голый зад. Свершив этот акт, бедняга сел с самым обиженным видом и умолк.

Отойдя подальше в тень и прислонившись к дереву, Грогар продолжал прислушиваться к спору, пока незаметно для себя не уснул.

Сон его был тревожен, ночь – холодна, отчего он то и дело просыпался. Один раз, открыв глаза, он обнаружил себя на той же самой поляне. Монахи исчезли, деревья почему-то оделись летней зеленью, земля покрылась палой листвой, где-то ухала сова. Это место было… живое, настоящее.

Проснулся Грогар затемно и почти не удивился, увидев, что привидения монахов-нечтецов продолжают спорить, правда, уже не так ожесточенно, как нынче вечером. Он не стал их слушать и собрался в дорогу.

– Вас проводить? – спросил неслышно подошедший Маландро.

– Валяй.

– Вам в ту сторону. Пойдемте, я вам покажу.

И они неторопливо двинулись в направлении, указанном юношей.

– Вы ведь не будете искать книгу, правда?

– Не буду. А может, и буду. Кто его знает, как там обернется. Может, в ней вся соль. – Грогар взглянул на парнишку. – Вы ведь так и не рассказали мне о колдуне. Ночь прошла, считай, зря.

– Да, наверное, так и есть, – кротко согласился Маландро. – Простите нас. За сто лет братья, похоже, потеряли разум.

Грогар усмехнулся.

– Опасайтесь лабиринта, – неожиданно горячо сказал юноша. – Он… он живой.

Грогар остановился.

– Не спрашивайте меня больше ни о чем, – виновато проговорил Маландро, опустив глаза. – Я мало что знаю. Да, многие из нас пытались проникнуть туда и больше не возвращались. А некоторые предпочитали другой выход – стать смертной птицей и умереть ею, полностью утратив связь со своей человеческой сущностью. И я стоял на пороге этого. На краю бездны. Но бездна – это не смерть, как многие думали. Не очищение, а погружение в грязь, в пустоту, в ничто. Вновь и вновь возрождаться в теле вороны. Это ужасно. Вы знаете, я ненавижу себя в обличье птицы. Я не могу смириться с этим. Я хочу умереть как человек. Господин, – Маландро с мольбой взглянул на ярла, – молю вас, уничтожьте все это. Колдуна и замок. В этом случае – уверен – мы, безумцы, исчезнем, обратимся в прах. Я жажду этого! Вы не представляете себе, какая это мука – сто лет находиться между жизнью и смертью. Мне все равно, попаду я в рай или сольюсь со Светом Вечным, но я умру. Как человек.

Грогар до глубины души растрогался откровением юноши.

– У меня нет слов, – сказал он в ответ. – Не знаю, куда иду и с чем мне придется иметь дело. Поэтому и не обещаю ничего. Прощай. Хотелось бы пожать тебе руку, но… сам понимаешь.

– Да.

Грогар еще помедлил, словно хотел что-нибудь добавить к сказанному, но передумал и зашагал прочь.

– Идите по этой дороге прямо! – крикнул ему вослед Маландро. – Пока не дойдете до моста!

32

Невеселые мысли одолевали Грогара. Он шел по каменной дороге, почти незаметной взгляду, – так сильно затянуло ее землей. Лишь кое-где поблескивали серебром в необычайно ярком свете луны круглые гладкие камни.

То, о чем поведал Маландро, только утвердило Грогара в мысли относительно причины, по которой так недолюбливали секту нечтопоклонников. Из-за большого количества самоубийц, хотя, конечно, отдаленная связь с учением Гогоша все же имелась. Пантеон строжайше запрещал накладывать на себя руки, грозя разнообразными карами, увещевая, наставляя. Нечтецы – другое дело. Ни дня не проходит без войн, моровых поветрий и прочих бед, а это значит, что Непознанный чернеет и наливается злом. Человек, упорствуя в стремлении самоистребляться, не желает внимать проповедям адептов Света Вечного. Где же выход? А он один – пожертвовать собой, и благодаря этому Неведомый хоть ненадолго, но воссияет, и мир станет чище и добрей.