А потом была Мара, настоящая дьяволица, несносная девка, черт ее дери. Мне никто не верил, когда я рассказывал, что она по-настоящему возбуждалась, только водрузив на себя рогатый шлем своего геройского деда, Белла Могучего. Идиотка. «О дедушка, ты видишь меня? О дедушка, я кончаю! Да здравствует Форнолд! Смерть проклятым гаратам!» – в шлеме ее голос звучал как рычание додена-демона. У меня неизменно мурашки бежали по коже. Идиотка.

А Актосия? Соседка из Вековечного Древа. Никогда у меня не было такой толстушки. Но что поделать – провинция! Приходится иметь дело с тем, что есть. Толстушка, шарахни меня молния, – у нее на пузе три складки, и, надо признаться честно, они меня чертовски возбуждали! И пугливая, словно курица, – первый раз, увидев моё блистательное мускулистое тело, зажмурилась и расплакалась, дуреха.

Зато Агнесс! Ах! Агнесс. Любовь всей жизни. Никогда не забуду, как я овладел ею прямо во время пира в тронном зале. Мы скрылись за гобеленами, – папаша-король вёл долгие нудные беседы с магами и астрологами, дворяшки дремали, а я, согнувшись в три погибели, обливаясь потом и глотая пыль, набившуюся в гобелены, трахал эту, бесспорно прелестную, волшебную, но и чрезвычайно похотливую даму.

Агнесс, Агнесс… Как коварно нас разлучили завистники! – Король, узнав об интрижке принцессы, велел удалить от двора, по его словам, «этого распутника и мошенника». С тех пор вот уже год Грогар томился одиночеством в своем имении, у «черта на куличках». – Ведь я любил тебя… да, это я сейчас понимаю как никогда. – На самом деле Грогар не очень любил ее, это, вообще-то, было ему несвойственно, но в ожидании грядущей смерти многое воспринимается несколько иначе, чем обычно. – Выберусь… хотя теперь уж вряд ли… а вдруг? – но, тем не менее, если выберусь из этой передряги, поеду в столицу и добьюсь, возьми меня холера, руки Агнесс. Упаду на колени…

Тут Грогар, приосанившись, начал сочинять стихи, помогая себе изящными взмахами руки:

– О благородная принцесса! Позволь… позволь… э-э… позволь припасть к твоим стопам! И поцелуями покрыть твои бархатные ручки! Поцелуями покрыть твои бархатные ручки… Что-то нескладно. Ну и ладно. Дальше: любовь сжигает мое сердце и лихорадит разум – мне нет спасенья!..

В конце концов и это ему надоело; он почувствовал усталость. Придвинувшись к двери, где солома была посуше, он заснул там сном младенца, согретый лучами заходящего солнца, пробившимися сквозь щели и вместе с тенями украсившими пещеру причудливыми фантастическими узорами.

5

Проснулся наш герой, когда почти стемнело: над горной грядой виднелась лишь узкая красная полоса. Кто-то тихо скрёбся в дверь.

– Пришли, палачи! – воинственно воскликнул Грогар. – Заходите, сегодня вы воочию убедитесь в том, что Хтойрды сделаны из стали! Я плюю на вас, слышите вы, уроды!

– Тише вы, господин, – раздался знакомый голос. – Это я, ваш слуга.

– Лунга? Лунга! Что ты там делаешь?

– Вас спасаю.

– Не поздно ли?

– Что? А… Нет-нет, время еще есть. Они хотят вас… ну, вы понимаете… в полночь. Время есть. Сейчас я отопру дверь и мы убежим. Скроемся в темноте.

– Ну так отворяй побыстрей! Чего ты возишься?

– Думаете, легко гвоздиком вскрыть замок?

– Гвоздиком? Эх, Лунга, приятель, сразу видно, что ты девственник. Замки только гвоздиками и вскрываются. И еще как вскрываются!

– Очень смешно, – раздраженно буркнул Лунга и наконец открыл дверь.

Он где-то отыскал обломанный кусок пилы с тупыми погнутыми звеньями. Помучившись, перепилил одну из половинок колодки – и освободил своего хозяина. Тот, радостно взвизгнув, хлопнул его по плечу.

– Молодец, дорогой мой, верный мой слуга! Смываемся отсюда.

И они спешно покинули это злосчастное место – пещеру.

Запах мокрой гнили еще долго преследовал обоих.

Грогар потихоньку раздражался, что случалось с ним крайне редко. Они прыгали, будто горные козлы, по обрывистым склонам, цепляясь за углубления в камнях и кусты, поскальзываясь, скатываясь и чертыхаясь.

Через полчаса беглецы спустились в лес, темневший чуть внизу, и сразу почувствовали облегчение – им казалось, что на склонах они были как на ладони и что вся деревня пристально следила за ними.

Сначала все шло хорошо, Грогар успокоился и даже начал насвистывать непристойную песенку. Ярко светила луна, благодаря чему беглецы неплохо ориентировались во тьме. Но вскоре все изменилось – Лунга повел себя странно, а его хозяин забеспокоился.

– Ты уверен, что мы идем в нужном направлении? – спросил Грогар.

– Уверен, ваша милость. Мы взяли чуть в сторону, но в целом идем верно, на юг.

– Хорошо. Теперь скажи мне, пожалуйста, что ты делаешь?

Лунга постоянно останавливался, подбирал с земли какие-то палочки, ветки, камушки, часть засовывал в карман, часть присыпал землей, при этом что-то зловеще нашептывая. Из-за этого беглецы почти что топтались на месте.

– Не мешайте, ваша милость, – ответил слуга, повалившись на колени и уткнувшись лбом во влажную прелую листву. Его шляпу посеребрил свет луны, и весь лес показался Грогару в этот миг старым заброшенным кладбищем. Ял вздрогнул, слегка пнул слугу и повторил свой вопрос.

– Я молюсь, мой господин, – послышался ответ.

– Нашел время!

– Я хочу спастись, ваша милость. Немного терпения, это необходимо.

– Потом помолишься! – рявкнул Грогар, но Лунга уже не слышал его.

– Златовласый Диан, – шептал он, – нашли на ворогов наших сон, ослепи светом забытья очи их; черноокая Уйнна укажет нам путь, черноокая Уйнна укажет нам путь, черноокая Уйнна укажет нам путь… В сумрак ночи выплывет серебро священного пепла – основы мироздания; засияет величественный Тайан, и в храмы Святых Отцов сойдет огонь Небес… мы будем ждать знака…

– О боги! – воскликнул Грогар. – Ты что, всем ста двадцати богам будешь молиться?

Лунга метнул на господина яростный взгляд.

– Ста двадцати одному! – прошипел он, но, получив смачный подзатыльник, замялся и виновато посмотрел на господина.

– Клянусь! – проревел Грогар, схватив его за ворот. – Я выбью из тебя эту дурь! Каленым железом выжгу! Идем!

Всё-таки то был не их день, а вернее, ночь. Не прошло и десяти минут, как под ногами беглецов внезапно что-то треснуло, раздался щелчок, – и щиколотки обоих в мгновение ока опутала крепкая веревка. Ярл и Лунга стремительно взмыли вверх, под нижние ветви высокого дуба, при этом больно стукнувшись лбами, да так и остались болтаться на дереве головами вниз.

Шляпа Лунги спланировала на землю.

– Ну что? – потирая ушиб, язвительно поинтересовался Грогар. – Это называется наслать сон на ворогов? Черноокая Уйнна укажет нам путь? Куда? В преисподнюю?

– Не святотатствуйте, ваша милость. Я не виноват.

– Еще как виноват!

– Эй вы! – услышали они хриплый голос. – Захотели сбегнуть? От старика Ольо не больно сбегнешь-то! Тут у нас повсюду ловушки – никто еще не сбёг от старика Ольо, никто. Ну-ка, идите ко мне, детки! Щас я вас угощу пирожками-то!

6

Их ждали. Вдоль дороги, ведущей к дому на холме, выстроились жители деревни – и стар и млад. Лица мрачны, смотрят враждебно, у каждого в руках факел. Старейшина, как показалось Грогару, выглядел виноватым. Хромоногий старик Ольо, загадочно улыбаясь, сбросил связанных вместе Грогара и слугу с телеги, точно пару дохлых кляч.

– Я их нагайкой погрел! – словно оправдываясь, сказал он. Толпа молча взирала на пленных. Из дома на холме вышло два человека. – Один раз, для профь… профь… тьфу! Ну, шоб знали, паскуды. Ну бывайте, други, я пошел.

И старик, взяв лошадь под уздцы, торопливо заковылял прочь.

– Так-так, – пробормотал Грогар, увидев приближавшуюся к ним пару. – Похоже, намечается преоригинальнейшая забава. Интересно было бы посмотреть – только в качестве зрителей, разумеется, – на предстоящее действо. Ты не находишь, дорогой мой?