Мать Авраама Левина по прозвищу Красавчик поделилась с репортером своими страхами. Она причитала: «Остальные мои дети приличные люди. Все учились, работают, обзавелись семьями и поддерживают нас на старости лет. Кроме одного. Кроме него».

А некоторые родственники воспринимали гангстеров в своих семьях с обожанием, как народных героев.

Бутлегер Джордж Тейн контролировал Грин-Бей, штат Висконсин. После отмены сухого закона он стал владельцем всех публичных домов в городе. Каждый год, в ноябре, Джордж проезжал Чикаго по пути во Флориду. Он всегда появлялся на новом фирменном «паккарде» с новой фирменной «женой».

Его племянница Дина вспоминает, что родители говорили ей: «Дядя Джордж игрок и едет во Флориду играть».

Джордж всегда приезжал с кучей подарков, каждый из тринадцати племянников и племянниц получал по долларовой банкноте.

Во время Второй мировой, когда многие ее братья были в армии, Дина посылала им по двадцать долларов от дяди Джорджа.

Весной Джордж «возвращался во Флориду, всегда в сопровождении великолепной маленькой блондинки, которую он неизменно представлял как жену, — вспоминает Дина. — Он постоянно был женат на каких-то актрисах, по нескольку лет на каждой.

Он был очень жизнерадостным. Вся семья собиралась, и он развлекал нас всякими историями.

Он всегда говорил, что приехал в Чикаго навестить мать. Обращался он с ней как с королевой. Три сестры обожали его, и мы, дети, тоже.

Много лет спустя я узнала, что у него была кличка Шелковый, так как он все время носил шитые на заказ шелковые костюмы. Я помню, что он заказывал и ботинки, курил ароматные сигары с золотым мундштуком».

Постарев, он женился на женщине, которая много лет была его бухгалтером, и жил уединенно в Грин-Бей или маленьком охотничьем домике в штате Висконсин.

Его хоронили в тот день, когда американские астронавты высадились на Луну.

Джимми Кугель был другом Дылды Цвиллмана и судьей в кулачных боях. В Джимми было пять футов два дюйма росту, но он был ловким, крепким и никого не боялся. Его прозвали Пронырой. Его сын Джерри знал, чем занимается отец, но все равно любил его и восхищался им, особенно тем, что Джимми не терпел нападок на евреев.

Ицик Голдстейн вспоминает случай, произошедший с ними в ресторане «Идеал»: «Вошли три поляка и заказали мясо. У них был праздник. Они стали обзывать хозяина Иззи Шинка „еврейским отродьем“.

Джимми вышел и поднялся по лестнице. Я сидел у входа, читая газету. Было часов двенадцать, может, больше. Джимми обошел печь, взял печную заслонку и велел мне прихватить что-нибудь. Я прихватил бутылку сельдерейной настойки.

„Ничего не предпринимай, пока они не выйдут“, - сказал он. И я увидел, что он вошел внутрь и заговорил с парнями, интенсивно жестикулируя. Потом Джимми и три поляка вышли.

Он говорит: „Слушай, сынок, они тут не готовят мяса. Это еврейский ресторан. Так что почему бы вам не отчалить домой?“

Говоря это, он достает заслонку и дает ей парню по лицу. А я бью другого бутылкой. Один тип стал убегать по улице. Еще двое свалились перед входом в ресторан. А мы бегом наверх в „Старую Вену“. Добрались до второго этажа и видим, что убежавший парень возвращается.

А Шинк тем временем вызвал полицию. Они подъехали на патрульной машине и забрали троих — двое лежали избитые перед входом, третий бежал по улице.

Я услышал, как один из них сказал: „Они пошли наверх“.

Мы спрятались, коп поднялся, огляделся и сообщил, что никого нет. Перед тем как сесть в полицейскую машину, один из них пошел и запер свою. Джимми говорит: „Так у него здесь машина!“ Джимми поступил с машиной так: взял нож мясника и проделал в ней дыры».

Джерри помнит, как однажды он с отцом, матерью, сестрой и тетей с мужем отправились в детский ресторан на Маркет-стрит.

«Шел дождь, — рассказывает Джерри. — У нас были с собой зонты. А когда зонты вносят в помещение, их стряхивают.

У вешалки стояло несколько парней, и моя тетя случайно, стряхивая зонт, обрызгала одного из них. Извинилась. А тот парень говорит: „Эти евреи забываются“. И стал кричать.

На каждом столике стояло по большой пепельнице. Отец схватил одну из них и залепил парню по лицу. Пепельница выбила зуб.

В этом заведении были вращающиеся двери. Отец выбежал наружу, постоял пару минут и вернулся как ни в чем не бывало.

„Что случилось?“ — спрашивает. И помогает парню встать!

Я любил отца. Он был славный малый».

Как говорится, друзей мы выбираем, а родных — нет. Во многих еврейских семьях между Первой и Второй мировыми у кого-то был отец, брат или дядя, участвовавший в незаконных делах. Так было не только у евреев, это было частью жизни Америки.

Однажды Мейера Лански спросили, прожил бы он свою жизнь иначе, если бы должен был сделать это еще раз.

Немного подумав, Лански ответил, что, когда он был молодым, он понял, что с евреями должны обращаться как с людьми. Он вспомнил, как однажды в Гродно, городе, где он вырос, после погрома молодой солдат сказал ему, что евреям необходимо бороться.

«Я понимаю, вы можете сказать, что после много воды утекло, — сказал Лански, — но я все еще верю ему. Я бы не прожил свою жизнь иначе».

Гангстер из Чикаго Самуэль «Нейлз» Мортон (урожденный Марковиц) был видным участником банды Дайона О’Бениона и одним из немногих евреев в банде. Мортон был стилягой, вел роскошный образ жизни и любил верховую езду. Одним погожим воскресным утром в мае 1923 года во время конной прогулки по Линкольн-парку оборвалась уздечка, и Мортон упал на землю. Лошадь занервничала и ударила Мортона копытом по голове. Удар был смертельным.

Убитые горем товарищи Мортона жаждали возмездия. Во главе с Луи Олтери Два Ствола, патологическим убийцей и ближайшим другом Мортона в банде, они ворвались в конюшню, увели виновницу смерти Мортона к тому месту, где она его сбросила, и каждый выпустил пулю ей в голову. Затем Олтери позвонил в конюшню и сказал, что они преподали урок этой чертовой лошади, добавив: «Если вам нужно седло, приходите и забирайте его».

Банда О’Бениона устроила пышные проводы своему соратнику. Похоронная процессия растянулась на две мили, шесть лимузинов везли цветы. Пять тысяч евреев, включая раввинов, захотели отдать последний долг Нейлзу.

Местные репортеры были в шоке. Почему столько законопослушных евреев пожелали проститься с гангстером? Когда выяснились все подробности, о которых знали только посвященные, оказалось, что Мортон был ярым защитником евреев и выступал против антисемитизма. Явившись на похороны, община выразила ему свою благодарность.

Мортон вырос в Чикаго на Максвелл-стрит, в сердце еврейского квартала. Евреи-иммигранты, обитавшие там, ежедневно боролись за выживание, так же как и с притеснениями польских банд, которым доставляло удовольствие приходить в «еврейский городок» и избивать детей, воровать у уличных торговцев и насильничать. Будучи молодым, Мортон организовал сообщество по изгнанию этих банд из Вест-Сайда.

Однажды на нескольких еврейских подростков напали, когда они проходили мимо поселения поляков. Узнав об этом, Мортон собрал банду крепких парней и направился с ними по уличным закоулкам, куда указали пострадавшие. После разборки евреи ретировались.

Когда США вступили в Первую мировую войну в 1917 году, Мортон записался в 131-й иллинойсский пехотный полк и отправился со знаменитой Радужной дивизией.

Нейлз рос по службе, скоро стал старшим лейтенантом и получил французский Военный крест за отвагу: будучи раненным, он взял в плен немецкий автоматный взвод. На Максвелл-стрит он вернулся героем, стал контрабандистом и применял на этой стезе весь свой военный опыт.

После смерти Нейлза назвали человеком, прожившим несколько жизней. Для одних он был славным солдатом. Для других — защитником евреев. А для полиции остался гангстером.