– Да уш, знаю, какой он любитель промывать уши, но наряд хорош, хорош, ― прошипел Воздух, ошиваясь в дверном проёме.
– Говорит, в джинсах, как у меня, только хиппи ходят, а преподавателю высшего учебного заведения не подобает… ― фыркнул Амуле.
– Ты совсем-то не обанкротишся? ― поинтересовался Тёплый Воздух.
– Он скидку сделал хорошую, так скажем, поздравил со вступлением в новую должность…
Тёплый лишь хихикнул в ответ. Кажется, он нащупал в новом пакете со старой одеждой хозяина что-то ну ооочень интересное…
– Джинсы и старый пиджак можно отнести в прачечную… ― заявил новоиспеченный лектор.
– Вот и отнеси, только карманы не забудь проверить… ― буркнул Тёплый сожителю на ухо.
– А, точно… ― Амуле кинулся к пакету, чтобы отрыть в потайном отделении старого пиджака кое-какие документы и проездной, но по ошибке сунувшись в подклад под правым клапаном, чуть пошатнулся… что-то гладкое и холодное… согрело его руку!… Он отдёрнулся и, отскочив назад, чуть не уронил… крупное золотистое яйцо с вкраплением прозрачного, как бутылочное стекло, изумрудного сланца, сквозь который можно было рассмотреть зародыш… ― …ИНДИ…
– … ГОРО… ― добавил Тёплый Воздух, медленно кивая лысой головой с оттопыренной в разные стороны света парой ушей.…
Эйджер на левом запястье Амуле точно взбесился восьмибитным приступом.
…
Индигоро. Индиэйра.
Эйджер на левом запястье Амуле распищался восьмибитным приступом, но ему было не до жалких бонусов от ЭОН.
– Откуда… Откуда… ― шептал он, разглядывая тончайшие сосудики эмбриона через слюду в скорлупе и преломленное свечение от него исходившее.
– Да, давай-ка признавайся, где ты подцепил такое? ― подхватил Тёплый.
– Не знаю ― не знаю… Но та странная семейка в метро… Отец с дочкой лет четырех с витилиго и девочка-тинейджер, вероятно, альбинос, радужная оболочка одного глаза красная, как у лабораторной мыши. Всё время ёрзала, наступила мне на ногу, будто специально, но тут же извинилась. Лицо знакомое… ― Амуле осмотрел себя в зеркале с головы до ног. ― Все трое молча переглядывались… Может, ИНО?
– Может, может…
– Но с какой стати им подсовывать яйцо Индигоро, если они сами только и делают, что за ними охотятся?
– Кто знает… А дальше-то што было? ― поинтересовался Тёплый.
– А дальше я задумался о своём испорченном ботинке, потом о новой должности, университете, о том, что надо бы зайти оформить читательский билет…
– Ох… Ты у нас такой чуткий, видиш и слышыш буквально всё, што вокруг происходит, когда этого желаеш, но стоит тебе только отвлечься, как превращаешся в самого невнимательного в мире растяпу. И што предлагаеш с этим делать?… ― шепелявил Тёплый, озабоченно курсируя взад-вперёд по кабинету, но внезапно с балкона послышался слабый писк, и Амуле, сунув эмбрион Горо в карман, сию секунду , как по волшебству, очутился у лотка с только вылупившимися слепыми цыплятами Индиэйра.
– Ты! Ты! Какого черта тут происходит? Как же Джек? Он не заходил сегодня? Договорились же после обеда? ― будто озверел хозяин.
– А, тот парниша-посыльный? Нет, не было сегодня…
– Идиот! Идиот! Я же спросил, как дела! И первое, что надо было сказать, «Джек не заходил, Инди не забрали!» Понятно? А не эти твои «В порядке, нормально, как всегда…» ― Амуле метался по балкону. ― И что, по-твоему я сейчас должен делать? Насколько мне известно, первые дни они едят лишь измельченного молочного опарыша с пипетки, потом только переходят на дождевых червей, мышей, и тому подобное… И где я всё это по-твоему должен взять? ― Амуле ненароком вспомнил свой лес, чистый и священный. ― А этот город, самый центр, тут каждая травинка, каждый лист пропитан тяжелыми металлами от этого… как его… бензина… Сплошная помойка! Ненавижу машины… ― добавил он в сердцах.
– Где-где, напротив центрального входа в Хага-парк есть магазинчик «Лавка Рыбака», в отделе снастей продается вполне себе вменяемый опарыш. А рядом ещё и «Товары для животных», купиш им большую красивую клетку, колокольчики, канатную дорогу… Советую поспешить! Если возьмёш такси, успееш до закрытия!
Амуле плюнул прямо в алую сурфинию, что в балконном ящике и побежал ловить машину. Сидя в такси, он наглаживал карман с мирно спящим эмбрионом Горо, которого так и не решился оставить сожителю. Эйджер в очередной раз пропищал свою противную мелодию и Амуле, наконец, пролистал полученные после полудня оповещения:
13:10. «Поздравляем! Вам начислено 20000 бонусов. Напоминаем, одна тысяча бонусов приравнивается к одному биологическому году. Списывайте в любое удобное для Вас время! Команда ЭОН»
14: 45. «Поздравляем! Вас повысили до должности инди-фармера! Выращивайте своих любимцев, а мы пристроим их в надёжные руки! Получайте бонусы! Ваша команда ЭОН»
17:05. «Поздравляем! Ваши питомцы успешно транскрустировали! Команда ЭОН»
Амуле откинулся на подголовник и закатил глаза:
«Это ты сам идиот, только ты и никто больше…»
…
Вечером того же дня где-то на окраине.
– Хорошо, что мы были тогда в метро… И откуда она взяла Это?… ― Люми читала свою любимую медицинскую литературу, расположившись в кресле на кухне. Бри мирно спала в их ныне общей с названной сестрой комнате, Гельб домывал посуду после ужина.
– Метро… Да, пока там нет связи и Иероним не может контролировать нас полностью, даже с этими вшивными мозгами, но это лишь вопрос времени, ― согласился он.
– Да уж, я думала, что и так у меня нет никакой свободы, одна только работа… А теперь он забрал ещё и воспоминания… день за днём из памяти стирается всё больше и больше, и ничего не можешь с этим поделать, мозги пустеют, остаются лишь инструкции, алгоритмы, скукотища… Хотя, в последнее время я и сама уже начала всё забывать, кто я, где и зачем… А теперь и свои мысли приходится контролировать… ― сетовала Лю.
– Актуально… Зато живем в приличном квартале, да и выходим на смены зачастую только по выходным. Полноценный средний класс… Многие мечтают о нашей жизни… ― не сдавал оптимистичных позиций Гельб.
Люми вздохнула, хорошо освещенная кухня погрузилась в тишину, а черные, казалось, грозовые тучи над районом Фарста тихо обрушились водой на серые панельки. Гельб восстановил в памяти золотистое яйцо инди, добытое малышкой Бри из недр рукотворного забетонированного подземелья, но тут же заблокировал воспоминание.
– … А за детьми глаз да глаз нужен, теперь, надеюсь, ты это поняла, ― подвёл он.
– Только потому их у меня и нет… и никогда не будет! ― выпалила Люми.
– Никогда не говори никогда…
– Но в остальном они, правда, милые. Думаешь, тому человеку из метро можно доверять? Мне его лицо показалось знакомым…
– Не знаю, время покажет… ― Гельб делал своё дело, уткнувшись в кухонный фартук.
– Вряд ли мы когда-либо ещё встретимся… Город большой, планета ещё больше… Думаешь, это решение было правильным?
– Оставить Это себе было бы полным провалом… А тут шансы 50/50, ― Гельб вытер последнюю тарелку и ловко отправил её в шкафчик. ― Слушай, а почему это посуду мою всё время я?
Люми, грубо оттолкнув приятеля, подошла к кухонной мойке и попыталась дотянуться до крана, встав на носочки.
– Вот, видишь? Не очень удобно! Мой, и больше не жалуйся! ― она вернулась к своему чтению.
«Интересно, этот таинственный Иероним… Он хранит где-то наши воспоминания или мой гиппокамп давно скормлен лабораторным собакам?… Хм… Всё же, думаю, это действует как-то по-другому… А лицо того человека из метро… Почему оно мне знакомо?… Светлые волосы, бледная кожа, костлявый нос… Кого-то он мне напоминает… Какую-то лабораторную крысу… или… Может, меня?…» ― Люми опешила… «Может, и шли бы к чертям подальше все эти воспоминания? Может, правильней жить сегодняшним днём…» ― она чуточку разозлилась от своей беспомощности, но, вспомнив о яйце Горо и мысленно за долю секунды заменив его простым куриным, с грустью подумала: «Интересно, как там Это?…» Люми посмотрела на часы, зевнула и побрела в комнату к Бри.
