Арина Семёновна подошла к роженице, вытерла ей полотенцем лоб, погладила её по голове и ласково сказала:

– Ничего, ничего, потерпи маленько, сейчас пройдёт, это ещё не настоящее, это только начало.

Молодая женщина с испугом взглянула на повитуху и спросила, едва выговаривая слова:

– Неужели дальше ещё больнее будет?

– Ну, ну, не бойся, все так-то: потужатся, потужатся, да и родят. А вы, матушка, идите отдыхайте, день-то хлопотный будет.

Мария Александровна послушно пошла, но у самой двери остановилась и поманила к себе повитуху.

– Арина Семёновна, а у неё всё хорошо, по-вашему? Может, позвать доктора? – спросила она шёпотом.

– Что вы, что вы, зачем Алексея Михайловича тревожить? Всё обойдётся! Нужно будет, я сама скажу. Ступайте с Богом. А мы с Ниночкой тоже заснём немного.

С этими словами «бабушка» подвинула кресло поближе к кровати, села, привернула фитиль лампы на ночном столике, взяла роженицу за руку и, поглаживая её, стала тихонько говорить:

– Усни немножко, подремли, пока отпустило, надо сил набраться, отдохни, голубка, отдохни!

То ли эти слова успокоили Нину, то ли она уж очень устала от мучивших её в течение нескольких часов схваток, которые наконец ослабели, Нина закрыла глаза и задремала. Прикорнула в кресле и Арина Семёновна. В доме наступила тишина…

Пока стало тихо, и все успокоились, а скорее, затаили дыхание, давайте и мы отвлечёмся ненадолго от таинственного и важного события, которое вот-вот свершится в комнате Нины, и немного познакомимся с домом и его обитателями.

Событие, о котором идёт речь, происходило в маленьком уездном городке Тамбовской губернии, расположенном более чем в шестидесяти верстах от ближайшей железнодорожной станции. Далеко не на всех картах Российской империи можно было его найти. Но тем не менее к тому времени он имел девять церквей, из них один собор, одну мужскую и одну женскую гимназии, городское четырёхклассное училище, Саровское духовное училище, основанное и содержащееся на средства Саровского монастыря, епархиальное училище для дочерей священнослужителей и несколько церковно-приходских школ. Потому город и считался довольно значительным культурным центром.

Был тут, конечно, и базар с базарными днями по воскресеньям и средам и годовой ярмаркой на св. Ипатия. Два трактира, посещаемых местными ямщиками да проезжими чиновниками. Была земская уездная управа, городская дума с городским головой, полицейский участок со становым и земским начальниками и так называемая Новая аптека. По Базарной улице размещалось десятка полтора лавок и лавочек, громко именовавшихся магазинами, в которых продавались всякие товары. Был кирпичный завод. Была в городе земская больница, где работал единственный на весь уезд врач, Алексей Михайлович Будянский. Он и обеспечивал медицинской помощью не только больных города, но и окружающих помещиков и жителей деревень и деревушек, а их во всём уезде было предостаточно. При этом помощь ему приходилось оказывать самую разнообразную, начиная с удаления зубов, с какими не мог справиться фельдшер, приёма родов, когда помощи «бабки» оказывалось недостаточно, до операции аппендицита или грыжи. Лечил Алексей Михайлович и внутренние недуги.

К работе своей, особенно в первые годы, доктор Будянский относился с большим энтузиазмом. В отличие от многих земских эскулапов того времени, больше уделявших внимание преферансу или выпивке, чем больным, Алексей Михайлович проводил в своей больнице целые дни, а подчас и ночи. Его стараниями была открыта Новая аптека, расширена больница и получена должность второго врача. Её вот уже около полугода занимала молоденькая дипломированная женщина Янина Стасевич.

Именно поэтому доктор Будянский среди местного городского и сельского населения пользовался огромным уважением и любовью. Но недолюбливали его помещики главным образом потому, что он, пренебрегая хорошими гонорарами, очень неохотно выезжал на вызовы в поместья. Алексей Михайлович считал, и не без основания, что большая часть этих приглашений делается по пустякам, и если какой-нибудь крестьянин, заболевший серьёзно, вынужден был идти к нему в больницу иногда за несколько десятков вёрст, то уж помещик-то мог привезти своего больного, имея, бывало, не менее десятка лошадей. Присланному за доктором слуге он говорил:

– Вот что, братец, скажи-ка ты своему барину, пусть велит запрячь лошадок, да и привезёт сюда свою барыньку, тут всего-то три версты, а то видишь, какая у меня очередь ещё с утра. А я уж, так и быть, приму её без очереди, с парадного хода.

И приходилось богатейшему владельцу, например, Итяковского имения, скрепя сердце везти свою капризную больную в город.

Не изменил Будянский характера в ущерб собственным доходам и после появления отличной помощницы Янины Владимировны Стасевич. Она приехала вместе с мужем, поговаривали, будто высланного из Польши за участие в крамольных волнениях, назначенного одним из трёх лесничих Темниковского уезда – Пуштинского; были ещё Саровский и Харинский. В те времена вокруг Темникова имелось множество густых сосновых, еловых и смешанных лесов.

С Будянским и Стасевичами вскоре после приезда очень подружилась учительница Пигута.

Была в городе и публичная библиотека, помещавшаяся почти против того дома, в котором поселилась Мария Александровна. Заведовала библиотекой большая любительница книг Варвара Степановна Травина – старинная и искренняя приятельница Маши ещё по Петербургу.

Недалеко от квартиры Пигуты была площадь, вымощенная булыжником. По воскресеньям и другим праздникам она подметалась дворниками окружавших домов, почему и называлась Чистой. Посреди неё стоял высокий столб, на нём висел фонарь, единственный на весь город керосинокалильный фонарь – чудо XX века.

Спустившись мимо Новой аптеки по Базарной улице с Чистой площади, можно было попасть на Базарную площадь, которая хоть и не называлась Грязной, но вполне заслуживала такого названия. Она была немощёной, и вся остающаяся с базарных дней грязь так никем никогда и не убиралась. Только весной, когда со спускавшихся на базар улиц ручьи сливались в мощный поток, прозванный жителями Самбег, и разливалась река Мокша, затопляя большую часть Базарной площади, вместе с водой уносились все накопившиеся за год нечистоты и мусор. На одной стороне этой площади стояли два трактира – постоялых двора, один из них с номерами, и казёнка, а с другой – многочисленные ларьки, открывавшиеся только в базарные дни.

Город в основном был застроен деревянными одноэтажными домами, лишь изредка попадались двух- или полутораэтажные. Все они были окружены фруктовыми садами, где росли яблоки, малина, смородина да крыжовник.

Каменных зданий было всего семь: здания земской уездной и городской управы, городского головы, полицейский участок, городское училище, одна церковно-приходская школа, здание Новой аптеки и недавно построенная женская гимназия. Зато все девять церквей были кирпичные, причём некоторые по своим архитектурным достоинствам не уступили бы и столичным.

В это время жителей в городе насчитывалось около восьми тысяч человек.

Сразу же за рекой Мокшей, в каких-нибудь двух верстах от города, находился большой мужской монастырь – Санаксарский. По другую сторону, в трёх верстах – женский монастырь Девичий на Провале. Так он назывался потому, что стоял на берегу небольшого, совершенно круглого, очень глубокого озера Провал.

Дальше в этом же направлении, верстах в сорока, находился известный всему православному миру монастырь Святого Серафима Саровского, обычно называемый жителями Саровским.

А сам город расположен на правом берегу реки Мокши, впадающей в реку Цну, которая, в свою очередь, впадает в Оку, а уж последняя, как известно, – в Волгу. Мокша весной разливалась в левую низинную сторону на протяжении нескольких вёрст, летом же в отдельных местах её мог перейти даже ребёнок.

Однако на Мокше в некоторых тихих местах были омуты глубиною до нескольких сажен, два из них прямо возле города.