Парень натянуто улыбается, та самая улыбка, об которую можно порезаться. Но, кажется, я бы даже подставила язык под это лезвие… Стоп!

– Отвечая на первую часть вопроса, – он пожимает плечами. – Не вижу смысла оправдываться, если ты уже сделала свои выводы. На практике подобное мероприятие всего лишь пустая трата времени. А что касается последнего, ты не ждала меня, милая, – его губы угрожающе подергиваются, и он касается ладонью моего затылка, слегка сминая его. Я дергаюсь, вот только безуспешно. Его хватка становится крепче, когда губы блондина нависают над моими. – Но мне приятно узнать, что в душе ты бунтарка.

– Я не такая!

Он склоняется еще ближе, но каким-то чудом у меня хватает сил упереться ладонью в крепкую грудь парня и, видимо, весьма убедительно, раз он кривится и ослабляет давление. Черт, у меня кружится голова. Но я сильная девочка. Справлюсь. Леденцы раскусываю, и его раскушу, а потом, если потребуется, выплюну.

Заметив, что я пялюсь на пирсинг в нижней губе блондина дольше, чем следует, он ухмыляется одним уголком, и я тут же одергиваю себя, встречаясь с его темным взглядом. А потом зачем-то снова рассматриваю парня, волосы которого намокли и теперь свисают на лоб, чем-то напоминая рваную челку, но в совокупности с пирсингом в носу, еще одним, и небольшим шрамом на левой щеке, в том самом месте, где появляется ямочка, когда он улыбается, это выглядит… горячо. Черт! Ну почему такой козел кажется мне таким соблазнительным?! Я готова захныкать от несправедливости.

Мерзавец еще и ухмыляется, явно поймав меня с поличным, а затем склоняет голову набок, убаюкивающими движениями массируя заднюю часть моей шеи. Чертов нахал. Он делает то, в чем сейчас так нуждается мое отрешенное от мозга тело.

– Если ты хочешь поцеловать меня, – хрипло поддевает он, склонившись ниже: —Только скажи, милая. И я покажу, насколько ты такая, как я думаю.

Мои брови взлетают вверх, и я моргаю, дожидаясь, пока наглые слова доберутся до моего нетрезвого разума.

– Знаешь, – вскидываю ладони, качая головой. – Нет. Пожалуй, я откажусь. Хватит.

Самодовольная улыбка трогает его дерзкие губы, а потом он запрокидывает голову и разражается гортанным смехом.

Серьезно? Еще мгновение назад он смотрел на меня так, словно разорвал бы на части, а сейчас ведет себя как мартовский котяра?

Я надуваю щеки и шумно выпускаю воздух, все еще слушая этот проклятый и греховно красивый смех. Мне нужно убираться отсюда.

– Эм… Ну-у… – мой язык двигается, как ленивый осьминог, – раз мы все выяснили, предлагаю тебе отвалить и организовать мне возвращение на остров. Потому что…

Смех блондина постепенно стихает, а потом я вижу, как он сглатывает и его чертов кадык дергается, кажется, внутри меня в этот момент тоже что-то дергается. Но когда он опускает хищный взгляд на мое лицо и наклоняется, дыхание перехватывает от похоти, которая клубиться в его больших зрачках.

– Потому что… что? – он приближается, вынуждая меня отодвинуться.

– Потому что! – облизываю губы. – То, что произошло между нами, больше повторять не стоит. Не после той сучки. Прости, может быть, ты не знал, – я морщусь и шепчу: – но нормальным девушкам такое не очень приятно. К тому же последнее время я плохо переношу шлюх. Знаю, ты ничем мне не обязан… но я не хочу быть… одной из тех, кого сама не переношу.

– То, что ты потрахалась со свободным парнем не делает тебя шлюхой. – Какого?.. – И давай начистоту, милая, о лучшем в жизни сексе люди не жалеют. Каким бы грязным он не был.

Мое сердце сжимается, потому что прямо сейчас я чувствую твердую длину под тканью его джинсовых шорт. Которые соприкасаются со внутренней частью моего бедра.

– Я не… – запинаюсь. – Это… Черт… – бубню под нос, пряча взгляд в воротнике белого пола.

Настрой «отшить», которым я горела минуту назад, вмиг оборачивается напряжением. И приличным.

Проклятье, у меня учащается сердцебиение.

– Закончила? – ловлю на своих губах его теплое дыхание, слегка мятное и едва соленое от текилы.

– Ч-что? – немного теряюсь. – Ах. Да. Зак… М-м-м…

Возможность говорить у меня забирает горячий рот, накрывающий мои губы в каком-то сумасшествии. И с каждой секундой он превращается во что-то еще более дикое, блондин дергает мою голову назад и, проникая языком глубже, вылизывает мой рот, как десерт из мишленовского ресторана. Боже… Ощущения… такие… яркие… Почему? Его зубы впиваются в мою нижнюю губу, и я теряю какой-то утробный звук, а затем оживаю стоном. Снова и снова, пока его рот пожирает меня, то неумолимо, то медленно, чувственно и глубоко, позволяя электрическому разряду вспыхнуть внизу живота и прострелить позвоночник.

И прежде, чем я осознаю, что сама цепляюсь за его шею руками, обвивая ногами талию, блондин касается лямки сарафана, стаскивая ее вниз. В момент освобождаюсь от напористого поцелуя и утыкаюсь лбом в плечо парня, чувствуя, как тяжело он дышит. Я тоже пытаюсь поспеть за его дыханием.

Только блондина это не останавливает, и вторая лямка тоже соскальзывает вниз, одно движение, и моя грудь оказывается обнаженной, но я успеваю прошептать:

– Не здесь, пожалуйста… – мотаю головой, все еще прижимаясь к нему и с трудом сохраняя возможность дышать. – Я не хочу, чтобы нас… кто-то увидел. Не хочу быть частью… вашего спора. Только не говори мне… Я… – киваю, – Я знаю. Твоя подружка поделилась со мной вашим секретом.

Я хмурюсь и замолкаю, на мгновения сожалея о своей слабости.

Блондин тоже больше не двигается, разве что я будто слышу скрип его зубов, после чего чувствую, как лямки сарафана возвращаются на мои плечи.

Поднимаю тяжелую голову и смотрю на лицо, в котором больше нет и намека на какую-либо провокацию. Его сжатые челюсти демонстрируют чертовски красивые скулы. Он серьезен как никогда.

Но затем он подхватывает меня на руки и выходит из бассейна, от резких движений голова снова немного плывет, и мне не остается ничего другого, кроме как держаться за его жилистую татуированную шею.

Я щурюсь от ярких солнечных лучей, но при малейшем движении получаю звон в ушах, а уже после к нему присоединяется и головная боль. Мне требуется несколько минут, чтобы понять причину своего пробуждения. И это не утреннее солнце. Мелодия. Мягкая и в то же время густая и басистая, как и красивый мужской баритон, но одновременно с тем тихая, перебирающая каждую фибру души. На мгновение я даже забываю о головной боли, но лишь пока до затуманенного рассудка не доходит, что вокруг меня незнакомая обстановка. Твою мать! Резко поднимаю голову, но практически сразу со стоном падаю обратно на подушку. Какого черта так давит виски? Я помню, как встретилась с блондином в ресторане, помню, как оказалась на их яхте, и даже то, как пила с ним текилу, после чего он оставил меня одну… Дальше все туманно… Мычащий стон покидает мою грудную клетку, пока я растираю лицо ладонями и решаю отчитать себя позже. Лучше дождаться, пока стихнет эта невыносимая пульсация. К тому же нужно как-то добраться до…

Солнечный свет внезапно исчезает.

Резко выдохнув, убираю ладони от лица и тут же ахаю, натыкаясь взглядом на полуобнаженное тело в джинсовых шортах, тенью нависающее надо мной.

Сглатываю и сажусь, стараясь сделать это более плавно и безболезненно. Вот только уже в следующее мгновение с ужасом понимаю, что простыня соскочила вниз и теперь моя обнаженная грудь выставлена напоказ, но прежде, чем натянуть ее до подбородка, я заглядываю под нее и тут же краснею, готовая провалиться сквозь землю. Я ни черта не помню! Голая! На яхте среди моря и пьяной молодежи! Сколько человек могли воспользоваться моим беспомощным положением? Господи! Один так точно. И прямо сейчас он любезно протягивает мне стакан с водой и шипящей в ней таблеткой.

– С добрым утром, тусовщица, – с насмешкой поддевает этот козлина. – Выпей, полегчает.

Я бросаю на него злобный взгляд, испытывая желание выплеснуть содержимое стакана ему в лицо, но понимаю, что моя злоба не уместна и, если на то уж пошло, мне стоит вылить воду на саму себя.