Ничего не ответив, выхватываю стакан из его рук и, практически не раздумывая, делаю глоток, но во рту настолько пересохло, что остановиться не получается. Я допиваю последнюю прохладную каплю с лимонным послевкусием и, ненадолго испытав облегчение, ставлю стакан на тумбочку. Затем, удерживая одной рукой простынь, невзначай провожу ладонью по волосам и даю себе минуту, чтобы собраться с мыслями и посмотреть на блондина. Мне в любом случае придется с ним поговорить.

Однако, когда уже собираюсь сделать это, обнаруживаю его сидящим на широком подоконнике с гитарой в руках. Вопреки похмелью мой разум переживает с десяток эмоций, сильнейшая из которых, разумеется, стыд, и это еще больше тормозит мой мыслительный процесс. Наверное поэтому я зависаю, рассматривая агрессивный принт инструмента, а потом слишком быстро переключаюсь на татуировки, хаотично расположенные на его теле: надписи, знаки и череп со щупальцами осьминога…

– Я так понимаю, спасибо я не дождусь? – спрашивает, сосредоточенно перебирая струны длинными пальцами, и теперь я понимаю, откуда исходила эта мелодия. Но сейчас меня интересует другое.

– Почему я… – хрипло, – голая?

Боже, какой глупый вопрос. Но ничего другого я выдавить не смогла.

Подобрав колени к груди, смотрю на него и, черт возьми, любуюсь. Такой беззаботный, дерзкий и красивый. Он так умело обращается с гитарой, что я представляю себя на ее месте и немного завидую инструменту.

– Память подводит? – с ухмылкой дразнит он.

После этих слов я еще несколько минут ломаю голову, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-то с того момента, как все покрылось туманом. Но… тщетно.

– Уверена, что хочешь знать? – на этот раз он смотрит на меня с издевкой, и мое сердце сжимается. Боже, я не хочу этого знать…

– Пожалуйста, – сглатываю, стискивая простыню. – Только не издевайся надо мной. Что вчера… чем все закончилось?

– Ну… Ты накурилась и голышом танцевала на барной стойке, а потом на глазах у всех почти трахнула какую-то девчонку, – вмиг все мои чувства обостряются и вступают в конфронтацию, еще немного и я умру, я даже хочу попросить его замолчать, но он сам делает это, разражаясь гортанным смехом. – Блядь, ты такая… наивная.

– Ты что… – мой голос дергается и взлетает на октаву выше, – прикалываешься? – блондин начинает смеяться еще громче. – Ты… ты… – злость сдавливает мое горло, я хватаю подушку и швыряю в него, но он с легкостью уворачивается.

Тяжело дыша, испепеляю взглядом хохочущего надо мной парня, пока он не замолкает, а его лицо не становится серьезным.

– Ладно. Хочешь правды? Валяй! – небрежно кладет руку поверх гитары и подается вперед. – Так могло бы быть, если бы я не вмешался. – От звучания его поучительного тона я чувствую себя неловко и закусываю губу, ожидая худшего. – Только вместо того, чтобы хорошенечко трахнуть тебя, я пол ночи просидел с тобой в туалете, пока ты блевала, после чего снял с тебя испорченную одежду, вымыл и уложил спать. Я ответил на твой вопрос?

Что за?.. Черт возьми! Он серьезно?!

На меня будто вылили ушат ледяной воды. Боже… я такая идиотка! Жар стыда и смущение уже оборачиваются вокруг горла и грозят задушить меня.

И конечно же я не знаю, что на это сказать, кроме тихого «какой ужас… прости», после чего головная боль лишь усиливается, и я подпираю голову ладонями, упершись локтями в колени. Мне просто нужно уйти отсюда. Я даже не хочу знать, как выгляжу и думать о том, что он был рядом, когда меня рвало. Твою мать, а потом ещё и вымыл меня, не оставив ни единого шанса ненавидеть его…

Парень встаёт и, положив гитару, начинает медленно приближаться ко мне. Из-за чего мое тело сразу принимает оборонительную позу, хотя все, что ему нужно, это горизонтальное положение и холодная тряпочка на лбу. Но сейчас я могу думать лишь о том, насколько плавно он двигается, его походка неспешная и… пугающая. Он крадется к своей жертве, зная, что она уже никуда не денется.

– Я знаю одно рабочее лекарство от похмелья, – его губы растягивает дерзкая ухмылка, а я, предчувствуя неминуемую опасность, еще крепче прижимаю к себе шелковую простынь. Если он попробует убрать мой единственный щит, то только вместе с моими конечностями.

– Что ты… – я едва дышу, когда он опускает одно колено на кровать и встаёт надо мной, позволяя мне снова облизать его поджарое и татуированное тело взглядом, что цепляется за щупальца черепа-осьминога, одно из которых тянется вниз, прямо к греховным косым мышцам живота. Я закусываю губы и, подтянув простыню еще выше, сжимаю бедра от чувственного покалывания между ног.

– Не прячься от меня, Монашка, я хочу видеть твои маленькие сиськи, когда буду есть тебя, – он хватает край простыни и одним движением срывает ее, отбрасывая в сторону и оставляя меня полностью обнаженной. Писк застревает в горле. Я не могу дышать, пытаясь прикрыть себя руками, и сейчас особенно жалею, что убрала длину волос…

Все происходит как в тумане, блондин становится на колени и нависает надо мной, а я машинально кладу ладони на его грудь, вот только вместо того, чтобы оттолкнуть, наслаждаюсь твердостью молодого тела. И он понимает это, демонстрируя мне свою легкую фирменную ухмылку подонка.

Я тут же одергиваю руки и собираюсь прикрыть свою грудь, едва ли не теряя сознание от всей абсурдности ситуации, но совершаю ошибку, а в следующее мгновение он грубо дергает меня за лодыжки, слишком быстро укладывая на спину, и уже раздвигает мои ноги своими крепкими бедрами. Черт, черт, черт… Дыхание учащается, а пульс отчаянно долбит где-то в горле.

Секунда, и горячие губы касаются моего уха, а следом по коже прокатывается вибрация его хриплого голоса:

– Я сказал, что хочу видеть твои гребаные сиськи, пока буду поедать твою киску.

Это сумасшествие какое-то и ему нет конца! Зубы блондина впиваются в мое напряженное горло, и у меня перехватывает дыхание. Мне нужно бежать от него. Бежать как можно дальше! Боже, как бы мне хотелось отыскать в себе силы на этот подвиг!

Но где их взять, когда этот проклятый парень продолжает доминировать надо мной, оставляя сладкие укусы на моей шее, ключице, когда царапает зубами обе груди, по очередности прикусывая мои изнывающие соски, а после начинает их сосать, облизывать и скручивать пальцами, словно обезумевший. Будто мои маленькие сиськи становятся для него аморальной зависимостью. Как и он моей…

Я даже не понимаю, в какой момент зарываюсь дрожащими пальцами в его густые волосы и притягиваю ближе, ощущая горячий смешок между грудей, после которого он начинает вести языком вниз, прикусывая чуть ниже пупка, и я дергаюсь, испуская жалостливый звук. Блондин глухо усмехается и повторяет свой трюк, одновременно устраиваясь между моих ног, в то время как я пытаюсь сжать бедра, беспомощно ударяясь затылком о подушку.

– Монашка, если ты пытаешься остановить меня, тебе следует выбрать другую тактику, – чувственное предупреждение разбивается о разгоряченную кожу внизу живота, и я, едва ли не хныча от отчаяния, сильнее тяну его за волосы вверх, вот только в ответ получаю лишь гортанный дразнящий смешок. – Ох милая, и снова не верно, этим ты чертовски заводишь меня.

Издаю стон, а затем прикусываю губу и бросаю злобный взгляд на нахала, голову которого я пытаюсь остановить, но он действует неумолимо, как хищник, продолжая добираться до своей цели, нежно покусывая и сжимая широченными ладонями мои дрожащие ребра.

– Будь хорошей девочкой, – хрипит он и как ни в чем не бывало скользит губами по внутренней части моего бедра, вынуждая меня задрожать под его натиском. – Раздвинь сладкие ножки.

Они уже раздвинуты! Тобой!

Неловкость борется с возбуждением, уже практически вырывающимся на финишную прямую, пока он облизывает мою чувствительную кожу, смотря на меня снизу вверх. Еще немного, и моя стыдливость сгорит в огне, и это происходит, когда он снова кусает мою кожу, и я теряю бдительность, позволяя ногам разъехаться в стороны.