– Мы поедем, мам… – говорю сразу, чтобы пресечь дальнейшие попытки меня донимать, но мама и не планирует. Все-таки, Никита делает ее добрее.

– Все так серьезно? – спрашивает Никита уже по пути домой. – С бабушкой.

– Говорят, нужна операция и лучше всего сделать ее в Израиле. Там лучшие клиники и врачи. А у нас, – развожу руками, – сам понимаешь.

– Да, – кивает. – У меня есть знакомый кардиолог, я могу поспрашивать, к кому обратиться, но думаю, что хорошие врачи на полгода вперед заняты пациентами.

– Никит… а ты сможешь помочь с деньгами? – спрашиваю и прикусываю внутреннюю сторону щеки.

Просить я не привыкла. Да что там, я даже не знаю, как это правильно делается!

– Не уверен, но постараюсь, – Никита спускает меня с небес на землю. – У меня все деньги сейчас крутятся, свободных очень мало.

– Я отдам, Никит, если получится. За полгода где-то.

О том, что у меня намечается безработица, умалчиваю. Все еще надеюсь найти достойную работу и хорошей зарплатой. Не может же на Гадаеве рынок вакансий сойтись клином.

– Что-нибудь придумаем, малыш, – обещает Никита.

Когда подъезжаем, он напрашивается на чашку кофе. На секс я не настроена, но соглашаюсь. Подумала, что после просьбы о деньгах неплохо побыть немного ласковой. Настолько, насколько это у меня получится.

Поднимаемся по лестнице вместе, держась за руки, а когда оказываемся на моей лестничной площадке, я так и застываю, шокированная увиденным. Под моей дверью стоит Гадаев собственной персоной. После офиса он успел переодеться в джинсы и свитер. Ну и прихватить мой телефон с собой, разумеется! Я замечаю знакомый чехол в его руках.

Артем

Бабы меня не игнорировали. Часто сами названивали и умоляли о встрече. И каждый раз приезжали, если она была назначена. Почти всегда – заранее, чтобы не заставлять меня ждать.

Вересову я прождал до десяти. Этого времени с лихвой хватило бы на то, чтобы добраться до моего дома. Да что там! За эти несколько часов она могла вернуться домой, принять душ, переодеться и приехать. Вплоть до десяти я убеждал себя именно в этом – Вересова поехала домой, чтобы приехать ко мне свежей.

Осознавать другое было болезненно. Сначала больно стало моей самооценке, которая от такого поворота трещала по швам, а потом всему, что было в трусах. Последние, к слову, тоже трещали по швам от перевозбуждения. Вересова мастерски уронила не только мою самооценку, но и член, который хоть и болезненно поднывал, но за неимением достойной альтернативы, упал отдыхать.

И если ему было уже безразлично, трахнем мы кого-то или нет, то моей самооценке хотелось реванша. И именно этот факт в десять вечера вынудил меня одеться и сесть за руль, чтобы приехать к Вересовой, которой дома не оказалось. Звонить ей было некуда, а по ту сторону двери даже после непрерывной трели дверного звонка, висела гробовая тишина.

Уговорив самооценку подождать реванша до завтра, собираюсь уйти домой, когда натыкаюсь взглядом на Вересову. Она, как ни в чем не бывало, поднимается по лестнице под ручку с этим своим слизняком. При виде него у меня глаз дергается и руки автоматически в кулаки сжимаются. Терпеть не могу таких лощеных пижонов. Он давно мне не нравится. С того самого момента, как Вересова с ним замутила.

– Артем… Борисович? – натурально удивляется моя помощница. – А вы тут что делаете?

Пытаюсь добиться утоления всех сексуальных фантазий и восстановить справедливость, вернув своей самооценке почетное место на вершине олимпа, но глядя на мудня рядом с ней, появляется отчетливое понимание – нихера мне сегодня не перепадет. А может, и не только сегодня.

– Телефон, который вы забыли у меня в кабинете после… хм… инцидента принес.

На слове «инцидент» ее глаза округляются, а у прилипалы рядом, по взгляду вижу, возникают вопросы.

– Как это мило с вашей стороны, – елейным голосом произносит Вересова. – Могли бы и не напрягаться, я бы завтра забрала.

– Что вы… разве после всего я мог оставить вас без связи? Сорвался к вам, как только работу в офисе закончил.

История трещит по швам и прилизанный щеголь это прекрасно понимает. Вон как одежду мою рассматривает. Явно ведь не верит, что я в потертых джинсах и свитере на работу хожу и его благоверную по поручениям гоняю.

– Спасибо, Артем Борисович за помощь и позвольте пройти к двери, – быстро тараторит Вересова.

Понимает, видимо, что намеки мои до добра не доведут, а я, между прочим, против, чтобы ее сегодня этот дегенерат до кровати довел. А по его лицу ведь видно, что он не на кофе сюда шел, а с одной единственной целью – трахаться.

Я такого допустить не могу, поэтому и к двери Вересову пропускаю не сразу, а когда отхожу и она открывает, под непонимающие взгляды шагаю следом за ними и быстренько поясняю:

– Угостите кофе, Ева Евгеньевна. Все-таки, уже поздно, путь домой, как вы знаете не близкий, а мне за руль.

– А водитель ваш где? – спрашивает, упорно не желая пропускать меня дальше прихожей.

– Отпустил. Не думал, что он сегодня понадобится. Планы на вечер, знаете ли, были совсем другие.

Пижон приглаженный стоит за ее спиной, поэтому опасный предупреждающий всплеск во взгляде Вересовой достается только мне. И я его благополучно игнорирую. Разуваюсь и следую на кухню. В этой квартире я был уже давно. В последнее время приходилось только заезжать за Евой и отвозить ее домой, да и то чаще это делал водитель, но раньше, когда еще Вересова на меня не работала, да и я сам не работал, эту квартиру я видел. Был в ней не так много раз, но помню, где находится кухня и пру туда, как танк. Впереди планеты всей, а конкретнее, впереди того, кого она с собой притащила.

Он выглядит удивленным. В общем, именно это мне и нужно.

– Напомните, Ева Евгеньевна, где у вас чашки?

– Напомните?! – хмурится. – Вы, кажется, ни разу у меня кофе и чай не пили.

– Точно, – подхватываю ее игру. – Это вы у меня на кухне не раз и кофе, и чай делали.

Беспощадно разрушаю ее мечты сделать перед щеголем вид «ничего такого не происходит». Потому что происходит. Прямо в эту минуту у меня внутри все кипит и бурлит от желания скрутить его и вытолкать на лестничную площадку, смачно захлопнуть перед его носом дверь, а затем вернуться и…

– Артем Борисович! – отвлекает меня Вересова от мыслей о ее аппетитной голой заднице на этом отполированном столе, видимо, угадав, о чем я на самом деле думаю.

– Простите, не расслышал.

– Кофе какой хотите?

– Черный.

– С сахаром?

– С вами…

– Что, простите? – а это в разговор встревает прилизанный мудила.

– С вафлями, говорю, – отвечаю, глядя исключительно на Еву. – Если они, конечно, имеются.

– К сожалению, вафель предложить не могу, есть печенье.

– Попробуем.

– А вы всегда забытые телефоны сотрудников к ним домой лично привозите? – вдруг подает голос слизняк.

Я уже говорил, что хочу вытурить его за дверь? Очень хочу! Руки чешутся, внутри все трясется, но Вересова мне не простит и тогда точно уволиться без раздумий.

– Нет, конечно, – равнодушно отвечаю. – Просто Ева забыла телефон у меня в кабинете, да и знаете, она все-таки личная помощница, считайте, родной человек. Ну и с детства я ее знаю.

– Вот как…

Мудень даже не пытается скрыть свою неприязнь. Кривится, словно я ему рассказываю о том, как жру дождевых червей на завтрак.

– Ваш кофе.

Ева ставит на стол сразу две чашки. На меня смотрит с раздражением, а ему улыбается. Так, сука, широко и искренне, что хочется его ответную улыбку стереть чем-нибудь. Желательно, кулаком.

– Приятного, – выдает Вересова, я же в ее взгляде читаю «Пейте и проваливайте».

– А что бабушка? – спрашиваю, прекрасно помня, что Ева живет не одна. – Спит уже? Не разбудим?

И вот при упоминании бабушки все как-то резко меняется. Взгляд Вересовой медленно угасает, уголки губ ползут вниз.