Никита никогда бы не подумал, что однажды ему придётся выполнять функции дуэньи. Ну, были раньше в Испании такие женщины, обычно пожилые, которые всюду ходили за молоденькими воспитанницами и следили, чтоб те неустанно берегли свою честь. Никите-то, конечно, ничью честь охранять не требовалось, в некотором смысле даже наоборот; его присутствие понадобилось, чтобы потеря чужой чести прошла более или менее прилично.

Месяц назад завелась у его друга Женьки девушка Лиза, и всё было хорошо, просто замечательно, Женька сам не нарадовался. Им с Лизой по тридцать лет – достаточно взрослые, чтоб ничего из себя не строить и не ломаться для вида. Но с постелью не спешили, хотя и не затягивали намеренно – просто вот так вот развивались (и, кстати, очень неплохо развивались) отношения. Наступил май, романтические настроения у населения в целом и у Женьки с Лизой в частности резко поползли вверх. Двое решили провести последние выходные месяца на Женькиной даче. А ещё решили, что неплохо бы, чтоб им составили компанию друзья, тогда получится менее неловко. Как присутствие друзей в соседних комнатах поспособствует снятию неловкости, Никита не особо понимал. Женька тоже, он кивал на Лизу – той казалось, что если они останутся на даче вдвоём, будет ощущение, что они только за сексом и приехали (как будто нет), получится обязаловка; легче, если рядом поприсутствуют друзья, готовые при необходимости ночевать на веранде. Лиза брала с собой подругу, Женька – друга.

– Ты не волнуйся, Яна классная, – уверял он Никиту. – Самая весёлая из Лизиных подруг, мне Лиза про неё столько рассказывала – ухохотаться. Я сам с Яной пару раз общался – прикольная девчонка.

– А сколько девчонке лет?

– Точно не знаю, где-то наша ровесница. Лет тридцать, наверно, плюс-минус.

Против прикольных ровесниц тридцатиоднолетний Никита ничего не имел, но обязаловки тоже не хотел.

– Напомни, у тебя на веранде одна кровать или две?

– Одна. Но ещё есть в кладовке, а кладовка у нас, если помнишь, большая, как целая комната. Если что – ты на веранду, Яна в кладовку, или наоборот. Дадим каждому по обогревателю, не замёрзнете. Янка нормальная, она сама напрягаться не станет и тебя напрягать не будет, понравитесь друг другу – хорошо, не понравитесь – не трагедия.

Ну и отлично, напрягающих его женщин Никите хватало на работе. Точнее, одной женщины.

Работал Никита журналистом и техническим писателем (а ещё копирайтером, однако с этим словом ни в какую не желала мириться его гордость) – по большей части для интернет-изданий и пары-тройки сайтов. Но ради стажа и соцгарантий три года назад устроился в «настоящую бумажную» газету «Слово за слово» – одну из двух основных в их провинциальном, но таки довольно крупном городе. И все эти три года Никиту напрягала редактор. Не главный редактор, ответственная за газету целиком, – с той-то как раз было нетрудно поладить и договориться; а именно редактор, которая читает и «причёсывает» написанные журналистами тексты, прежде чем отдавать дальше, на корректуру. Она-то и портила Никите да остальным корреспондентам профессиональную жизнь в меру своих возможностей. Возможности у неё были не слишком велики, но использовала она их по максимуму. Крепче прочих доставалось Ире, с которой Никита сидел в одном кабинете. Жалко Ирку, она без того несчастная, затюканная; даже не интересующийся личной жизнью коллег и абсолютно не склонный к сплетням Никита знал, что у Иры проблемы дома – муж ни во что не ставит, свекровь гнобит, два сына от рук отбиваются. А тут ещё Таран приходила и капала Ире на мозги – то не так, это не эдак, там замени, здесь переделай. К Никите Таран тоже цеплялась – лишних пробелов наставил, подзаголовки слишком длинные написал, главки не отбил (не разделил пустыми строками), кавычки не той формы использовал. Никита всё ждал, когда ей надоест страдать ерундой, но ожидания были напрасны. Впрочем, и у Таран чаяния на его счёт не сбывались. Никита не вредничал намеренно (в основном), ему попросту не хватало времени, чтобы тщательнее работать над газетными текстами, он быстренько отписывал их и брался за другую, «интернетную», работу, которая приносила больший доход. Таран бесилась, но сделать ничего не могла. Люди со стороны думают, что у любого журналиста непомерно крутая зарплата, а когда кандидаты приходят в редакцию и узнают, сколько им будут платить и поначалу, и в перспективе, подавляющая часть сразу сливается. Оставшиеся сливаются позже, когда узнают, что за такие деньги надо реально трудиться, а не плевать в потолок. Кто не в теме, уверен, что накропать статейку – плёвое дело, особенно если в школе были пятёрки за сочинения; а это непростой, подчас каторжный труд. Посему нехватка кадров налицо, начальство вынуждено держаться за тех, кто есть.

Кстати, Таран – не прозвище, а настоящая фамилия. Но остальные своего редактора исключительно по фамилии и называли – подходило идеально. Лишь главный редактор в минуты непонятно чем вызванного отчаянного добродушия могла забыться настолько, что говорила: «Танечка». Танечка. Ха. То же самое, что крокодила окрестить Пусечкой. Для себя Никита решил: Таран и только Таран, лучшего обращения для этого… существа не придумаешь (худших можно придумать сколько угодно, но заигрываться не стоит, Таран пусть не прямое, но всё же начальство).

Существу было, наверное, лет сорок пять, оно носило невзрачные мешкообразные – что брючные, что юбочные, – костюмы, тяжёлую обувь на плоской подошве и огромные очки. Оно закручивало волосы ржавого цвета в тугой пучок, отчего издали казалось лысым. У существа была неопределённая фигура, тонкие губы, вечно накрашенные тёмной помадой, и злобные, часто щурящиеся маленькие глазки. Легенда гласила, что существо побывало замужем, но Никита не верил – не представлял, чтоб кто-нибудь отважился взять в жёны это. И дело не во внешности, а в характере. Он у существа был невыносимым.

Никите рассказывали, что раньше Таран сидела в большом кабинете с двумя соседками, но застращала их до невозможности, они при ней боялись лишний раз вздохнуть. Любой шорох, любое неосторожное движение, любое слово легко становилось поводом для ругани. Ругалась Таран громко, выразительно, вдобавок обладала крайне противным голосом. Она закатывала настоящие истерики, если ей, как она выражалась, мешали работать своей болтовнёй. В конце концов, её пересадили в отдельный маленький кабинет, и уже бывшие соседки на первых же выходных после этого сбегали в церковь и поставили свечку за здравие главного редактора, одобрившей и устроившей переезд. Мимо кабинета Таран ходили на цыпочках, словно это логово дракона. Очень подходящее сравнение. Если чей-то шаг оказывался недостаточно тихим, Таран орала: «Хватит там топать, слоны! Я тут ваши же косяки исправляю!» Даже директору холдинга, к которому относился их еженедельник, пару раз перепали эдакие приветствия, когда он проходил по редакции. Хорошо, что мужик с чувством юмора, заморачиваться не стал и за заочное оскорбление заочно же простил. Понимал, что, во-первых, Таран не со зла (то есть не со зла лично к нему; зло ко всем подряд, а не персонально к тебе, куда легче простить), во-вторых, она реально хороший редактор – другого такого не найдёшь, по крайней мере, на эту зарплату.

Хуже всего, что Таран имела привычку сама периодически приходить в кабинеты к журналистам. Обычно задавала типичные уточняющие вопросы, но порой высказывала гневные фи по поводу разных ошибок, а гневные фи в исполнении Таран были ещё и очень обидными. Бедную Иру она не раз и не два фактически доводила до слёз, та едва сдерживалась. Никита, если был рядом в момент «нападения», вступался за Иру, стараясь оградить от монстра. Но монстр лишь сильнее распалялся, в результате перепадало и Никите.

Его это мало трогало, он не был эмоционально привязан к коллективу. Работу он воспринимал именно как работу, а не место, где обязательно надо заводить душевные отношения. Никита наскоро выполнял то, что от него требовалось, чтобы заняться другими своими делами. К коллегам относился доброжелательно, уважал, иногда помогал, но назвать их второй семьёй, а редакцию – вторым домом у него язык бы не повернулся. Потому и «таранные» выходки не выводили его из себя, хотя раздражали, а подчас действительно злили. Но он быстро забывал и о них, и о самой Таран – у него водились женщины, думать о которых было куда интереснее.