Никита проснулся в восемь утра – Чепчик поднял, просясь на улицу. Выпустить Чепчика на самовыгул Никита не мог, даже на огороженной территории – никакой гарантии, что в ограде нет лазейки, через которую неугомонный пёс рванёт на волю. «Мы пойдём с конём по полю вдвоём, Мы пойдём с конём по полю вдвоём», – вертелось в голове у Никиты, пока он одевался и шёл в сени.

Ночью было холодно, спасал только обогреватель – спасал столь старательно, что ближе к утру кладовка напоминала сауну; Никита, ещё в полусне, выключил чудо техники. А Яна не выключила. Ей было жарко, но она от этого не проснулась. Попыталась сбросить одеяло, да не очень успешно – оно обвилось вокруг неё, как удав вокруг жертвы.

Никита, проходя мимо веранды, дверь на которую оставалась открытой, увидел картину забавную и, в общем-то, приятную. На Яне были пижамные шорты и футболка. Та нога, которую одеяло почти не закрывало, была, может, и не по-модельному длинной, но ровной и стройной. Имелись все основания допускать, что вторая нога нисколько не хуже. Отчётливо вырисовывались изгиб бедра и талия, наличие груди тоже было заметно. Теперь в общих чертах понятно, какая у Таран фигура – неплохая. Самой яркой деталью её внешности неожиданно оказались волосы. Никита и раньше видел, что они рыжие, но тогда рыжина воспринималась тусклой и невзрачной. Наверное, из-за стянутости-прилизанности причёски. Сейчас роскошный ворох мелких-мелких кудряшек, на который из окна падал солнечный свет, сиял медным огнём. Лицо Яны было обыкновенным, но «обыкновенное» – комплимент по сравнению с определениями «страшное», «инопланетно-отталкивающее» и «драконье». Светлая кожа, удивительно нормальные (без густой подкраски) брови, длинные ресницы, тонкий вздёрнутый нос и достаточно полные губы, по крайней мере, не злобная ниточка, которой они представлялись Никите прежде.

Он зашёл на веранду, выключил обогреватель и вышел.

С Чепчиком гулял долго, тот жаждал порезвиться на свежем воздухе. Вернулись в десятом часу, довольный Чепчик свернулся калачиком на крыльце и уснул. Никите спать не хотелось, хотелось чем-нибудь заняться. Скажем, наколоть дров – рано или поздно в хозяйстве сгодятся, даже если сегодня печь топить не будут. Разбудить кого-нибудь он не боялся – в доме улавливалась возня, остальные и без него понемногу выбирались из царства Морфея.

Вскоре после старта дровяно-наколочных работ высунувшаяся из верандного окна Яна прокомментировала:

– Вот это зрелище. – На ней уже была дневная одежда. В одной руке Яна держала наполовину съеденное яблоко, другой подпирала подбородок, уткнувшись локтем в подоконник. – Если бы ты в таком виде рассекал по редакции, я бы тебе, пожалуй, простила все лишние пробелы.

В редакционном обличье у Никиты тоже просматривались широкие плечи, но одно дело, когда на человеке рубашка или футболка, другое – когда он в майке.

– Если б я по редакции рассекал с топором, ты бы мне всё простила.

– Не-не-не, не путай прощение со страхом. – Яна откусила и прожевала кусок яблока, пока Никита вбивал металлический клин в очередной чурбак. Впрямь было чем полюбоваться. – Спортом занимаешься?

– Боксом.

Боксёрского призвания у него сроду не было, во втором классе он банально пошёл в ту секцию, куда принимали бесплатно, чтобы попозже возвращаться домой после уроков. Постепенно привык, из секции перешёл в спортивную школу. Там звёзд с неба тоже не хватал, но никому не мешал, держался на среднем уровне и показателей тренерам не портил. Школа закончилась, привычка осталась; и пускай бокс не сделал из Никиты звезду спорта, пользу всё равно приносил.

– Ой, бокс я люблю. – Яна прикончила яблоко.

– Разбираешься?

– Нет, мне просто нравится смотреть на полуголых мускулистых мужиков. – Яна соврала. Она знала правила и терминологию, известных боксёров прошлого и настоящего, а в поединках сам бокс её интересовал сильнее конкретных боксёров. Однако практика показывала: противоположному полу лучше не демонстрировать, что ты реально что-то понимаешь в боксе и прочих мужских видах спорта. Мужчины сначала удивляются, потом умиляются, потом радуются, потом начинают обсуждать с тобой последние бои/матчи/пр., а потом вместо вина с шоколадом угощают тебя пивом с чипсами.

Хотя винно-шоколадных планов на Никиту у Яны не было. В шутку позаигрывать – это можно, это прикольно, когда у второго участника язык тоже хорошо подвешен. Но, учитывая все обстоятельства, всерьёз заводить служебный роман – идея неважная, Яна понимала.

И Никита понимал. Он подыгрывал ей, потому что его эдакая самодеятельность тоже веселила. Люди, с которыми выходят лёгкие, заводные и увлекательные словесные дуэли, – редкость, а Яна внезапно оказалась именно таким человеком.

– Значит, если я буду расхаживать по редакции в майке, ты перестанешь капать мне на мозг из-за лишних пробелов?

– Возможно, – уклончиво сказала Яна, испугавшись, что переборщила с посулом.

– А не отбитые главы?

– Исключено. Такое не прощу, хоть голым ходи.

– Голым – ни при каких условиях.

– Это ты сейчас так говоришь. Может, потом передумаешь.

Не оборачиваясь, Никита предъявил Яне фигу.

– Живым я тебе не дамся, и не мечтай.

– А мёртвым ты мне не нужен, я некрофилией не увлекаюсь.

В таком стиле они переговаривались весь день. И когда вместе с Женькой и Лизой соображали завтрак, и когда всей компанией ездили на озеро, и когда под вечер устроили полноценные шашлыки.

– Ты же вегетарианка, – «напомнил» Никита, когда Яна принесла и попросила запечь для неё рыбу.

– Я не ем мясо, но ем рыбу. Я не вегетарианка, я пескетарианка.

Никите всегда казалось, что слово «пескетарианец» больше подходит для какого-нибудь религиозного течения, а не образа жизни в плане питания.

– Название как для секты. Типа Пескетарианцы седьмого дня или Свидетели Прескетариана.

– Между прочим, секты – чрезвычайно выгодное дело, знай себе дои доверчивых последователей. Давай организуем свою.

– Какую? Прескетарианский орден? Союз прескетарианоизбранных?

– Как вариант. Станешь главным пророком. Бороду отрастишь, кудри до плеч отпустишь.

– А ты чем будешь заниматься?

– Финансовыми делами нашей секты.

– Тогда ты тоже бороду отращивай. Иначе что это за секта такая – у одного есть борода, у другого нет? Непорядок.

– Вряд ли у меня получится отрастить бороду.

– Ничего не знаю, хочешь в секту – старайся.

– Я смотрю, ты идеей-то загорелся. А ведь сам про церкви пишешь. Не стыдно?

– Ты пишешь про религию? – спросила Лиза.

Никита выдохнул, раздув щёки.

– Не про религию. Про открытие и освящение новых храмов, про привоз каких-нибудь реликвий и так далее. Главный редактор практически всегда отправляет на такие мероприятия меня. По-моему, она поставила себе цель – воцерковить меня любой ценой.

– А ты атеист? – В голосе Лизы не было ни одобрения, ни осуждения, лишь любопытство.

– Агностик. Что почему-то не даёт покоя нашему главному редактору, хотя сама она не похожа на фанатичку.

– Видимо, она считает, что её миссия в нашем мире – наставить тебя на истинный путь, – ухмыльнулась Яна. – Чтоб кто-то наверху за это нарисовал жирный плюсик напротив её имени в списке.

– Каком списке?

– Откуда я знаю? Ты чаще меня в храмах бываешь, со священниками общаешься, тебе виднее, какие там, у высшего руководства, должны быть списки.

– Никогда о таких списках не слышал.

– А ты в следующий раз спроси. Либо я сама спрошу, если вдруг окажусь в церкви.

– Тебе в церковь нельзя, из тебя там черти полезут.

– Из тебя же не лезут. Или я чего-то не знаю? Могу себе представить: звонит нашему главному редактору батюшка, – Яна приложили ладонь к уху, – и говорит: «Анна Сергеевна, тут у нас на вашего журналиста случайно святой водой капнули, так он задымился, зашипел. Вы его к нам больше не присылайте, пожалуйста».