И Мария Волконская трогается в путь. Впереди пять с лишним тысяч верст, полных лишений и опасностей. В последний раз перед отъездом в Сибирь она наслаждалась в Москве, в доме своей невестки Зинаиды Волконской, звуками любимой музыки. Этот вечер навсегда остался в ее памяти и через много лет в своих «Записках» Мария Николаевна посвятила ему такие строки: «Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько талантливых девиц московского общества. Я была в восторге от чудного итальянского пения, а мысль, что я слышу его в последний раз, еще усиливала мой восторг... В дороге я простудилась и совершенно потеряла голос, а пели именно те вещи, которые я лучше всего знала: меня мучила невозможность принять участие в пении. Я говорила им: «Еще, еще, подумайте, ведь я никогда больше не услышу музыки...»

Да, пройдет немало страшных лет в сибирской каторге, прежде чем пальцы Марии Волконской снова смогут прикоснуться к клавишам фортепиано, а из души вырвется песня. А до той поры ее единственной музыкой будет звон кандалов, в которые были закованы «государственные преступники». Впервые увидев их на своем муже в руднике Благодатском, Мария упадет перед ним на колени и трепетно поцелует холодное железо.

Всего двадцать один год минуло этой хрупкой женщине, когда судьба обрушила на нее тяжкие испытания, но выдержке и достоинству, с которыми она переносила их, могли позавидовать закаленные бойцы. Она вызывала уважение к себе даже у тюремщиков.

Мария Волконская мужественно переносила сибирские морозы, она смирилась со скудной пищей и неустроенностью быта. Но очень тосковала по музыке. В своих «Записках», вспоминая о пребывании в Читинском остроге, Мария Николаевна рассказывала об «известном разбойнике» Орлове, угодившем на каторгу за то, что грабил на большой дороге купчишек, а добро раздавал бедному люду: «У этого Орлова был чудный голос, он составил хор из своих товарищей по тюрьме и при заходе солнца я слушала, как они пели с удивительной стройностью и выражением; одну песню, полную глубокой грусти, они особенно часто повторяли: «Воля, воля дорогая». Пение было их единственным развлечением... Я им помогала, насколько позволяли мои скудные средства, и поощряла их пение...»

После рудника и Читинского острога декабристов перевели в Петровский Завод. На годы каторги в Петровском Заводе приходится начало музыкально-просветительской деятельности многих декабристов. Здесь звучали в домашних концертах струнный квартет и хор, которым руководил одаренный Петр Свистунов, здесь поражал своей фортепианной техникой А. Юшневский (родственники декабристов ухитрились переправить в Петровский Завод несколько музыкальных инструментов), здесь трогала сердца проникновенным пением Полина Анненкова. По воспоминаниям декабристов, музыка скрашивала им тяжелые минуты, от нее «светлела жизнь». По-видимому, в этих концертах принимала участие и Мария Волконская, ведь она получила хорошее музыкальное воспитание, превосходно пела.

В 1845 году, после двадцати лет каторги и ссылки, Волконским было разрешено переехать в Иркутск. Они поселились сначала в доме купца Кузнецова, а затем перебрались в собственный двухэтажный особняк, построенный против церкви Преображения. Вскоре дом Волконских становится центром культурной жизни купеческого города. Вот тогда-то и зазвучал коричневый, сверкающий «Лихтенталь» (исследователям еще предстоит разузнать историю появления в Иркутске этого инструмента). На вечера к Волконским собирались немногие оставшиеся в живых друзья по ссылке, иркутское просвещенное общество. В парадной зале звучала музыка, читали стихи, играли драматические сцены (домашний театр Волконских был первым в столице Восточной Сибири), а потом за рояль садилась Мария Николаевна. Ее пальцы, привыкшие за долгие годы ко всякой работе, не утеряли своей гибкости, и в ее исполнении великолепно звучали сочинения Моцарта, Мейербера, Доницетти. По-видимому, исполнялась и музыка Бетховена, Глинки, Бортнянского, Верстовского — Волконские были в курсе событий музыкальной жизни, они выписывали из столицы нотные новинки.

По праздникам зала оглашалась веселыми польками, изящными мазурками и торжественными полонезами — Волконские давали балы.

И как всегда, музыкальной душой их была Мария Николаевна.

На звонком «Лихтентале» играли и приезжие музыканты — в Иркутске сложился круг любителей музыки, и они с удовольствием слушали гастролеров. Как-то сам собой возник обычай, по которому сначала концерт давался в доме генерал-губернатора (двадцать с лишним лет назад порог этого самого дома Мария Николаевна обивала в томительном ожидании разрешения отправиться на каторгу к мужу), а затем у Волконских. Здесь выступала виолончелистка Христиани, пианисты Беглер и Малер, певица и пианистка Ришье.

В 1856 году вышел указ об амнистии декабристов, и Волконские навсегда покинули Сибирь. Всю обстановку дома, в том числе и рояль, они оставили в Иркутске. Следы старого «Лихтенталя» на долгие годы затерялись; да им собственно никто и не интересовался. В бывшем доме Волконских жили разные люди, одно время там размещалась ремесленная школа. Лишь недавно, в 70-х годах нашего века началась реставрация старинного особняка, стали разыскивать все, что связано с пребыванием Волконских в Иркутске. Вот тогда и преподнесла в дар будущему музею рояль «Лихтенталь» семья Мазеповых. За полтора столетия потускнела его полировка, выщербились косточки клавиш, оборвались струны, сломалась механика. Пока что в Иркутске нет такого мастера, который вернул бы роялю его звучание. Однако любители музыки не теряют надежды, что это когда-нибудь произойдет. Теперь, когда дом Волконских превращен в музей декабристов (произошло это в дни празднования 160-й годовщины декабрьского восстания), его музыкальные традиции продолжаются. В соседней с залой комнате стоит современное пианино, на котором исполняются любимые произведения декабристов.

Слушает старый рояль знакомые мелодии, и его рассохшаяся дека затаенно резонирует, а пожелтевшие клавиши словно тоскуют по нежным прикосновениям пальцев «самой удивительной женщины».

Это было более 300 лет назад. Тысячи людей из Европы — англичане, шотландцы, ирландцы, французы, итальянцы — отправлялись на поиски счастья в Новый Свет, далекую и загадочную Америку. Вместе с ними пересекали океан и народные песни — ирландские и шотландские баллады, строгие церковные гимны англичан, итальянские мадригалы, песни и романсы других народов. Там, где теперь находятся восточные штаты США, обосновались в основном переселенцы с Британских островов. Ценой больших потерь, в постоянных стычках с гордыми и воинственными индейцами, они проникали в глубь страны.

С тех пор минуло много лет. Отгремела война за независимость Соединенных Штатов, Гражданская война между Севером и Югом. В XX век Америка вступила мощной индустриальной державой. Взметнулись ввысь небоскребы, по улицам разъезжали автомобили, а в музыкальной жизни американских городов прочно утверждался негритянский джаз. И вот тут-то обнаружилось, что на Юго-Востоке США, районе Аппалачских гор сохранилось почти в нетронутом виде искусство времен Шекспира.

После трудового дня жители высокогорья собирались вместе и пели под аккомпанемент самодельной скрипки, банджо или гитары баллады и песни своих предков — выходцев из Англии. Язык, обычаи первых переселенцев, традиции исполнения баллад, их поэтический текст почти не изменились с тех далеких времен: жители этих мест долго были лишены контактов с крупными городами Севера, с южными аристократами, на землях которых трудились сотни черных невольников. Вот почему получилось, что в 20-х годах нашего века исследователи «открыли» неизвестную дотоле музыкальную Америку. Было записано множество баллад и песен. И настолько красивы были их мелодии, просты и сердечны слова, что они не оставили равнодушным и замечательного композитора — Анатолия Николаевича Александрова, который отобрал и обработал несколько из них. Так, в 1946 году появился на свет сборник со звездно-полосатым флагом на обложке «Американские народные песни» Ан. Александрова. Не случайно это произошло сразу после войны — ведь только что мы победили общего врага! И, может быть, именно тогда, в сорок пятом году, когда наши войска встретились на реке Эльбе, американцы впервые услышали русскую «Катюшу», а наши солдаты — песню о простецком парне Билле. Поэтому понятно стремление композитора лучше узнать музыкальную культуру США, приблизить ее к нам, советским людям.