Вместо путевого листа я выхватываю парабеллум и дважды стреляю в грудь фельдфебелю, глядящему на меня с нескрываемым удивлением. В ту же секунду пулемет с «ганомага» начинает лупить по ближнему блокпосту, постовые с которого, вместо того чтобы бдеть на своих местах, начали подтягиваться на бесплатный концерт, где главным номером должен был выступить ныне покойный фельдфебель. Ну и я в качестве клоуна, как без этого. Жаль вас разочаровывать, ребята.
Через секунду начинает работать пулемет в грузовике. От грохота закладывает уши. Я падаю на дорогу возле скребущего землю на последнем издыхании немца. Вовремя, потому что с той стороны тоже включилась тарахтелка. Хотя что-то вроде по темечку стукнуло. Потом, все потом! Блин, а там пулеметчик удачливее оказался, наш заглох. Или лента кончилась?
К счастью, ребята с «ганомага» решили помочь и перенесли огонь на оказывающих сопротивление. Расстояние плевое, особенно для пулемета. Считай, что в упор лупят один по другому. Так что все быстро закончилось. Для всех. Но мы выиграли!
Я вскочил на ноги и пошел добивать раненых. За мной подтянулись наши бойцы. А что, пленные нам не нужны. Нам и без этого добра хорошо. Ладно, мне не здесь надо находиться, а чуть ниже. С немцами есть кому и без меня разбираться.
– Ильяз, долго еще? – крикнул я.
– Товарищ командир, минутку, уже несу! – ответил весьма жизнерадостным воплем Ахметшин.
Что-то он сегодня улыбчив больше обычного. Может, Параска уступила бравому лейтенанту? Не о том думаю! Вот это точно от нервов. Ну вот, а по голове вскользь заработал все же. Кровь тонюсенькой струйкой за ухом сочится. Какая еще перевязка, потом, все потом будет. Нам сейчас надо быстренько заложить заряды под опоры с обеих сторон и рвануть это счастье, пока на стрельбу не принесло любопытных. А то воевать нам не с руки: маловато и народу, и патронов.
Ахметшин молодой, он на дальние опоры побежал, а я тут, по месту. Вот, проводочек потянуть, и все готово. Мастерство не пропьешь! Пока мой помощник там еще продолжает возиться, я уже и наверх лезу. А что, маскировать ничего не надо, рванули – и поехали.
Ага, вот и лейтенант Рожков, приданный нам от сабуровцев. Надо узнать, во что нам обошелся бой.
Ох, да что же это? Что ж так дышать?.. И кто меня в грудь… О-о-ох, до чего ж больно… И ноги не держат… Откуда же прилетело? Да уж, очень неприятно. Как в том анекдоте, где мужик долго плыл по озеру, а на самом берегу помер. Ой, хреново…
Я добрел до грузовика и сполз на землю, привалившись спиной к колесу. Подбежал Рожков, еще кто-то, Ильяз из-за спин выглядывает.
– Что смотришь? Взрывай быстрее… – Хотел прикрикнуть, а получилось прошептать только. Но Ахметшин понял, понесся исполнять.
А меня уже начали ворочать, раздевать. Кто-то потрошит индпакет, второпях бинтуют. Вот тут меня и отрубило окончательно. Как раз одновременно со взрывом.
Глава 14
– Где я?
Стоило открыть глаза, как перед моим взором оказалась вихрастая и конопатая голова какого-то пацана.
– Известно где, – солидно ответил паренек. – В Красной Слободе.
Я осмотрелся. Маленькая комнатка с беленым потолком. В красном углу стоят иконы, горит лампадка. За оконцем падает снег, слышен какой-то металлический стук.
– А ты кто?
– Я? Васька. Я партизан!
– Точно?
Попытался сесть, но голова закружилась, пришлось откинуться обратно на подушки. Потрогал за ухом – там мощно так было обмотано бинтом. Это же мне у моста прилетело. Точно… К тому же дышать тяжеловато, да и поворачиваться – тоже.
– Я сабуровский! – с не меньшей гордостью произнес Васька. – Знаешь, как мы тут даем немцам прикурить?..
– Вижу как… – Рядом с пацаном на табурете лежал букварь.
– А, это… – Васька тяжело вздохнул. – Заставляют учиться. Александр Николаевич велел школы открыть в нашей деревне.
– Чего же не на занятиях тогда? – Я глянул на часы с ходиками на стене. – Двенадцати еще нет.
– Приглядывать за вами определили. – Васька насупился. – Все девки рвались сюда, ночевать были даже готовы. Параска и эта… вторая, красивая такая…
– Анна?
– Ага. – Парень рукавом рубахи вытер нос. – Но врач Иосиф Эмильевич их разогнал.
Так. Значит, мой знакомец из НовгородаСеверского добрался до леса. Уже хорошо.
– Долго я так лежу?
– Считай, сутки. Ой, совсем заболтался. Мне же велели сказать, как вы очнетесь.
Васька мигом убежал. Я же, переждав еще один приступ тошноты, все-таки встал, преодолевая боль в груди, надел чистую рубаху и выглаженные штаны, что лежали рядом с постелью, пригладил волосы. Побриться бы…
На рукав гимнастерки кто-то уже прикрепил три желтые и красные полковничьи нашивки. Я задумался. Когда будут введены погоны? Кажется, в 43-м. Да, точно. Может быть, предложить Сталину пораньше поменять знаки различия? К идее назвать войну Великой Отечественной он отнесся положительно. Ага, размечтался. Тайный советник вождя, как же. Там без меня хватает.
– Петр Николаевич, а кто разрешил вставать? – В комнату зашел хмурый Иосиф Эмильевич.
Меня тут же уложили обратно, начали обследовать. Послушали грудь, посмотрели зрачки. С чистыми бинтами пришла раскрасневшаяся Параска. Под ее щебет врач принялся перевязывать мне голову. Только вот сначала пришлось отодрать старую повязку. Размачивали простой кипяченой водой. Да уж, перекись получше: пошипит, и засохшие бинты сами отваливаются.
Из болтовни девушки я узнал, что в Красной Слободе открыт целый госпиталь, две хаты отведены под раненых. Их оказалось много, больше двадцати человек. Частью – партизаны из старичков, частью – новгород-северские, которых удалось забрать в брянский лес. Не хватает примерно всего. Лекарств, перевязки, даже карболки…
– Петр Николаевич, дайте приказ Анне сообщить в центр наши нужды! А то она…
Тут на меня полился поток жалоб. И от Иосифа, и от Параски. Вот вынь им и положь целую операционную с бестеневой лампой, рентгеновский аппарат, а еще…
– Все, все, – взмолился я. – Хватит пока! Сделаю, что смогу. – Я начал опускать ноги на пол, собираясь встать, опять стрельнуло болью чуть левее грудины. Потянулся рукой, но сразу отдернул – болит, собака!
– У вас контузия! – неожиданно суровым голосом сказал Иосиф Эмильевич. – И ребро треснуло, так что пока постельный режим. Вставать запрещаю! Покой и сон!
– А в туалет?
– Утка, – отрезал доктор и посмотрел на вспыхнувшие красным щеки Параски. – Да, девушка, а вы как думали, ходить тут и улыбаться всем? В медицине, дорогая моя, только халаты белые, а остальное грязное и дурно пахнет! Не справитесь, так лучше сразу скажите! Мне тут нужны те, кто работать будет, а не фифы всякие, которые начнут рассказывать, что они согласны делать!
Наверное, плакать побежала. Нет, надо же: фифа. Сурово, конечно, но доктора я поправлять не стал – работа у него тяжкая, и лучше персонал на место сразу ставить, чтобы в ответственный момент не думать, кто и что согласен делать.
Медицину в комнате сменил командный состав. Пришли Сабуров, Базанов и Яков. Принесли они три новости. И все хорошие.
Первая была ожидаема. Под Москвой немцам нехило так вломили. Фашисты откатились даже дальше, чем я ожидал. Удалось взять Вязьму, шли бои за Ржев. И тут лучше всего проявил себя мой патрон – Кирпонос. Именно ему доверили направление главного удара. И даже отсутствие командарма Власова ничуть не помешало. Реабилитировался, значит, за Киев.
– Срочно распространить новость по всему району, – велел я. – Пусть подпольщики развесят листовки везде, где только можно. Это поднимет дух населения.
– Все ученики в школе пишут с утра, – улыбнулся наш комиссар. – Пыхтят, но стараются. Что вломили мы немцам как следует и скоро погоним их назад, в их логово.
Насчет последнего были серьезные сомнения. Поди, нашептывает уже Тимошенко Сталину о летнем наступлении на Харьков и разгроме 6-й армии Паулюса. Мерецков сто процентов хочет окружить и уничтожить 18-ю армию Кюхлера. Ну а Конев нацелился на 9-ю армию Моделя. Единственное, где нам что-то светило, – это продолжать давление на группу армий «Центр». Жуков плюс Кирпонос – это сила.
