– Лёнь, а почему, когда мы в догонялки играли, ты меня целовать не стал, как другие мальчишки?

– Мне не нужен такой выигрыш. Если бы ты сама захотела, чтобы я… чтобы тебя… я по любви хочу. Ты очень красивая. И вообще…

– Скажи, только честно, ты всё успел рассмотреть?

– О чём ты! Да ничего я не видел. Совсем ничего. Некогда было разглядывать. Думал лишь о том, чтобы ты не заболела.

– Я сама удивилась, что никаких последствий после купания в ледяной воде нет. Даже насморка. Обычно, ноги промочу и готово – воспаление, простуда, температура. Мы же в холодной воде купались, потом голышом на мокрой траве скакали. А у меня ничего. Что, если это правда, любовь! Хотела у мамки спросить, да боюсь, что ей мои вопросы не понравятся.

– Если любовь, никого спрашивать не придётся. Она сама о себе даст знать. Главное, ничего выдумывать не нужно. Знаю я вас, девчонок. Из чего угодно можете роман в десяти томах сочинить.

– Я тебя попросить хотела. Только ничего такого не подумай. Давай поцелуемся. Мне нужно понять, как это… и зачем.

Мила зарделась, опустила глаза, ожидая ответа, словно расстрельный приговор трибунала.

– Давай. Кто, кого целовать будет?

– Сначала ты меня. Потом я. Хочу узнать, что лучше.

– А если и так, и так не понравится?

– А мне и так не понравилось, когда мальчишки слюнявили. Особенно Генка. Я почему побежала-то? Он, паразит, в трусы полез.

– Хочешь, я ему морду набью?

– Зачем? Если ещё приставать начнёт, я сама сдачи дам. Там… просто я растерялась. Знаешь, как обидно было!

– Мила. Можно и я тебя попрошу?

– Давай.

– Когда целоваться будем, глаза не закрывай, ладно?

– Я постараюсь. Только сразу предупреждаю, я щекотки боюсь.

 Когда в комнату постучали родители, поцелуйная проба входила в продолжительную стадию. Оба были красные, как раки, но счастливые. Кажется, Миле эксперимент понравился.

– Ну-ну, – сказал Сергей Степанович, – не увлекайтесь. Надо же, разошлись. Рановато мне ещё внуками обзаводиться. И вообще… я против ранних браков.

– Па, ну чего ты, мы только попробовали.

– Вот именно. С этого всё и начинается. Тоже мне, герои-любовники. Попридержите коней. Мамка, ты, во сколько лет первый раз целовалась?

– В четырнадцать, а что?

– Кхм-м, Милке-то уже пятнадцать. Ты мне этого не рассказывала. Хочешь сказать, что ей уже пора, уже можно? Ну и дела. Тогда извиняйте, господа. Только это, ну, под моим контролем. Без меня – ни-ни. Усекли! Когда они вырасти-то успели?

До конца октября не пролилось и капли дождя. Лишь бесноватый ветер портил погодную идиллию, забираясь в кроны деревьев, срывая пурпурные и оранжевые листья с зелёными прожилками.

Ребята бродили, по драгоценным россыпям золотого листопада, крепко держась за руки, пинали и подбрасывали резные банкноты, которыми деревья расплачивались с осенью, думали о приключениях, о любви, и о вечности, которая представлялась им удивительной и яркой.

О чём же ещё думать в пятнадцать мальчишеских лет, как не о бесконечности, которая в этом возрасте предпочитает не торопить события, щедро раздавая заманчивые обещания?

В почти избавившихся от остатков листвы кустах чирикали, обсуждая свои птичьи проблемы, стайки нахохлившихся воробьёв, время от времени затевая драки из-за лакомой находки, хотя кругом было полное изобилие семян и ягод.

Синички, ни с кем не ссорясь, отрывали алые ягодки рябины, улетали, и вскоре возвращались обратно за новой порцией.

Приятно пахло прелыми листьями, тучной почвой, холодным воздухом, и конечно девочкой Милой, благоухающей молодой свежестью от свалившегося на неё вдруг безразмерной величины счастья.

Теперь она понимала, что совсем не обязательно знать, что такое любовь, если это чувство уже с тобой, точнее в тебе.

Неужели действительно один единственный поцелуй способен зажечь неугасимое пламя самого настоящего, накрывающего с головой, растворяющего в мареве чувственности личного счастья, – рассуждала девочка, старательно создавая сценарий сказочного продолжения, наделяя между тем Лёньку бесконечным списком неоспоримых, поистине волшебных достоинств.

Потом началась зима со снегами и метелями, когда они развешивали в лесу кормушки для белок, катались на санках и лыжах, читали дома, в тепле, книжки с приключенческими сюжетами вслух.

Незаметно с обилием интересных событий пролетела весенняя колесница, разбрасывая вокруг букеты и клумбы, а следом плоды и ягоды.

Начались летние каникулы, когда Милочку увезли, сначала на берег моря, позже к бабушке в деревню. Потом Лёньке пришлось тащиться в отпуск со своими родителями, хотя душа рвалась к любимой.

Он не просто скучал, страдал, усердно вычёркивая дни на календаре до момента встречи.

Свидание было настолько радостным и бурным, что началось со слёз.

Потом что-то пошло не так. То ли земную ось перекосило, то ли там, наверху, Создатель что-то в сценарии их судеб перепутал.

Снова пришла осень. Только теперь Лёнька шуршал и хрустел листьями совсем один.

Перемены в их отношениях наступили в середине сентября, когда Мила  неожиданно и резко стала избегать встреч, ничего толком не объясняя.

Впрочем, о причинах нечего было гадать. Она вдруг пересела за Витькину парту. С ним же ушла домой.

Назвать такую метаморфозу изменой или предательством было невозможно. Мила ничего ему не обещала. В любви тоже никогда не признавалась.

Это Лёнька постоянно твердил о своём чувстве. Может только из-за этого девочка приняла детскую влюблённость за настоящее чувство?

На шестнадцатый день рождение его не пригласили.

Юноша весь вечер, пока гости не разошлись, пока не погас в окнах свет, стоял во дворе, надеясь на чудо, которого так и не произошло.

Осень наступила не только как сезон года.

Листья, окрашенные в пурпур обливающейся кровью души, облетали с его первой любви.

На следующий день Лёнька решился на серьёзный, откровенный разговор с Милой.

Девочка колебалась, прежде чем впустила его в квартиру, усадила в кресло и будничным голосом сказала, что пора понять, она любит другого, и это не обсуждается.

– Прости, Лёнечка, я же не виновата, что влюбилась.

– Значит, меня ты не любила?

– Я же честно говорила, что не знаю. Мне с тобой было хорошо. Но настоящие чувства оказались совсем другими.

– Ты уверена, что они настоящие?

– Наверно я его и раньше любила, только не до конца понимала это.

– Как же ты об этом узнала? Мы целый год вместе, что-то я никаких особенных чувств между вами не замечал.

– Лёня, я не хочу выяснять отношения. Поверь, мне тоже непросто. Мама сказала, что первая любовь обычно быстро кончается, что её нужно пережить, как ненастный сезон года, а потом о ней помнить, как о самом светлом в жизни чувстве. Я никогда не забуду, как ты меня спас, как учились целоваться, как мечтали о счастье. Даже если мы любили друг друга, наверно выросли из этого незрелого чувства. У нас же с тобой ничего не было, мы только целовались, и всё.

– Ты шутишь, Мила, как это ничего?

– Я имела в виду, ничего серьёзного, взрослого.

– Разве может быть что-то, весомее самой любви? Ты же совсем не знаешь Витьку. Уверена, что он действительно любит тебя?

– Прости. Мне очень жаль, что так вышло, но обсуждать наши с ним отношения с тобой я не хочу. Давай останемся друзьями. Ты очень хороший. Наверно даже лучший. Но оказалось, что не это главное. В том, что люблю Витю, я ни секунды не сомневалась.

– Видно, недостаточно хорош. Скажи, Мила, чего ты в нём нашла такого, чего нет у меня?

– Я не знаю ответа. С Витей у нас не так, как с тобой. Когда мне исполнится восемнадцать, мы поженимся.

– Значит, не передумаешь!

Мила покачала головой, выражая тем самым решимость, глаза её сверкали влагой наворачивающихся слёз, и открыла дверь, чтобы выпустить Лёньку.