— Ничего. Думаю, разумно продолжить идти. Пока есть, чем это делать…

Почти минуту стояла гробовая тишина. Пацаны соображали. Туго до них доходит. Потом подал голос Уютов.

— Серег… Мне кажется, он послал нас… — Володя так удивился этому факту, что его лицо вытянулось и стало каким-то обиженным.

— Вот придурки… — Фокина вдохнула, покачав головой, — Кажется ему… Тебе не кажется, осел. Вас послали.

Надо было видеть рожи этих дебилов. Сказать, что они охренели, это ничего не сказать. Они, наверное, даже представить не могли, что Маша, негласно коронованная принцесса лагеря и нескольких школ, вообще способна так выражаться и себя вести. Это же — Фокина. Отличница, пионерка, небесная фея. Впрочем, тут с пацанами не поспоришь. Фокина на подобные выкрутасы и не способна. А вот псионик, для которого эти пять молокососов выглядели смешно, вполне.

Маша больше не смотрела на меня. Она развернулась лицом к компании Лапина, закинула ногу на ногу, причём закинула именно по-пацански, оттопырив колено, и с интересом наблюдала за тем, как пятеро подростков из старшего отряда стоят напротив, широко открыв рты. Хорошо, хоть, на ней были шорты, а не платье. А то, мне кажется, парни вообще бы заработали себе преждевременный инсульт. Поза у девчонки вышла слишком агрессивно-откровннная.

— Маша… — Выдохнул, наконец, Лапин, вожак и предводитель своей шакальей стаи. — Какая же ты… Необыкновенная…

Я чуть не заржал в голос. Просто, так понимаю, у Федьки случился шок. Девчонки в этом времени ведут себя определенным образом. Даже Селедка, моя боевая подруга, при всех особенностях ее характера, многое себе не может позволить. Это, вроде как, неприлично. Например, когда я тащил Тупикину на руках, чувствовал стук ее сердца. Настолько сильно она разволновалась. Потому что все взаимоотношения между полами у них здесь имеют романтично-товарищеский характер. И вдруг столь нестандартное поведение. Да ещё от кого? От Фокиной, имеющей определенную репутацию среди пацанов. Ну, про поголовную влюбленность вообще молчу.

— Ты придурок? — Фокина перевела взгляд на Федьку. — Походу, да… Ну, ладно, если вы не поняли слов моего друга Пети Ванечкина, повторю я. Идите на хрен отсюда, куда шли. У нас тут взрослый серьёзный разговор.

Лапин, услышав мое имя из уст дамы своего сердца, среагировал моментально. Видимо, решил, я — его соперник в борьбе за сердце первой красавицы лагеря. Сначала во взгляде Лапина появилось уже знакомое недоумение. Он словно спрашивал сам себя:Почему Ванечкин? Потом на смену недоумению пришла злость. Причем злость тупая. Наподобие того, как реагирует взбесившийся, бык. Я, честно говоря, даже в какой-то момент с интересом уставился на нос Лапина. Повалит ли у него пар из ноздрей.

— Слышь, ты… — Федька сделал шаг в мою сторону, оттесняя плечом своего товарища, — А пойдём-ка поговорим.

— Да чтоб тебя… — Я на долю секунды прикрыл глаза, пытаясь успокоиться.

Просто внутри моего сознания начала формироваться дикая злость. Они все меня неимоверное бесили. И Лапин с его тупой ревностью, и Серега, гыгыкающий рядом, с его желанием угодить дружку, и Фокина, а вернее псионик внутри нее, с его упорными попытками вычислить беглеца, и Прилизанный, которого сейчас вообще не было рядом. Просто бесили! Все! Все одновременно. И еще я точно знал, сейчас надо взять эмоции под контроль.

Да, способности псионика меня покинули. И это для стоящих рядом пацанов великое счастье. Иначе уже минуту назад их мозги кровавыми ошмётками висели бы на ближайших деревьях. Потому что когда я испытываю вот такое сильное бешенство, перестаю себя контролировать. Вообще.

Столь мощные приступы агрессии — побочный эффект нашей силы. Поэтому нас с детства учат держать эмоции в узде. Как говорил мне учитель, псионика даёт ее носителю ощущение безграничной власти. То есть, мы чувствуем и ощущаем себя особенными, всемогущими. Потому что по сути так и есть. Псионик может побеждать почти целые армии. Псионик может сделать с любым человеком все, что захочет. Псионик — это удивительно опасная херня. Именно по этой причине все псионики, едва проявятся их способности, обязательно забираются из семьи и отправляются в спецшколу. Уже во время обучения я узнал, что решение это было принято когда-то давно неспроста.

Первые детишки, почувствовавшие в себе силу, в момент злости или ссоры с родителями просто разрывали им головы. Разбивали, как спелый арбуз, одним ментальным ударом. По итогу — вместо хорошего солдата, способного принести пользу Родине, эта Родина получала полного психа с глубокой детской травмой. Их потом просто как бешеных зверят загоняли в угол и уничтожали. Опасно. Нельзя такое оставлять на свободе. Даже при том, что вина этих детей очень условная. Никто из них не хотел смерти матери или отцу. Тем более, такой смерти. Но псионика в детские годы бесконтрольна. Она похожа на природное явление, которое остановить мы не в силах. Родители поругали, накричали, одаренный сыночек психанул. Все. Вот тебе драма и неуправляемый маньяк в перспективе.

Поэтому было принято решение псиоников отдавать в руки профессиональных учителей сразу же. И первое, что нас заставляли делать — медитация. Возможность погрузиться в себя и взять под контроль любую негативную эмоцию. Учитывая, что на момент, когда родился я, количество одарённых детей сократилось до цифрв «один», и вместе со мной некому было учиться, я своего воспитателя удолбал припадками бешенства. Наверное, медитировать вместе с единомышленниками проще и легче. Меня же это просто безумно раздражало.

И вот в данную минуту я чувствовал, как внутри моего сознания растет, раскручиваясь, знакомое эмоциональное торнадо. Да, сейчас у меня нет способностей псионика, но есть руки, ноги и зубы. А еще, несмотря на чужое тело, с которым мы не до конца поладили, я знаю все слабые места человеческого организма. И прежде, чем меня оттащат от кого-то из стоящих рядом пацанов, я успею нанести ему вред. Возможно, несовместимый с жизнью. Кстати, скорее всего, не одному. Этому меня тоже учили в школе. И кстати, гораздо лучше, чем моих коллег. Я был единственным учеником. На меня тратилось все время воспитания. Соответственно, уровень его оказался в разы выше, чем у остальных. Из меня готовили наемника. Солдата. Того, кто способен выполнить любое задание. Даже невыполнимое. Возможно именно поэтому в определенный момент я решил, идите на хрен. Не для вас эта розочка цвела. И ушел в свободное плавание, став тем изгоем, который нарушил присягу. Злодеем моя страна объявила меня гораздо раньше, чем я реально им стал.

В общем, в любом случае, мне жизненно необходимо взять себя в руки. Установить контроль над своим сознанием.

— А-хре-неть… — Маша наплевала на придурков, которые переминались рядом с ноги на ногу, не понимая причины задержки. Они все так же были настроены организовать небольшой мордобой. Фокина уставилась на меня с обалдевшим выражением лица.

При том, что для остальных я выглядел как внезапно отупевший псих, уставившийся в одну точку стеклянными глазами, и пытающийся дышать равномерно, глубоко, с погружением в себя, для Фокиной все было очевидно. Причина простая — она знает, как проявляется псионический амок. Поэтому, наверное, именно сейчас я бездарно спалился.

Фокина с недоверием смотрела прямо на мое лицо, взглядом изучая каждую его деталь. Искала подтверждение своим мыслям. И они, эти подтверждения, походу, нашлись.

С момента моего попадания в тело Ванечкина, ни один внешний признак не выдавал во мне псионика. И в первую очередь — глаза. Те самые плавающие пятнышки, которые перемещаются вокруг зрачка, отсутствовали. Их не было. Видимо, из-за того, что самой псионики не было. Но сейчас…

— Да ладно! — Маша резко подалась вперёд, ухватила меня за шею и с силой потянула к себе, пристально уставившись в глаза. Мои, естественно, глаза. — Это — ты!

— Тааааак…– Элеонора обвела нас всех суровым, испепеляющим взглядом, по очереди задержавшись на каждом. Просто дежавю какое-то…