Казалось, что сегодняшняя встреча с Эмили дарила мне второй шанс начать все сначала.

Я попытался сосредоточиться на своей идее и постепенно стал ощущать, как внутри меня становилось спокойнее. Через пару штрихов уже стала виднеться основа будущей картины. Легким движением кисточки начал прорисовывать фон – звездное небо. Краски розовых, голубых, фиолетовых и черных цветов смешивались в одно целое, создавая нечто прекрасное.

Карандашом я набросал черты девушки с книгой в руках, протягивающей руку новой рожденной жизни – парню. Его руки были слегка отведены назад, в то время как ветер развевал его кудрявые волосы. Эта пара – две звезды, которые нашли друг друга в этой Вселенной. По краям их силуэтов был белый свет, означающий надежду.

Настолько чувственно и глубоко я запечатлел наш с Эмили разговор, что не мог поверить, что это нарисовал я. Во мне снова просыпалось желание творить. Еще долго я рассматривал картину, думая о девушке, которая разбудила во мне вдохновение спустя долгое время.

Когда первые солнечные лучи стали щекотать глаза, я лениво выполз из постели. Несмотря на то что лег далеко за полночь, мне удалось урвать несколько часов сна. Не припомню, когда я чувствовал себя таким выспавшимся.

Привычных шагов внизу не было слышно. Я выдохнул полной грудью, когда понял, что остался один. Мне нравилось одиночество, но иногда оно сводило с ума.

На ходу перекусив сэндвичем, я принялся изучать бумаги, которые на днях отдала мне миссис Вернс. Я вчитывался каждую букву положения выставок, словно боялся пропустить что-то важное. Мне нужно было отправить свои лучшие работы. То, что могло заставить людей поверить в силу искусства, стать с ним одним целым.

Дойдя до последних строк, я обомлел. Данное мероприятие организовывал известный современный художник Алистер Донжуа. Его мог не знать только самый неопытный самоучка. Каждый мечтал хоть раз в жизни встретиться с ним. Картины Алистера Донжуа за столь короткое время смогли стать историческим достоянием Америки и были помещены во множество музеев искусств. Больше всего в его творчестве мне нравились эти картины: «Вселенная бесконечна», «Бессмертие души» и «Крик сердца». Названия были похожи на обычную констатацию фактов, но то, что Донжуа изображал, – было воплощением прекрасного. Он был для меня примером человека, который сумел добиться большего, чем ожидал на самом деле. Мистер Донжуа никогда не думал бросить дело своей жизни, даже когда близкие отвернулись от него. Его стойкость и упорство до последнего держали меня на плаву.

Мое воодушевление прервал звонок в дверь. Я спустился и быстро открыл дверь.

– Что ты тут делаешь? – спросил я, когда увидел Ванессу.

– Ты не отвечал на мои звонки после того, как бросил меня одну, – ответила она, и я заметил, что ее губа подрагивала. Ванесса прошла в дом, и я последовал за ней.

– Не знаю, что на меня нашло.

– Не хочу, чтобы ты бросал меня. Я слишком долго была вдали от тебя. Раньше мы не расставались ни на минуту.

Она смотрела на меня совсем по-другому. Что-то в ее взгляде притягивало меня. Юношеская влюбленность не пыталась противоречить чему-то новому. Ее привлекало прошлое.

– Последний раз я была здесь, когда мне было тринадцать. Я думала, что ты давно выкинул те постеры с «Трансформерами» и «Человеком-пауком», – сказала девушка, когда прошла в мою комнату. – Здесь ничего не изменилось.

– Как видишь, нет, – с улыбкой на лице ответил я.

Девушка бросила незначительный взгляд на мольберт и картину, которую я нарисовал сегодня ночью.

– Неплохая. Разве родители не против того, чем ты занимаешься?

– Картины – часть моей жизни. Я никому не позволю заставить меня бросить живопись.

– По-моему, раньше они были лучше, – сказала она, переведя на меня взгляд, полный непонимания. – У тебя лучше получаются иллюстрации.

Ванесса никогда не проявляла сильного интереса к моему увлечению, но сейчас ее слова били по живому. Она была одной из тех, кому я доверял свои страхи, которые я хотел разрушить. Мы всегда были непохожими друг на друга, наверное, я просто не замечал этого. Я до последнего старался не подавать виду, но мой план провалился. Ванесса заметила мою борьбу с самим собой и подошла ближе.

– Все в порядке? – переходя на шепот, спросила она.

Ее голос был слишком мелодичным, он сбивал меня с толку, как тогда, когда я был еще мальчишкой. Я слишком долго ждал этого момента, поэтому без раздумий притянул ее к себе. Рука остановилась на ее щеке. Она пылала, а глаза растерянно искали мои. Ее красная помада пачкала губы. Я пробовал их на вкус. Они всегда были так близко, но я мог только наслаждаться их видом.

От нее пахло мятной жвачкой и первым весенним дождем, как от всех девчонок, с которыми мне удавалось пересекаться.

Дыхание Ванессы становилось все чаще. Я слышал каждый ее стон, и мне это нравилось. Она была не против такого развития событий. Ее движения отвечали на мои, и я напористее разомкнул ее рот. Я забывался. Казалось, что я все еще был в теле подростка и наконец смог насладиться запретным плодом.

– Ванесса, – я отстранился и перевел дыхание.

– Заткнись, Стэн.

Она подпрыгнула, и я ухватил ее за ягодицы. Я не торопился отпускать ее. В штанах становилось тесно. Кровь приливала книзу. Мы были слишком близко друг к другу, как никогда раньше. Первая влюбленность сносила крышу. Она стояла рядом. В моих объятиях.

Когда поцелуев было уже недостаточно, я уложил Ванессу на кровать, зарывшись руками в русые волосы. Грудь девушки вздымалась от тяжелых вздохов в перерывах между нахлынувшей страстью. Сердце беспокойно билось от переполнявших бушующих чувств. Их было до неприличия много.

Шея девушки покрывалась мурашками, когда я целовал ее плечи. Разгоряченные руки задрали подол платья, гладя бедра. Движения были порывистыми и настойчивыми. Ванесса нервно взглянула на меня, отдышавшись.

– Я скучала.

– Я тоже. Больше, чем ты думаешь.

Мы были с ней заложниками прошлого. Яркого и опьяняющего. Ее жизнь в Вашингтоне была ошибкой. Так мне казалось. Сейчас она выглядела счастливой. Она легла рядом со мной, и мне оставалось молча наблюдать за ней. На ее загорелое лицо неопрятно спадали пряди. В ее глазах я видел смятение, но оно было настолько блеклым, что я быстро забыл об этом. Я смотрел на нее и думал, почему раньше мне не хватало смелости признаться ей в своих чувствах.

Свет настольной лампы раздраженно мигал, унося с собой последние остатки терпения. Книги, разбросанные на столе, только мешали. Сомнения метались в воздухе.

Я покрутила в руках ручку, застыв над раскрытым блокнотом. За последний час мне удалось написать пару слов, которые я тут же зачеркнула.

– Эмили, ты идешь ужинать? – донесся мамин голос снизу.

– Сейчас, – нервно ответила я.

Несколько дней назад, когда я прогуливалась в парке под ночным небом, во мне что-то загорелось. Я ощутила, как все тело пронзило яркой вспышкой. Необъяснимое приятное чувство, щемящее где-то в груди. Слова, желающие вырваться из меня, просились на бумагу. Старый ежедневник, в котором мне нравилось записывать свои мысли, в ту секунду послужил черновиком. Мне повезло, что в сумке завалялась ручка. Я добежала до ближайшей скамьи и принялась писать. Все, что первым приходило в голову. Я не разбирала написанное, просто шла по течению, доверяя сердцу. И оно не ошиблось. Строки плавно шли одна за другой, словно заранее знали свое место. Буквы складывались в фразы. Пустые доводы о нелепости происходящего постепенно стали исчезать, пока все это не повторилось вновь. Мне хотелось так много сказать, что бумаги едва хватало, чтобы изобразить несуществующее. В тот день я поймала невидимую связь с вдохновением, никогда прежде не посещавшим меня.