Где-то окло полуночи я встала с кровати и вышла из комнаты. Мама, конечно, заметила, но спросонья решила, что я иду в туалет, и заснула. Проснулась через какое-то время, а меня нет. Пошла проверить туалет – нет. В ванной – тоже нет и на кухне нет. Входная дверь заперта на замок, значит, выйти я не могла. Дверь в зал плотно закрыта.

Мама, уже окончательно проснувшись и не на шутку разволновавшись, вернулась в комнату и стала будить папу:

– Гевуш, проснись, Нателлы нет!

– Как нет?! – подскочил на кровати папа.

– Нет, я уже везде посмотрела, нет ее нигде. Вроде бы в туалет пошла, но обратно не вернулась.

Папа в одних трусах выскочил из комнаты и включил в коридоре свет. Никого. Открыл дверь в туалет – никого, в ванной тоже пусто, и на кухне нет. Окна закрыты, входная дверь заперта. Папа метнулся в сторону зала. Дверь в зал была плотно закрыта, а из-за двери доносился монотонный дедушкин храп. Папа вошел в зал. Темно. Все спят. В зале, кроме дедушки, ночевали еще двое посторонних мужчин.

– Пап, пап, проснись, – мужчина подошел к мирно посапывающему на диване отцу.

– Что случилось? – встрепенулся тот.

– Нателла пропала, она сюда не заходила?

– Как пропала? Куда пропала, ай мард? (от арм. – «человек», фраза «ай мард» обычно выражает возмущение)

– Пошла в туалет, и нет ее…

– Вааай, – заволновался дед, – включай свет, посмотрим!

Папа включил в зале свет. На раскладушках заворочались сонные мужчины:

– Что случилось?

– Ребенок пропал, ищем.

Мужчины тут же проснулись и присоединились к поискам. В зале ребенка не оказалось. За шторами – никого, дверь на балкон закрыта на шпингалет. Оставалась еще одна комната, в которой спали трое мужчин. Дверь в комнату была плотно закрыта, но других вариантов не оставалось, надо было проверить и там. Папа открыл дверь и включил свет.

– У нас ребенок пропал, – сразу сообщил папа, не дожидаясь вопросов, – нет ее здесь?

– Как пропал? Нет, никакого ребенка здесь нет, мы спим давно.

Папа с дедом переглянулись и двинулись к окну. Окно было зашторено и закрыто. Никого. Заглянули под кровати и раскладушки, тоже пусто. Куда могла пропасть?

И тут один из мужчин, спавший как раз в моей кровати, вдруг встрепенулся:

– Ой, тут у меня под ногами кто-то есть, – и одернул одеяло.

Под одеялом, свернувшись калачиком на самом краю, с той стороны, которая служила мне обычно изголовьем, мирно сопела я. Пятеро изумленных мужчин смотрели на маленькую девочку и еле сдерживали смех, чтобы не разбудить и не напугать ребенка посреди ночи.

Папа взял меня на руки, и я проснулась. Конечно же, я не поняла, как оказалась в ночи в этой комнате, почему там горел свет и зачем собрались все эти люди, но история моего побега долго еще веселила всех родных и друзей своим закрученным сюжетом и неожиданной развязкой.

Зато с тех пор в нашем доме стало меньше гостей. Родственники, конечно, по-прежнему приезжали, но посторонних людей папа старался селить в гостинице.

Знала бы, что так просто решается этот вопрос, с первого дня бы к гостям в гости наведалась.

Однажды на семейном совете, состоявшем из папы и немножко из Таты Риммы, принявшей в нем участие по телефону, решено было отправить нас с мамой в гости в Ереван. Понятное дело, что одну маму с четырехлетним ребенком папа никуда отпускать не собирался, поэтому с нами должен был лететь папин брат Ашот.

В назначенный день мама разбудила меня посреди ночи и начала поспешно одевать. Почему-то в дорогу мы всегда выезжали посреди ночи, исключений из этого правила не было. Сумки наши уже стояли у порога, мама была одета и даже накрашена, оставалось собрать только меня, и можно было отправляться в путь.

Мы уселись в машину и долго, очень долго ехали в темноте. Я то засыпала, то просыпалась снова, а утро все не наступало. Наконец машина остановилась у здания аэропорта. На улице уже давно рассвело, но утро было прохладным. После долгой поездки на машине меня немного мутило и хотелось горячего чаю. В детстве чай был моим основным напитком – в меру теплый, в меру сладкий и непременно процеженный через сито, чтоб ни один листочек заварки ни в коем случае не попал в чашку. Мама пообещала напоить меня чаем, как только мы решим вопрос с билетами. Да, билеты нам предстояло купить прямо в аэропорту.

Папа с Ашотом достали из багажника две тяжелые коричневые сумки с серой надписью «Урарту», и мы вошли в здание аэропорта.

Это был огромных размеров зал, заполненный сновавшими туда-сюда людьми с чемоданами, дорожными сумками, рюкзаками и котомками. Несмотря на утренние часы, здесь было полутемно и поэтому как-то особенно мрачно. За длинной стойкой в дальнем конце зала сидели девушки в темно-синей форме с блестящей брошью в виде самолетика на лацканах. У стойки собралась длинная очередь, в самый конец которой встал наш Ашот, пока папа с мамой искали удобное место, чтоб разместить багаж и усесться самим.

– Здравствуйте! Нам, пожалуйста, два взрослых и один детский на Ереван, ближайшим рейсом, – улыбнулся девушке Ашот, подойдя к стойке.

– Молодой человек, билетов на Ереван нет, осталась пара мест на завтра, – металлическим голосом отчеканила девушка, не отрывая взгляда от своих записей.

– А, может быть, найдете, девушка? Нам очень нужно! У нас ребенок маленький, мы до завтра не сможем подождать, – бархатным голосом продолжал Ашот.

Девушка подняла глаза и громко вздохнула:

– Молодой человек, билетов нет! Совсем нет! Извините, ничем не могу Вам помочь.

Следующим разговаривать с девушкой пошел папа. Он оказался более настойчивым: девушка все же отвлеклась от своих записей и включилась в разговор. Через минуту она уже звонила кому-то по телефону, потом встала, наклонилась к окошку и что-то вполголоса объяснила папе. Когда папа направился в нашу сторону, мы сразу поняли по его глазам: «Летим!».

– Нужно будет подойти к окончанию посадки, – сообщил папа, – они найдут места.

– Ну, ты поезжай тогда, Гевуш, еще два часа ждать до посадки, – предложила мама.

– Да нет, я побуду с вами, мало ли, – возразил папа.

– Я же здесь, – заверил брата Ашот: – Поезжай! Мы улетим, все нормально будет. Позвоню тебе потом.

– Точно? – засомневался папа.

– Да точно, точно, поезжай! Все хорошо будет! – настаивал Ашот.

– Хорошо! Только сразу позвоните! Сразу! Как только билет купите, сразу позвоните! – наказал папа.

Папа взял меня на руки, поцеловал, обнял маму, пожал брату руку, пожелал нам хорошей дороги и двинулся к выходу.

– Мам, я чай хочу! Ты забыла? – обиженно заскулила я, едва папа скрылся из виду.

– Ой, точно же, чай! Ашот, пойдем возьмем ребенку чаю, – позвала мама, и мы втроем направились в буфет.

Желающих выпить чаю и съесть бутерброд с сыром оказалось немало: в буфете было полно народу. Наконец, очередь дошла до нас. Полноватая женщина в белой рубашке с рюшами, белом кружавчатом фартуке и таком же кружавчатом головном уборе, из-под которого виднелись ее выкрашенные в огненно-рыжий цвет и собранные в тонкий пучок волосы, поставила на поднос стеклянный стакан с чаем в металлическом подстаканнике, тарелку с бутербродом и высыпала на прилавок горсть монет – сдачу. Ярко-красный лак на ее коротко подстриженных ногтях уже давно облупился и смотрелся весьма нелепо, как и красная помада на ее тонких губах, нанесенная явно наспех и скорее всего без зеркала.

– Проходим, проходим, не задерживаем очередь, – бойко заголосила буфетчица, – проходим! Следующий, пожалуйста!

– Ну, вот и чай, – как-то особенно торжественно объявила мама, поставив поднос на буфетный столик.

– ЭТО? ЧАЙ? – на всякий случай уточнила я и, не дожидаясь ответа, завопила на весь буфет истошным голосом: – НЕ БУДУУУ Я ЧАЙ С ЧЕРВЯКАМИ! НЕ БУДУУУ!

– Нателла, успокойся, доченька, – попыталась замять проблему мама, – это не червяки, это же заварка такая, листочки. Я сейчас все вытащу ложечкой, и попьешь.