Йорден внезапно отклонился и сделал резкий выпад снизу. Челюсти палеска разошлись пополам. Хлестнул шипастый хвост, но шакаленок ловко ускользнул от него.

Микаш переключился на Дражена. С одним демоном тот, может, и справился бы, но сзади уже подступал второй. Зеленый призрак бессмысленно крутился рядом. Палеск отмахивался от него хвостом и пер напролом. Повинуясь чужой воле, Дражен крутанулся вокруг своей оси и отогнал подальше обоих демонов. Добить не удалось – пришлось снова спасать Йордена.

Микаш так и метался между ними, подталкивая в нужном направлении то одного, то другого. Жаль только, не хватало времени загнать их на кручу.

Опасность приближалась шелестящей поступью. Большая часть палесков полегла, но выжившие будто очнулись от спячки. Их атаки стали стремительней и сильнее.

На Микаша уже наваливалась усталость, дыхание сбилось.

Два палеска напали на Йордена и Дражена одновременно. Отчаявшись, Микаш в один удар перешиб хребет ближнего демона и сделал последнюю попытку.

Сознание разлетелось на осколки, как разбитое камнем зеркало.

Один – в Йордена. Тот в прыжке отсек палеску голову.

Второй – в Дражена. Тот кувырком поднырнул под горло твари и пронзил его насквозь.

Третий – в Фанника. Тот направил лук в ближайшего к Йордену демона и двумя выстрелами вышиб глаза.

Последний рывок! Кураж придал сил, отчего открылось второе дыхание. Мышцы гудели, когда клинок со свистом разорвал воздух, и голова последнего палеска повисла на лоскуте кожи.

Азарт отхлынул, оставив его в немом оцепенении. Микаш все слышал и видел, но ни говорить, ни шевелиться, ни даже думать не мог.

– Победили! – возликовал Дражен, потрясая клинком в воздухе. Зеленый призрак быстро развеялся за ненадобностью. – Славная битва!

– Да-а-а, не хуже, чем с гыргалицами. – Йорден подошел к другу. – У тебя кровь.

Дражен отер поцарапанную щеку.

– О, боевой шрам! Девчонки их обожают.

Фанник слез с кручи и присоединился к ним.

– Что, отсиделся в безопасности? А, трус несчастный? – смеясь, Дражен встряхнул его за плечо.

– Уж поумнее вас. Мне, знаете ли, жить хочется! – фыркнул Фанник.

– Дворняга, а ты что? – Йорден обернулся к Микашу.

Оцепенение резко отпустило его. Промолчав, дворняга укрылся за валуном. Из носа текла кровь, окрашивая подбородок и капая на грязную рубашку. Перед глазами все кружилось и трепыхалось, то отдаляясь, то приближаясь. Голову будто сдавило тисками, а зрение сузилось до тонкой полоски.

Его стошнило.

– Надорвался? – некстати воспылал участием Йорден, подкрадываясь со спины. – Свой предел даже необученные желторотики чувствуют!

– Я в порядке, – просипел Микаш.

– Тогда иди челюсти вырезай. Никто за тебя работу не сделает.

Правильно. За работой всегда становится легче.

Под мечом хрустели кости, рвалась плоть, черная кровь пачкала руки по самые локти, но Микаш держался – за взмахи верного клинка, за монотонное скольжение лезвия охотничьего ножа. Челюсти нехотя покидали головы палесков. Первая пара, вторая… последняя. Он сложил их в мешок, умылся из фляги и позвал остальных.

До подножья Выспы он дотащился с трудом. Колени дрожали, стопы цеплялись за камни, зрение то угасало, то возвращалось мутным оконцем. Внизу паслись лошади. Длинноногие и ухоженные скакуны – для высокородных, косматая низкорослая кобыла – для Микаша. Он наскоро взобрался в седло и обмяк. Кобыла покорно затрусила за остальными лошадьми.

Его ноги практически волочились по земле, а от неровного хода хорошо трясло. Боль вспыхивала то в бедре, то в плече, то прихватывала голову. Неужто он и вправду надорвался? А если не восполнится резерв, то не будет силы. Какая это мука – видеть Горний мир демонов, но быть не в силах бороться. Интересно, как быстро высокородные поймут, что Микаш теперь бесполезен, и вышвырнут его на улицу? Может быть, лучше уйти самому? Все равно обещания лорда Тедеску были пусты, и рыцарства Микашу не видать как собственных ушей.

Впереди окружил насыпь полузаброшенный замок-крепость. Светло-серый булыжник покрылся от времени темными пятнами, полусухой плющ вился клочьями, а венчавшие стены и башни зубцы местами обвалились. Будто чудовище щерит пасть в гнилозубой улыбке и изрыгает воду в глубокий ров.

Дубовые ворота отворились, и с натужным скрипом канатов начал опускаться въездной мост. Лошади нетерпеливо взрывали копытами землю. Также нетерпеливо переговаривались Йорден и его наперсники, бахвалясь подвигами и посмеиваясь над дворнягой, надорвавшимся на пустом месте. На самом деле, чем сильнее дар, чем ближе человек с ним сживается, чем свободнее использует, то тем зыбче становится запретная грань. Кажется, что нет ее и ты всемогущ – самоуверенно ступаешь на край и падаешь в бездну, чтобы переломать себе все кости.

Вскоре кони въехали в замок. Широкий внутренний двор пустовал. На колья у ворот были насажены человеческие головы. Видно, снова казнили бесноватых фанатиков с юга – поборников веры в Пресветлого-милостивого, как они себя называли. Дурачье, конечно, куда им со своими молитвами тягаться с одаренными рыцарями.

С псарни доносился заливистый лай. По правде сказать, зареченские степи славились вовсе не псами, а табунами резвых и сильных лошадей нарядной золотистой масти. Так их и называли – зареченское золото. Вот только лорд Тедеску предпочитал охотничьих собак, баловал и лелеял их, даже кормил на порядок лучше, чем слуг.

Троица высокородных спешились. Один Микаш остался в седле. Любое его движение отзывалось болью. Темные пятна слепили.

– Чего расселся? – прикрикнул Йорден. – Никто за тебя работать не будет.

Микаш спустился на землю и повел лошадей в конюшню. Ноги подвели его, отчего он едва не рухнул.

– Эй, парень, ты чего? – из длинной приземистой постройки выбежал конюший. – Глядите, он же вот-вот преставится!

Засуетились-забегали слуги, лошадей позабирали; они хотели было отвести куда-то под руки и его, но Микаш отмахнулся.

– Я в порядке!

Слабость показывать нельзя – ни высокородным, ни даже простолюдинам. Первые за слабость готовы были сожрать, а вторые презирали. Жалость делала мужчину ничтожным. Подыхать лучше одному.

Микаш дополз до пустого денника, застеленного чистой соломой, распластался на ней и уснул.

Пробуждение выдалось не из приятных: его окатили ледяной водой.

Микаш дернулся. Тело ломило, боль отдавалась пульсацией в голове.

Над ним возвышался Олык, пожилой камердинер. Он одевался всегда аккуратно, в рыже-зеленую ливрею, а волосы гладко зачесывал назад. Карие глаза в обрамлении глубоких морщин смотрели на него с усталой тревогой.

– Три дня не могли тебя добудиться. Думали, околел, – заговорил Олык, едва заметно шепелявя.

– Да что со мной станется. Как на собаке все заживет, – отозвался Микаш.

– Тогда собирайся живее, лорд зовет. Он в дурном настроении – ждать не будет.

Лорд Тедеску и в хорошем расположении духа терпением не отличался.

Микаш выпил несколько черпаков воды, чтобы промочить ссохшееся горло, и поспешил к хозяину. Он обнаружился в малом каминном зале на втором этаже. На дубовом столе лежали распечатанные письма. Рядом стоял Йорден и беседовал с отцом на повышенных тонах.

Микаш замер на пороге и прислушался.

– Маршал Комри пишет, что не может взять тебя командиром звена.

Лорд Тедеску вручил Йордену одно из писем. Тот пробежался глазами по бумаге, и его лицо раскраснелось совсем не от каминного жара.

– То есть как «нет опыта»? А гыргалицы и эти… как их? Палески! Не стану я рядовым служить, как босяк! Почему маршал Комри не может никого ради меня подвинуть? Я же высокородный, а не абы кто! – Йорден скомкал письмо и швырнул в камин.

– Авалорский выскочка тот еще самодур, некоронованным королем себя возомнил. Забудь и наплюй. В его армии хоть и герои все как на подбор, а живут недолго. Не для тебя такая служба. – Лорд протянул серебряный медальон, в каких обычно хранились миниатюрные портреты. – Вот, это гораздо интереснее будет. Совет ордена посватал за тебя дочь белоземского лорда Веломри.