Появление на верфи гвардейского отряда во главе с самим регентом вызвало немалый переполох. Тут же все принялись суетиться и готовить оба буксира к выходу. Светало. Вода в Неве меж тем уже поднялась больше чем на метр и потихоньку — хотя, как потихоньку, весьма стремительно на самом деле — двигалась к полутора.

Плотов на верви не нашлось, а мастерить их из подручных средств было слишком долго, зато обнаружилось несколько весьма вместительных весельных катеров, которые тут же были принайтованы к буксирам цугом. В каждый такой катер спокойно влезало полтора — а если потесниться, то и два десятка — человек.

К этому времени на верфь прибыли моряки, с помощью которых были сформированы временные экипажи буксиров, и два спасательных отряда отправились в город.

К десяти часам утра вода поднялась на два метра и полностью затопила ближайшие к устью реки районы. Дома в этот момент походили на огромные корабли посреди океана борющиеся со штормом. И судя по волнам, порой захлёстывающим аж на высоту второго этажа, исход этой борьбы совсем не был столь уж очевиден.

Казалось, хуже всего дела обстояли на Васильевском острове. Просто потому что это остров и люди оттуда даже будучи вовремя предупрежденными банально не успели сбежать на более высокие места города. Причем если каменные двух-трехэтажные здания со стороны стрелки острова в целом позволяли обитателям относительно безопасно пережидать наводнение на верхотуре, то деревянные постройки находящиеся в глубине острова быстро начало просто смывать набегающим холодным водяным потоком.

— Прям по линии правь, — приказал я рулевому, а сам стал на носу высматривая нуждающихся в помощи людей. Улицы тут уже окончательно превратились в каналы, подобные Венецианским, реализуя таким образом давнишнюю задумку Петра Великого, который хотел видеть именно водный транспорт основным в своей новой столице. Вряд ли правда он имел ввиду именно вот это.

Достаточно быстро мы собрали полный комплект бедолаг, застигнутых стихией в неподходящем для этого месте. Все три катера, прицепленные к буксиру, оказались не то что заполненными — переполненными, глубоко осели под весом людей, ко всему прочему пытавшихся спасти какой-то нехитрый скарб. Кричали бабы, плакали дети, скупо матерились пытающиеся навести порядок в этом бардаке мужики.

— Куда править, ваше императорское высочество? — Молоденький мастеровой, младше двадцати на вид, поставленный у штурвала, обеспокоенно поглядывал на осевшие в воду лодки, но свое орудие производства держал крепко.

— Хрен знает, — я огляделся, пытаясь сориентироваться: вокруг бушевала стихия и казалось нет в мире такого месте, куда бы она не смогла добраться. — К Петропавловке правь.

Даже если Заячий остров полностью затопит, бастионам крепости от воды точно ничего не сделается. Там вполне можно будет временно разместить пострадавших. Может не сильно комфортно, но сухо и тепло.

7 ноября 1824 года выдался очень длинным днем. Вода прибывала аж до двух часов, после чего медленно пошла на спад. За этот день мы успели сделать полтора десятка рейсов, собирая по городу нуждавшихся в спасении людей и переправляя их в главную столичную крепость. Петропавловка многое повидала на своем веку, была она и боевой крепостью, главной цитаделью города, использовалась как городская гауптвахта и как застенки тайной канцелярии, и теперь ей пришлось поработать как временный пункт приема беженцев.

Комендант крепости, оказавшийся в столь тяжелый момент на своем посту, поначалу было охренел от такого нашествия оборванных, промокших, замерзших и оставшихся вообще без ничего людей и попытался протестовать, однако получив прямой приказ — вот кого он точно не ожидал увидеть в качестве командира спасательного буксира, так это великого князя и регента — сдался.

— Ну а куда мне их везти, Александр Яковлевич? Не в дворец же, — у меня не было особого желания объяснять свои мотивы, но как показывала практика, люди, понимающие смысл своих действий, и работают обычно лучше. — Только у вас в городе сейчас свободные помещения есть. Полюс запас еды и дров.

Петропавловка, как ни крути, оставалась крепостью и имела на складах кое-какие запасы на всякий случай. Этот случай, можно сказать, настал.

Во второй половине дня вода начала постепенно уходить и уже к полуночи окончательно вошла обратно в положенные ей богом и людьми берега. Все это время я провел на спасательном буксире, сновавшем туда-сюда по залитому водой городу и пытался помочь всем, кому вообще помочь было возможно. Домой вернулся уже к утру следующего дня весь замерзший, промокший насквозь и валящийся с ног от усталости.

Последствия от наводнения для столицы были чудовищные. Погибло несколько сотен человек — точное количество установить было просто невозможно, поскольку уходящая в залив вода забрала с собой немало трупов — было повреждено не менее половины зданий города, часть — полностью разрушена. В денежном выражении ущерб составлял несколько миллионов рублей. Возможно десятки миллионов. Это еще только предстояло подсчитать более точно.

Положение ухудшалось тем, что как будто насмехаясь над людьми, природа буквально на следующий наслала на пострадавшую столицу мороз. От этого жестоко пострадали как люди, так и подтопленные здания. Нужно было срочно обустраивать пункты выдачи горячей еды, теплой одежды и обогрева чтобы не допустить увеличения жертв теперь уже от холода. Нужно было где-то брать одеяла, одежду, дрова, провизию. Много чего.

Я, впрочем, этим уже заниматься не мог. На следующий день сказались последствия пережитых водных приключений, и я свалился в кровать с зашкаливающей температурой. Меня ожидало новое сражение теперь уже за собственную жизнь.

— Время обеда! — В спальню зашла Александра, за ней пара слуг вкатили в комнату столик с сервированными на нем блюдами. Я, собственно, чувствовал себя уже намного лучше и вполне мог сам дойти до столовой, но за недели моей болезни у нас с женой выработался определенный ритуал. Поначалу она и вовсе меня отпаивала бульоном своими руками, не доверяя это дело никому, потом, когда я стал способен нормально сидеть и есть самостоятельно, это трансформировалось просто в привычку обедать вместе, не выходя из спальни.

Пока я болел, вернулся из отпуска император Александр и сразу включился в разгребание свалившихся на столицу империи бедствий. Была создана комиссия по ликвидации последствий катастрофы и учреждён благотворительный фонд в которой столичное дворянство и купечество — впрочем, справедливости ради, стоит упомянуть не только питерские высшее общество, но также представителей других городов и регионов — дружно сбросились деньгами. А как тут не сброситься, если сам император из своих денег пожертвовал миллион рублей, а наследник эту сумму удвоил?

В эти времена существовала достаточно строгая иерархия даже в таком богоугодном и добровольном деле как сбор пожертвований. Благотворительность тут являлась совсем не способом уйти от налогов, как это практиковалось в будущем, а по-настоящему вопросом престижа. Так, например, московское купечество по традиции старалось не отстать от столицы и скидывалось в сумме ровно на столько, чтобы перекрыть выскочек из города на Неве. Благо в этом варианте истории Москву не сожгли и тамошний торговый люд был, что называется, на подъеме.

Ну и в общем, достаточно быстро фонд помощи пострадавшим набрал больше пяти миллионов целковых. Этому способствовала и пресса. Пока я валялся в бреду с температурой за сорок, меня обтирали уксусом и поили бульоном с ложечки, директор моего издательского дома Измайлов развернул действительно массовую кампанию по прославлению великого князя, который спасал простых людей с полной самоотдачей и не жалея живота своего. Все было оформлено в лучших традициях журналистики будущего — не зря же я с ними плотно работал последние годы — с прекрасным сюжетом, комментариями очевидцев и поиском виновных. Виновных правда пока не нашли, но при необходимости их всегда можно было назначить.