— Но я не хочу возвращаться! Я сам довезу вас до Калифорнии! Я могу, клянусь матушкиной могилой!

Взгляд, которым он меня наградил, остановил бы и разъяренного носорога.

— Малец, либо ты соглашаешься на Вашингтон, либо останешься тут, на обочине, дожидаться, пока тебе соизволит помочь кто-нибудь из незнакомцев. Решай.

Я кивнул. Старик распахнул дверь пошире, перебрался на пассажирское сиденье, а я мигом шмыгнул в кабину, пока он не передумал.

Пока я только осваивался с управлением, нас так трясло, что зубы без конца стучали. Но с каждой милей у меня прибавлялось сноровки, а внутри начало зарождаться какое-то новое чувство — я и сам не знал, стоит ли ему верить, ведь никогда прежде еще не ощущал ничего подобного, — но, кажется, мне наконец улыбнулась удача.

К тому же я заметил в окно заднего вида машину, которая с каждой секундой приближалась, а потом сбавила скорость и стала, как привязанная, ехать за нами на небольшом расстоянии.

Это был «паккард». Зеленого цвета.

Впервые в жизни я ощутил бескрайнее, чистейшее счастье. В ту минуту я готов был ферму поставить на то, что в салоне сидит рыжеволосая девушка в брюках и с верной камерой под рукой.

— …Золотце, я вам завтрак принесла!

Это снова та рыжеволосая санитарка. Она выбила крепким бедром дверь как раз в тот миг, когда я ставил точку в конце предложения.

— Не хочу, — бросаю я через плечо.

— И разогрела, — уточняет она, ставя на кровать у окна поднос с яичницей-болтуньей и отвратительным кофе.

Красавица принюхивается и качает большой головой.

— Вам же силы нужны, чтобы заметки-то делать! — подмечает Рози с надеждой в голосе.

А я все пишу.

— Почему бы не сделать перерыв? Можем с вами в домино сыграть — а заодно вы историю мне расскажете, как в старые добрые времена! — предлагает она, заглянув мне через плечо. — Вижу, у вас тут работа идет полным ходом!

А я все пишу.

— Так кому все эти записи предназначаются? — не унимается она.

А я все пишу.

Рози вздыхает:

— Ладно, вы победили. Я ухожу.

Но прежде чем покинуть комнату, она легонько сжимает мое плечо и говорит:

— И все же, золотце, вы и впрямь пишете Рыжику Августе? Если так, то на какой адрес вы их отправите?

От этих слов сердце вздрагивает. Снова смотрю на Красавицу за окном — она мирно жует свою жвачку. Достаю перочинный ножик, затачиваю карандаш поострее и продолжаю спасать жирафов, выживших в урагане.

«Нью-Йорк стар-игл»

8 октября 1938 года

НЕЖДАННАЯ ВСТРЕЧА НА ШОССЕ

Атения, Н.-Дж. 8 октября (вечерний выпуск). Видели утром на дороге пару жирафов? Не стоит тут же звонить доктору. Эта рябь в глазах вам не померещилась..

«Лос-Анджелес экзаминер»

8 октября 1938 года

Нью-Джерси — 8 октября. Вот уже второй день жирафы, которым суждено стать первыми представителями своего вида, попавшими в Южную Калифорнию, продолжают свой трансконтинентальный вояж на колесах — к ужасу автовладельцев, восторгу журналистов и огромной радости остряков из окрестных деревень, по сообщениям телеграфных агентств. Жители маленьких городков не могут поверить своим глазам и зарекаются пить, а весельчаки сыплют вслед вагончику отменными остротами…

«Джерси джорнал»

8 октября 1938 года

ВОТ ТАК ЗАДАЧКА!

Атения, Н.-Дж. 8 октября (спецвыпуск). Вам бы хотелось пересечь всю страну с парой жирафов в прицепе? Именно эту непростую миссию и поручили мистеру Райли Джонсу…

«Бостон пост»

8 октября 1938 года

ПУТЕШЕСТВИЕ

ДЛИННЕЕ ЖИРАФЬЕЙ ШЕИ

Нью-Джерси. 8 октября. По словам миссис Белль Бенчли, директора зоопарка Сан-Диего — единственной женщины в мире на подобном посту, — первые жирафы, которым предстоит пересечь страну на колесах, вынуждены вступить в гонку со временем. Они движутся с невиданной скоростью, ведь на кону — здоровье этих хрупких, изящных созданий…

Итак, я, Вуди Никель, вез жирафов по стране, преследуемый веснушчатой, рыжеволосой красоткой. Раз уж на каждой улице бывает праздник, может, ему пришло время случиться и на моей, — если у бродячих мальчишек вообще может быть «своя улица». Видит бог, я заслужил хоть малюсенький подарок небес, и не важно, верил ли я в высшие силы. Как и многие люди, я на них полагался, пускай подчас и отрицал их существование.

Сейчас, в глубочайшей старости, оглядываясь назад, могу сказать, что я столько раз метался из веры в неверие и обратно, что и не сосчитать, ведь жизнь — дорога ухабистая, как ни крути. Но вот что могу сказать твердо: кажется, тогда мне и впрямь улыбнулась удача. И если когда-нибудь я и чувствовал, что мной руководит рука провидения, что я стал важнее и значимее, чем прежде, что я делаюсь все лучше и лучше, так это в минуты, когда я вез жирафов по дороге и вцдел в зеркале зеленый «паккард». Я не знал, что мне делать, и даже боялся дышать, чтобы не спугнуть этот грандиозный миг. Каждые несколько секунд я косился на зеркало, мучительно вглядываясь в отражение, пока не разглядел, что за рулем и впрямь Рыжик. Совсем одна.

— Застегнись, — буркнул Старик, кивнув на мою рубашку.

Краденая рубашка оказалась слишком маленькой, чтобы застегивать ее на все пуговицы, но я попытался хоть как-то исправить положение свободной рукой.

— Простите, что кинулся на вас с кулаками на карантинной станции, — пробормотал я, опасливо покосившись на Старика.

— К счастью, у тебя ничего не вышло, а не то бы ты здесь не сидел, — заключил он, буравя взглядом последнюю пуговку, хотя мы оба понимали, что она не покорится. — Ладно, шут с ней. На дорогу смотри.

Впереди нас ждал поворот. Кабину мотнуло, но не сильно, и мы оба с тревогой взглянули в зеркала заднего вида, чтобы узнать, как там жирафы. Они тоже хорошо перенесли вираж. Мы разогнались до тридцати пяти миль в час.

— Прекрасно. Быстрее не нужно, — приказным тоном велел он.

Я чувствовал, что Старик рассматривает мой жалкий облик. Он так долго не сводил с меня глаз, что по коже аж зуд побежал.

— Что случилось с твоей родней? — наконец спросил он.

— Они все погибли.

— А с фермой?

— Пыльной бурей смело. — Я снова посмотрел на Рыжика, и искорка надежды опять вспыхнула жарким костром. — Я могу довезти вас до самой Калифорнии. Честное слово. Я хочу туда.

— Как и все оки, — раздраженно ответил Старик.

— А я не оки.

— Хорош заливать. Вон как гнусавишь.

— Я из Техаса. С «Ручки Сковороды»[16].

— Разницы никакой, — отмахнулся он.

Там, откуда я родом, такие слова сочли бы оскорблением. Но когда ты в пути, а за душой у тебя ни гроша, не столь уж и важно, откуда ты — из Канзаса, Арканзаса или Техаса, — ты оки, и всё тут.

— Нечего тебе о Калифорнии грезить. Там все вовсе не так, как ты думаешь. — Старик снова смерил меня взглядом. — Когда ты последний раз ел?

— Я не голоден, — солгал я, решив, что он ищет новый повод избавиться от меня. — И ем очень мало.

Потом Старик обвел взглядом мои руки, покрытые ссадинами, царапины на лице, расшатавшийся зуб, который я то и дело ощупывал кончиком языка.

— Так ты попал в ураган?

Я кивнул и снова, потрогал зуб.

— Если хочешь, чтобы он вывалился, продолжай в том же духе.

Я мгновенно перестал.

— А на лице у тебя струпья тоже после урагана, а?

Я кивнул.

— А по-моему, тут рана постарее. На вид будто пулей задело.

Отвечать на это я не стал: Старик явно был из тех, кто в момент из тебя правду вытащит, только дай крохотный шанс, а я не был готов рассказывать, как все было на самом деле.