— Наконец-то мы нашли вас.

— Кто вы? Чего желаете? И чем могу помочь? — спокойно и деловито проговорила Акме, пытаясь закрыть Августу со всех сторон, превозмогая боль, пытаясь прямо держаться. — Говорите и оставьте нас.

Усталый и бесстрашный тон её понравился незнакомцам.

— Вы нуждаетесь в помощи, — сказал один из них. — Посему вы должны поехать с нами.

— Я никому ничего не должна, — холодно отрезала девушка.

— Выбор ваш не богат, — сказал другой. — С вами едва живой спутник и ребёнок. А спутник — наш земляк, между прочим.

— И куда вы хотите увезти нас? — требовательно произнесла Акме.

— В Зараколахон, Саарду.

— Я отказываюсь.

Один из мужчин поднял Августу на руки, и девочка завизжала от страха.

Акме кинулась к противнику, не очень умело орудуя мечом. Но тотчас несколько зараколахонцев повалили её на землю и связали. Акме раскатисто закричала от боли в рёбрах.

— Коцит ничему не научил тебя, дурёха? — прошипели он ей на ухо. — Поедешь с нами. И повелителю нашему о своих огоньках расскажешь, иначе девчонку придётся обидеть.

Из тьмы, смахнув с головы капюшон, вышел высокий мужчина средних лет с темными волосами и ледяными светло-голубыми глазами. Строгое лицо было надменно. Мягкой поступью он подошёл к Акме и выжидающе взглянул на неё.

— О чем просить желаешь? — спокойно, почти кротко и дружелюбно спросил он.

— Об одном прошу, девочку не троньте! — воскликнула Акме. — Меня, но не её.

— Как зовут тебя? — ласково спросил он, подойдя к плачущему ребёнку.

— Августа… — выдохнула она. — Отпустите сестрицу! Она никому ничего не сделала плохого!

— Августа поедетсо мной. И если сестрица её более не будет сопротивляться, никто её не обидит.

— Но Цер̀е! — удивлённо воскликнул один из мужчин, обращаясь к тому, кто распоряжался в этом отряде.

— Я не трону девочку, — спокойно проговорил Цере, обращая к Акме свои светло-голубые глаза. — Но мы не любим побегов. Если ты попытаешься сбежать или освободить её, не смей просить о пощаде.

Закрыв глаза и опустив голову, показывая этим смирение, Акме позволила посадить себя на лошадь. Сатаро, который был без сознания, повалили на одного из коней. Пленницы встревожено переглянулись, и их повезли на север. К очередному заточению и на новые испытания.

Лорен был не то в отчаянии, не то в бешенстве. Целитель всю жизнь верил в то, что в ту минуту, когда с самым близким и родным случается беда, человек чувствует это всей болью, всей душою. Как далеко бы они друг от друга не находились. Лорен не мог найти себе места и уже никогда не найдёт. Но он знал, что Акме жива. Они просто не нашли её. Или вовсе не искали.

Целитель во всем винил притихшего и омертвевшего Гаральда Алистера с его серебристыми нитями в волосах. Ему чудилось, что он один был виновен в её исчезновении, это он не успел спасти её. Неприязнь целителя к сыну герцога, стократ усилившаяся от горя, ярости и несправедливого чувства к нему, озлобили Лорена. Он был готов накинуться на королевского соглядатая с тяжелыми упреками, но как только гнев вновь разливался по его жилам, горе наваливалось на него, и он, зажмурившись, мог думать только о том, что сам не уберег сестру и что не будет ему более радости и что никогда более не сможет он взглянуть в глаза Бейнардию Фронксу.

Гаральда Алистера же словно окунули в туман. На лице его окаменела маска изумлённого оцепенения и ужаса, перед глазами стоял столб с казненной, и ни на минуту не отпускал его этот образ.

Лишь Арнил, единственный из троих, пытался расправить плечи, ото всех скрывая, как горько ему было. Он пытался смириться со своей утратой в молчании, уворачиваясь от сочувствующих взглядов, как от ударов.

Подавленность разливалась по отряду, словно заразная болезнь. Перебираясь от одного к другому, она поражала всех.

Это встревожило Авдия. Он надеялся, что в городе Мернхольд всем станет полегче. Ибо ничто не могло заставить его предполагать, что Акме Рин жива. Он видел тело девушки, похожее на её тело, видел очертания лица, похожее на её лицо. Цепочка с подвеской была неопровержимым доказательством.

Отряд потратил больше дня, рыская по Куру, выискивая следы Акме, которая в суматохе могла скрыться. Но в лесу среди тысяч следов, оставленных паникующими людьми, среди выгоревшего поселения отыскать что-то было невозможно. Они нашли обломки саардских стрел и следы демонов. Что же в действительности произошло в этом Куре, выяснить не удалось.

Глава королевской миссии был уверен, что Акме Рин казнили на одном из алтарей. В этом был уверен и Хельс, и даже Руфин Кицвилан, но не Арнил или Гаральд. Они напрочь отказывались верить, и эта вера причиняла им нечеловеческие страдания. Оба пытались продолжить поиски за пределами леса. В конце концов, Авдий уговорил их выехать из леса по направлению к Кереям, куда Акме могла кинуться, спасаясь от неведомой силы, уничтожившей Кур.

Акме Рин несла в себе поразительный дар, которым не обладал никто из ныне живущих и едва ли когда-либо мог обладать кто-то еще. Он был уверен, что со временем одним взмахом руки она научилась бы уничтожать полчища демонов. Глядя на Акме, Авдий сомневался в брате ее все больше, все больше убеждался в том, что Провидица ошиблась.

Между тем июньский день был темен и прохладен. По обугленному небу, тяжело переваливаясь, текли одетые в траур тучи, то поднимая ветер, то вновь отпуская его на траву отдохнуть.

Вдалеке зубчатой обсидиановой стеной нахохлился лес. И людям, и лошадям после нескольких бессонных ночей хотелось немного отдохнуть. Особенно страдали раненые. Тихо, никому не показывая своей боли. Виконт Элай Андриган, едва придя в себя, был водружен на коня Руфина Кицвилана, ибо ещё не мог сидеть верхом без посторонней помощи. Раны его все еще причиняли неудобства, а слабость после высокого жара не желала отпускать. К тому же, его конь погиб, как и конь Акме

Мернхольд казался Авдию Верресу спасительным рубежом. Они не могли остаться там дольше, чем на два дня, но он уже был доволен, что все они смогут провести две ночи под крышей.

Разбив лагерь, разведя костер, настреляв немного дичи, быстро состряпав обед, усталые и потрясенные, путники вяло взялись за еду. Ветер ревел в неведомой дали, многовековые кроны деревьев роптали, тяжким гулом пронизывая лес.

— В Мернхольд держат путь четыре армии, что бы воссоединиться с пятой, — тихо, вкрадчиво, без своей обычной вежливой улыбки, заметил Буливид Торкьель с перевязанной рукой. — Мы тихо войдем в город, проведем там две ночи и два дня, и столь же тихо покинем его, не обращая на себя постороннего внимания.

— Нам всем нужно отдохнуть, — заметил Хельс, сурово, не терпящим возражений тоном. — Нам бы помогла неделя или две, но и пару дней сыграют свою роль. Половина отряда ранена, и я не желаю рисковать ею.

Минуты текли медленно, словно расслабленно плывя за мрачными тучами, печально раскачиваясь на ветру.

Напоив уставшего коня водой из маленького необычайно тихого озера, Лорен, держа животное под уздцы, застыл на усыпанным листвой берегу, склонив голову. Поглаживая рукой сильную, темную шею коня, целитель неотрывно смотрел на зеркальную гладь озера.

Кулон сестры теперь он всюду носил с собой и время от времени вытаскивал его, чтобы увидеть на нем запекшуюся кровь, вспомнить о случившемся и попытаться принять все, что следовало. Этот кулон стал и его священной реликвией, и проклятием.

«Она жива, — твердил себе Лорен. — Они просто не нашли её. Господь не мог прибрать её душу, а мою оставить!»

После двух часов отдыха отряд начал собираться в путь. Лорен же не желал никого замечать. Он не был угрюм или груб, но оцепенение его и горе не подпускали к себе близко даже принцессу.

Плио неотступной, но ненавязчивой тенью следовала за целителем, готовая тотчас исполнить любое его поручение, любое желание, но он молчал, а лицо его стало застывшей маской скорби и отчуждённости.