Кловис явно веселился, забыв о болезни. Его щёки порозовели.

Хуан открыл шкатулку. В ней лежали грудкой украшения и жемчуг россыпью.

– Гляди внимательней, Хуан. Не прозевай своего. Ну дон Жуарес! Сколько награбил! И ты свою лепту внёс в это богатство! Молодец! Другой раз умней будешь. Я забыл тебя предупредить. Но теперь уж нечего об этом говорить.

Он с видимым удовольствием рылся в драгоценностях, пересыпал жемчужины, пропускал их сквозь пальцы и улыбался.

Хуан молча открыл другую шкатулку. Там лежали только кольца, перстни и различные кулоны с драгоценными каменьями.

– Вот где твои дорогие колечки, друг мой Хуан! Смотри внимательно!

Хуан с лёгкой дрожью в теле, особенно в руках, тщательно перебирал кольца, пока не воскликнул радостно:

– Вот оно! Кловис, гляди! Ты узнаешь его?

– Точно! Это твоё! Теперь убедился, как использует наш дон Жуарес своих куколок? Им он и сотой доли не оставляет! Вот как создаются настоящие состояния в наше время. На таких дураках, как ты, ха-ха! Мне даже легче стало! Здорово ты меня потешил! Это тебе зачтётся, мой Хуан! Бери! И ещё ищи.

В возбуждении Хуан продолжал рыться в груде драгоценных украшений.

– Не могу больше ничего найти, Кловис! Куда он его дел?

– Не переживай! – Кловис бодро оторвал глаза от третьей шкатулки. – Выбери себе взамен что-нибудь подобное. И не стесняйся. Скоро мы узнаем, куда дел наш Боров твой перстенёк.

Хуан долго колебался, прежде чем не отобрал ещё один перстень с красным рубином, большим и красивым, в окружении мелких синих камешков, название которых он не знал.

– У тебя хороший вкус, Хуан! – заметил Кловис. – Но мог бы выбрать и подороже. Например, вот этот, – он повертел в пальцах перстень с большим бриллиантом в золотой оправе.

– Мне понравился этот, сеньор Кловис! Я подумал, что он хорошо подошёл бы одной девушке.

– Ты, может быть, имеешь в виду одну из девок Жуареса?

– Нет! Что ты! Совсем не ту. Да она ещё вовсе и не девушка. Девчонка!

– Губа не дура! Но ты прав. Молодость всегда прекрасна! Одобряю. Тогда подбери для неё что-нибудь на шею или голову. Вот, например, – Кловис поднял к свету свечи налобное украшение из рубинов, изумрудов и сиреневых камней в четверть каратов. Всё это в ажурной паутинке из золота, с довольно массивной цепочкой с застёжкой. И по всей длине её тянулась цепочка тех же сиреневых камушков.

– Не слишком ли это дорого для меня, Кловис? У меня нет ни одной монетки, а эти мне и продать за нормальную цену не удастся.

– Ага! Помню, ты имел от меня немного монет. Вот тебе на мелкие расходы, – Кловис высыпал на стол горку золота. – Это твоё. Потом получишь и свою долю. Небольшую, но достаточную для возвращения домой. К твоей крошке, ха!

Появился Козёл с Жуаресом. Тот выглядел жалко. Обрюзг, похудел и посерел лицом. Хуан знал, что его всё это время не кормили.

– А-а! Мой дорогой друг Жуарес! – Голос Кловиса звучал приветливо, с радостными интонациями. – Проходи, садись. Мы с Хуаном как раз смотрим, сколько тебе удалось награбить. Принесите моему гостю вина. Вижу, он страдает от жажды. – Кловис с улыбкой смотрел, как Жуарес жадно пил из огромного кубка вино, полагая, что тот после голодухи быстро опьянеет.

– Кловис, ты негодяй! – отдуваясь заговорил Жуарес, с усилием сдерживая себя от рвущегося возмущения. – Что я тебе плохого сделал?

– Если б ты не чувствовал своей вины, то не пустился в бега со всеми своими сокровищами. Погляди, всё забрал. А куда дел своих куколок? Продал?

– О чём ты говоришь? Кому они нужны, чтобы о них вспоминать! Что ты собираешься со мной сделать?

– Ты же умный человек, Жуарес. Разве сам не догадываешься? Ты изменил мне, и я, ты знаешь, такого не прощаю.

– Чёрт с тобой, раб чистогана! Забирай всё, только отпусти. И я вечно у тебя буду должником.

– Хм! Ты ещё так говоришь? Брось, Жуарес! Тебя оставить на свободе я не имею права. Ты ведь не так прост, и совести у нас с тобой меньше чем у шакала. И ты это знаешь. Это с Хуаном можно так говорить. Он юноша честный и на предательство трудно пойдёт. Так что не видать больше тебе свободы! Будешь рабом у моего друга. Ты его должен знать, но пока я умолчу о нём.

– Кловис! Ты же знаешь, что я лучше удавлюсь, чем стану рабом!

– Такие трусы, как ты, не удавятся. Для этого необходима смелость, решимость, а ты такими качествами не обладаешь. Будешь работать, и мечтать об освобождении. Этим и будешь поддерживать свою жизнь.

– Подлец ты, Кловис! Воспользовался моим промахом! Но тебе это зачтётся!

– Буду нетерпеливо ждать, мой Жуарес. Эй, Козёл! Отведи его в яму. То у него будет временный дворец.

Когда купца увели, Кловис утомлённо отвалился на подушки, закрыл глаза. Не открывая их, он прошептал:

– Уходи! И позови Гнома. Пусть приготовит мне настой. Я сильно устал.

Хуан тихо вышел. В голове вихрились думы, навеянные только что услышанными откровениями.

На душе было сумрачно. Настроение не поднялось даже после возвращения его ценных перстней и остального. Захотелось побыстрее покинуть этот островок. Ему было страшновато с этими людьми.

Он нашёл Гнома. Передал поручение Кловиса и заторопился удалиться и в одиночестве подумать и отдохнуть.

У него была крохотная хижина в три шага длиной и столько же шириной. Хуан растянулся на топчане. Закинув руки за голову, он с удовольствием вслушивался в щебет птиц и далёкий шум прибоя у рифа. Было тихо, мирно. Мысли постепенно смешивались, перепутывались. Он не заметил, как заснул.

Его разбудил шум голосов. Было темно. Отблески багрового света плясали в щелях тонких стен хижины.

На берегу океана горел огромный костёр. Вокруг сидели, стояли и приплясывали местные мужчины, среди них можно было заметить матросов с галер. Люди явно веселились, возбуждённые и разгорячённые вином. Несколько разодетых женщин плясали то с одним, то с другим из мужчин, набивая себе цену.

Хуан вспомнил Луизу, или как там её. Захотелось опять ощутить, прочувствовать её ласки. Пережить восторг и наслаждение, испить до краёв из чаши, столь восхитительной, что у него чуть закружилась голова.

Встряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Попытался вспомнить Габриэлу. И понял, что по сравнению с нею Луиза выглядела этакой... такой... – он никак не мог найти нужное слово. Потом вдруг вспомнил: «Этакой восхитительной бестией». Столь блаженной, что Габриэла показалась ему жалкой ничтожной вздорной воображалой, ничего не умеющей и не могущей доставить мужчине истинного наслаждения.

Горько усмехнувшись, переключил свой мысли на Эсмеральду. Тут он ничего не чувствовал. Лишь слабое чувство долга, уважения и тёплой симпатии. И больше ничего! Совершенно! Он даже обиделся на себя. Стало жаль девчонку.

Хуан бездумно побродил по берегу и неожиданно наткнулся на Гнома. Тот сидел на обломке ракушечника и смотрел на пустынное море. Тучи всё ещё заволакивали небо. Было душно, влажно и лишь лёгкий ветерок несколько охлаждал влажную кожу тела.

– Что ты тут делаешь, Гном? – Хуан обрадовался этому одинокому человечку.

Тот поднял голову. Его небольшое лицо с чёрной бородой без единого седого волоска доходила ему до середины груди. Лысая голова блестела в отблесках костра. Большие чёрные глаза смотрели пристально, вдумчиво, изучающе.

– Думаю, сахиб. В одиночестве это легче делается.

Хуан кивнул, молча присел рядом. Они не говорили, пока Гном не спросил, не поднимая головы:

– Молодой сахиб смущён? Он на распутье?

Хуан повернул голову. С напряжением в глазах неожиданно для себя спросил:

– Почему ты так сказал? И... откуда знаешь?

– Это легко, сахиб. Вы человек открытый для такого человека, как я.

– Что это значит, Гном? Чего ты добиваешься?

– Ничего не значит, сахиб. И я ничего не добиваюсь. Просто захотелось с вами поговорить. Может, немного помочь?

– Что, я нуждаюсь в помощи?

– Может быть, сахиб. Все нуждаются в какой-то помощи, сахиб.