Мира посмотрела на Хуана потемневшими глазами.

– Значит... – пробормотала Мира в растерянности.

– Да! Она твоя сестра, Мира! А дон Рисио твой отец. И это ещё не всё! Есть ещё твой брат Рассио де Риосеко. Они живут на асиенде в часе езды от Понсе. И это ещё не всё, если хочешь.

– Хочу! Конечно, хочу! Говори же!

– У бабки Корнелии был сын. Его отец тоже дон Рисио де Риосеко. Но сын давно уже где-то пропал, и сведений о нём нет.

– Господи! Как всё запутанно и сложно в этой жизни взрослых людей! – Мира в растерянности опустила голову.

Хуан молчал, наблюдая за девушкой. Понимал, как тяжело и трудно всё это воспринять и переварить юной голове.

– И что теперь? – наконец спросила девушка беспомощно.

– Ничего, – убеждённо ответил Хуан. – Ты получила то, что хотела предоставить тебе бабушка. Больше тебе ничего от них не потребуется. Ты без них жила почти пятнадцать лет и дальше отлично проживёшь.

– Выходит, те деньги взяты с... – Она не договорила, не решаясь произнести нужное слово.

– Да. Так захотела бабушка. А я помог это совершить. Ты получила причитающееся тебе по праву рождения. И я не вижу здесь никакого греха. Разве что на моей душе.

Мира вскинула голову на Хуана. Глаза смотрели пронзительно, жёстко. Хуану стало неприятно, и он отвернулся. Стал складывать бумаги.

– Откуда такая фамилия, Хуан? Фонтес?

– Этого я не знаю. Наверное, твоя бабушка хотела засекретить тебя, боясь мести или чего другого. Так оно и вышло. Тебя долго искали, но не могли понять, что та Эсмеральда Фонтес и есть глупая девчонка, гоняющая по улице босиком в драном платье с оборванцами.

– Потому меня бабушка и отправила на край улицы в погреб?

– То-то, девочка моя! И я не уверен, что и сейчас тебе не угрожают. Например, эта Габриэла, сестра твоя.

– Она знает про меня? Ну, что я её сестра?

– Конечно! Вот братец, думаю, ничего не знает. И мне непонятно, почему Габриэла ничего ему не рассказала. Хотелось бы выяснить, да не хочу об той сеньоре и думать!

– То-то мне не понравилась она сразу!

– Это не поэтому, моя милая! – улыбнулся Хуан, и Мира покраснела, сообразив, что Хуан догадался о причине её неприязни. – Однако ты не знаешь, что после вашего отъезда она вновь посетила ваш дом и раскрашивала хозяйку. Та заявила, что вы уехали по дороге в Кагуасу. Как вы оказались здесь?

– Это я так придумала! Боялась, что она будет искать меня, и запутала след. Уж очень она меня напугала!

– Ты умненькая девочка, Эсмеральда! Молодец!

– Не называй меня так, Хуан. Это имя мне не нравится!

– Ладно уж! Не буду, – Хуан тихо чмокнул её в бархатную щёку. Она повернула лицо к нему и подставила губы.

– Ну и хитрюга ты, Мира! – вздохнул Хуан, оторвавшись от её губ. – Так понравилось целоваться?

– Очень часто думала об этом, – призналась Мира. – Я не слишком вульгарна?

– Ты так очаровательно наивна и непосредственна, что… Но никак не могу смириться с таким поворотом в наших отношениях. Смутно мне на душе. Почти стыдно, милая девчонка!

– А мне нисколько! Я очень довольна и благодарна тебе, что твой лёд наконец растаял.

– Ты хоть видела этот лёд? – усмехнулся Хуан, не решаясь ничего большего, как обнять за талию.

– Откуда? Но ты сам мне рассказывал про него. Разве забыл?

– Ничего я не забыл! Теперь вспомнил. Когда-нибудь я тебе его покажу.

– Где ж ты его возьмёшь? – удивилась Мира.

– Подниму высоко в горы, к самому леднику, и ты попробуешь его и посмотришь. Ещё и на санках покатаешься.

– На санках? Что это такое и как на них кататься? С горы?

– С горы, естественно. Красота! Пальцы так замерзали, что ничего не чувствовали, а потом болели до крика.

– Какой ужас! И это вам нравилось?

– Ужасно нравилось, Мира! Весело, шумно, а дома тут же валились на печь под кожух спать.

– Спать на печи? Разве так можно? Поджариться можно!

– У нас на севере такие печи строят из кирпича, что там, на верху можно свободно лечь три человека. На дворе мороз страшный, а на печи жарко. Здорово! Посмотрела бы!

– И не подумаю! Такой холод я не выдержу. Брр-р-р!

– Наденешь шубу на меху, воротник выше головы, на ноги валенки – и можно не бояться никакого мороза! Только нос и щёки береги. Отморозишь!

– И что будет тогда?

– Сильно болеть будут, а то и вовсе отвалиться может, например, нос. Как у кого побелеет нос или щёки, кричат, чтобы оттирал снегом. Тогда всё покраснеет и долго не мёрзнет.

– А как же твой нос цел? Кстати, он у тебя немного стал смотреть на сторону. Чего это так?

– Били меня сильно. Вот и сломали. Хорошо, добрые люди нашлись, поставили на место. И не только нос, но и руку. рёбра. Чуть не умер.

– Что ж ты ничего об этом не рассказывал? Столько всего, а про самое главное ни слова!

– Зачем худое вспоминать? Всё закончилось благополучно и я с тобой, мой кролик!

– Почему кролик?

– Ты такая же мягкая, как кролик. Или кошка, но ты не кошка. Вот Томаса вполне может быть кошкой.

Хуан видел, что Мира хочет ласки, поцелуев, он же всё никак не мог оттаять, понять, что они равноправные партнёры в любви, что она для него больше не ребёнок, а любимая женщина. И он сдался. Привлёк к себе и долго целовал её в разные места, ощущая приятный запах юности.

В доме семьи Руарте царило уныние и напряжённость. Дон Андрес больше не показывался. Донья Анна сильно постарела за последние недели. Горе, свалившееся на неё, так придавило, что сил для борьбы не нашлось. И сын больше не поддерживал несчастную мать.

Дон Висенте охладел к Габриэле, и это сильно её раздражало. Она делала попытки вернуть его расположение, однако глава семейства не поддавался, стойко выдерживал натиск молодости, видимо, не имея, как и жена, сил и желания продолжать греховную связь.

– Мне становится невмоготу такая жизнь! – жаловалась она подруге, с которой последнее время сблизилась и проводила почти всё время. – Я осталась ни с чем. Это ужасно! Андрес не подаёт о себе знать, дон Висенте зачах, что вовсе меня не трогает. Но он лишил меня обещанного. Вот это, дорогая, меня искренне бесит.

– Тут трудно тебе что-либо посоветовать, милочка. Слишком сложное положение у тебя. Кстати, долго ещё может протянуть донья Анна?

– А в чём дело? – Габриэла насторожилась.

– Думаю, что тебе было бы полезно и выгодно остаться одной в доме. Андрес тогда обязательно заявится, и ты сможешь получить часть состояния по закону, – и подруга многозначительно скривила подкрашенные губы.

– Нет и нет! Это слишком большой грех, подружка. И не уговаривай! Я на такое пойти никогда не осмелюсь!

И всё же предложение подруги потом всплыло в памяти, и оно показалось ей не таким уж страшным. Габриэла потом часто мысленно возвращалась к этому, и постепенно оно окрепло в ней, приобрело конкретные очертания. Дело оставалось за малым. Найти подходящего человека, сведущего в подобных делах.

В последние месяцы она всё чаще думала о своей сестре Эсмеральде. Временами её захлёстывала волна ревности. Представлялось множество картин, интимного содержания, где фигурировали, эта самая Эсмеральда и Хуан. И даже понимая, что это всего лишь её домыслы, она волновалась, злилась и горела мечтами отомстить этой смазливой девчонке.

Иногда, правда, хотелось вновь разыскать её, познакомиться поближе и наладить дружеские отношения. Но чаще случалось совсем наоборот. И хуже всего, что она не знала, где может быть её сестра, как найдёт её Хуан, если вернётся. А Мира уверяла, что он непременно вернётся.

– Вот глупая девка! Размечталась! А вдруг этот мальчишка действительно её найдёт? – говорила Габриэла вслух, словно иначе не смогла бы понять мотивов, которыми руководствуется Хуан, соблюдая верность этой девчонке.

Однако сейчас отважиться на поиски она не могла. Да и где искать? Никакой ниточки у неё не было.