За утренними танцами Кюджюкбиркус Кёсем следила давно, но не потому, что считала их чем-то опасным или предосудительным. Просто эта странная девочка, так похожая и одновременно так непохожая на нее саму в далекой юности (ну, не такой уж и далекой, если быть честной хотя бы с самой собой!), вызывала у Кёсем интерес. Даже больше — эта девочка ей нравилась. И не просто как еще одна вполне подходящая кандидатка в будущий гарем одного из сыновей, но и сама по себе. Нравились ее детская непосредственность, ее сила и целеустремленность, ее улыбка, не сходящая с пухлых губ ни на миг, ее постоянная готовность радоваться любому пустяку и по малейшему поводу заливаться звонким переливчатым смехом. Даже детские шалости и проделки особо не раздражали Кёсем — в них она тоже узнавала отражение собственных шалостей и проделок.

Вот ведь наивная глупышка! Думает, что если пробралась во дворик, никого не разбудив по пути, — то никто и не знает о том, чем она тут каждое утро занимается! Ах, если бы в гареме было так просто утаить хоть что-то! Уж кто-кто, а Кёсем, хранящая, пожалуй, самую значительную и опасную тайну гарема, не понаслышке знает, как же это сложно, сколько сил и выдержки нужно для этого, интриг какой изощренности требует сокрытие в тайне чего-нибудь мало-мальски важного.

Маленькой воздушной плясунье еще предстоит многому научиться, если собирается она вести собственную игру. Может быть, когда-нибудь она и научится — в том числе и хранить в тайне свои секреты.

Сейчас же о ее утренних занятиях знал весь Дар-ас-Саадет.

Впрочем, большая часть старших наложниц не придавала значения подобной ерунде — мало ли какие глупости придут в голову какой-то там гедиклис, еще даже не получившей первого взрослого имени? Велика радость уподобляться ничтожным, их деяниями интересуясь! Пусть себе танцует, если это никому не мешает. Да пусть хоть до полусмерти утанцуется, им-то что с того?

Евнухи помоложе да поазартнее заключали пари — долго ли продержится странная кандидатка в наложницы и что случится первым: лопнет ее собственное терпение и она перестанет раздражать старших своими глупыми выходками — или же кончится терпение у кого-нибудь из облеченных властью (у той же Кёсем, к примеру) и зазнайку с позором выставят из Дар-ас-Саадет? Много монет перешло из рук в руки, много разбилось надежд на быстрое обогащение, много тайных врагов нажила себе маленькая танцовщица, сама того не подозревая — ведь почти что каждый из сделавших неверную ставку злился не на собственную глупость, а на слишком упрямую девчонку, полагая исключительно ее одну виновницей собственного проигрыша.

Про эти пари Кёсем знала тоже. И молчала, пряча усмешку в уголках губ. И запоминала тех, кто ставил на ее терпеливость — как и тех, кто ставил на ее нетерпение: первые умны и наблюдательны, о них нельзя забывать, строя собственные планы. Вторые — глупы, на них нельзя полагаться.

Между тем Кюджюкбиркус закончила танец, несколько раз прогнав по телу волну мелкой дрожи, от вскинутых над головой рук до самых пяток — когда ее фигурка нальется женственностью, это будет выглядеть очень чувственно и возбуждающе. Уже и сейчас, когда она вот так изгибает шейку, завлекательно пригашивает хитрый взгляд густыми ресницами и кокетливо трогает пальчиком полураскрытые пухлые губы — так и подмывает забыть, насколько юна эта пигалица. Кажется, что она отлично знает, что делает и чего хочет, а главное — чего может хотеть от нее мужчина. И не понять даже, чего в этом больше — плодов обучения или врожденной женственности.

Как бы там ни было, Кёсем все более склонялась к мысли, что подходящее время для знакомства «ее девочек» — а она уже давно выделила Мейлишах, Ясемин и Кюджюкбиркус в персональные ученицы, точно так же, как когда-то поступила с нею самой и ее подругами Сафие-султан, — с Османом и ее собственными сыновьями Мехмедом и Баязидом если и не наступило уже, то вот-вот настанет. И останавливал ее буквально сущий пустяк.

Понятно, что шахзаде сами дадут новые имена своим избранницам — если, конечно, захотят. Скорее всего — захотят. Ибо так принято. Но все равно представлять будущему султану и его братьям кандидатку в наложницы под детским прозвищем было бы верхом неприличия — а гаремного имени у Кюджюкбиркус до сих пор так и не было. Вот это-то и останавливало Кёсем.

Вернее то, что она почему-то никак не могла решить — какое же имя дать маленькой упрямой танцовщице?

А тянуть не стоит, слишком долго ходит девочка под детским прозвищем. Ее давно бы уже назвали Пэрвэной — за порхающие танцы, действительно ведь словно бабочка. Или, не задумываясь особо — Мэхвеш или Мэхтеб, лунным светом или подобной луне, в гареме любят давать такие имена. А если бы хотели уязвить привычкой вставать, когда еще темно и луна в полной власти — то и Мэхдохт, дочь луны, с обидным намеком.

Но теперь Кёсем проявила к Кюджюкбиркус интерес, и хотя не сделала ее своей бас-гедиклис, но проявленный интерес словно бы поставил метку, и никто иной не мог дать гедиклис имя, это было бы грубым нарушением неписанных правил гаремного этикета. Теперь это должна и обязана сделать Кёсем и только Кёсем. А Кёсем сомневалась и никак не могла решить.

Казалось бы — ну что за ерунда! Дай любое, все равно оно ненадолго, девочка красива и старательна, она наверняка понравится кому-нибудь из шахзаде, и тот сразу же наградит ее новым именем, достойным уже не гедиклис, а гёзде, а потом и икбал. Так какая разница, каким именем назвать ее сейчас? Бери любой цветок или фрукт, или фазу луны — разве важно, что это будет, если все равно ненадолго?

Но день шел за днем — а Кёсем все никак не могла решиться, выбрать, найти подходящее. Мысленно она слегка подтрунивала над собственной нерешительностью, находя ее пусть и глупой, но не таящей опасности.

И не желала признаваться даже самой себе, что эта самая нерешительность ее почему-то тревожит.

Маленькая Птичка (Кюджюбиркус), бывшая Шветстри Бхатипатчатьхья

___________________________________________________________

Подтягиваться — это очень важно! Почти так же важно, как и танцы, и дело вовсе не в силе рук или ловкости. От подтягиваний увеличивается главное достояние девушки — ее грудь, тетя Джианнат не зря гоняла маленькую Шветстри подтягиваться на нижних ветках деревьев. А если ни единого подходящего дерева поблизости не было — заставляла отжиматься от земли или часами стоять, прижавшись пятками и затылком к стене. От этого грудь вроде как тоже увеличивалась, но уж больно скучно было стоять неподвижно, да еще и подолгу. Подтягиваться куда веселее. Тем более на перилах такого красивого балкончика!

Кюджюкбиркус ловко спрыгнула на землю и от избытка чувств прошлась «катящимся солнцем» — с ног на руки и снова на ноги. Как же здесь хорошо! И как же хорошо быть избранной — богинею и Аллахом, а в самом скором времени наверняка еще и шахзаде. И как же славно жить в Доме Тысячи Удовольствий! Здесь даже наказывают за недостойное поведение тонкими ивовыми прутиками, Кюджюкбиркус уже дважды получала, десять и двадцать. за разбитую пьялу и испачканное одеяние Валиде-ханум. И что? Да то, что тонкие ивовые прутики вовсе не так страшны. как ротанговый посох, вот что! Никакого сравнения.

Но главное — уроки! Это же так здорово!

Калфу говорили между собою, что сегодня предстоит не простое занятие, а испытательное, и по его результатам уста-хатун примет какое-то важное решение. А какое решение может быть самым важным? Конечно же, кто из гедиклис достоин предстать перед светлыми ликами шахзаде, да будут долги годы их жизни!

Калфу, конечно, шушукались не с Кюджюкбиркус, а друг с дружкой, вовсе не желая посвящать посторонних в свои планы, но у Кюджюкбиркус есть уши. И эти уши всегда направлены в сторону тех разговоров, которые почему-то считаются для них не предназначенными.

Значит, это случится сегодня! Надо только правильно себя повести, доказать, что достойна. Жаль, наставницы говорили очень тихо, а при попытке Кюджюкбиркус приблизиться вообще замолчали, и ей так и не удалось разобрать, на каком уроке будет происходить испытание. Уроков сегодня должно быть пять — игра на сетаре, гимнастика, танец живота, стихосложение на фарси и правильное сурьмление глаз. И ни один из них Кюджюкбиркус не пугал — она знала, что справится.