– Марьяна.

– Ты думаешь, я не вижу, что она постоянно возле тебя околачивается?!

– Ей нравится, как я готовлю. Ты должна быть рада, что у нас есть работа, – повар был спокоен и надеялся, что его голос повлияет на его жену.

– К черту ее, эту работу, если из-за нее я должна потерять мужа! – выкрикнула Марьяна.

Она села за стол, и уткнув лицо в ладони, начала плакать. Жермен подошел к ней, мягко обнял за голову и нежно прижал к себе:

– Марьяна. Ну что происходит? Что с тобой случилось в последнее время?

Горничная уткнулась мужу лицом в живот:

– Я не знаю. Я так боюсь тебя потерять! – она подняла глаза на Жермена. – Скажи, что ты меня любишь!

– Я люблю тебя. Вот уже двадцать лет люблю и буду любить еще три раза по столько же. Ljubim te9, – произнес он с акцентом и нежно поцеловал жену в голову.

В столовой звучали приглушенные разговоры. Шумевший за окном дождь убаюкивал в атмосфере наполненной теплом и уютом.

Люка внимательно следил за бокалами гостей, то и дело подходя к одной из женщин, подливая вина.

Марьяна, с ловкостью, собирала последние ненужные тарелки, оставаясь при этом, как будто невидимой.

Ужин медленно подтягивался к концу и воздух был наполнен аурой удовольствия, которую создают изысканная кухня и хорошая компания.

– Ну Нора, ты накормила, – удовлетворенно выдохнула Люси, откинувшись на спинку стула и посмотрев на свой живот. – Я не знаю, куда в меня десерт втиснулся.

– Ты на нем сидишь, – сардонически заметила Ивон.

– Зато, я не бегаю после каждого круасана к своему фаянсовому другу, – спокойно заметила Люси. Ей не хотелось отказываться от вечернего наслаждения и расслабленного состояния.

Жаклин насторожилась и от глаз Каролины не ускользнуло, как внимание журналистки сосредоточилось на Ивон и Люси.

– Девочки, ну перестаньте. Я каждый раз как вас вижу, всё мечтаю, что вы помиритесь, наконец. Ведь, сто лет назад всё было, – миролюбиво предложила Элеонор.

– Кого-то только могила исправит, – как будто для себя пробубнила Ивон.

Люси услышала реплику Ивон, тем более, что “для себя” Ивон – было адресовано, естественно, ей:

– Я прослежу, чтобы твоя церемония прошла красиво.

Элеонор не сдавалась в битве за мир за столом (как и не сдавалась в борьбе за мир во сем мире в целом):

– Девочки! Давайте, я вас, лучше, с поваром познакомлю.

На лице Жаклин отразилась досада. Элеонор решила прервать начинающуюся перебранку, от которой журналистка получала профессиональное удовольствие.

– Люка, позови Жермена, пожалуйста.

Марьяна мельком взглянула на хозяйку, но, естественно, не выдала своего недовольства.

– Хорошо, мадам, – мажордом поклонился и вышел из столовой.

– Нора, я заметила, спальни не запираются, – Ивон взяла свой бокал.

– Ты знаешь, я об этом даже не думала, но обязательно решу этот вопрос, – Элеонор задумалась. – Но мы, ведь, здесь все свои?

– Конечно. Только у некоторых есть дурная привычка брать чужое, – Ивон с силой поставила бокал на место.

– Да не был он твоим никогда. Пойми ты, наконец. Не был! – Люси еще держалась в рамках приличия, но граница ее терпения была всё ближе, а шаги к ней становились все шире. – Ведь сколько лет прошло. Мишеля уже в живых нет, а ты, всё никак не успокоишься!

К счастью, на пороге столовой появились Люка и Жермен. Повар подошел к хозяйке и она взяла его руку в свои:

– Девочки, вот – маг и чародей, который нас так вкусно накормил, – Элеонор с благодарностью похлопала Жермена по руке.

В столовой раздались аплодисменты.

– Джеки, ты должна непременно отметить это в своем репортаже, – обратилась Элеонор к журналистке.

– Обязательно. Мы всё потом обговорим, – Жаклин жестом показала “ОКей”.

– Вот и славно, – Элеонор подняла глаза на повара. – Спасибо, Жермен. Всё было просто замечательно.

Горничная, глядя на хозяйку, ласкающую, по ее мнению, мужа – улыбалась, но улыбка эта была, скорее, оценивающей.

Элеонор подняла с колен салфетку и положила ее на стол. У нее за спиной моментально вырос мажордом. Люка слегка отодвинул стул, когда хозяйка шато поднялась:

– Девочки, я предлагаю кофе попить в гостиной, перед камином. Там мы сможем не отказать себе в паре-тройке дурных привычек, – Элеонор подмигнула гостям, потом обратилась к горничной: – Марьяна, подавайте, пожалуйста, кофе в гостиную.

Марьяна улыбнулась в ответ и присела в быстром книксене:

– Хорошо, мадам.

Просторная гостиная была окутана приглушенным светом торшеров и настольных ламп. Тяжелые бархатные портьеры едва сдерживали шум дождя, и в сочетании с доносившимся откуда-то легким джазом, создавалась атмосфера небольшого уютного кафе. Только мебель в стиле Людовика XV, пожалуй, ненавязчиво напоминала, что, если вы еще не в музее, то уже не в “Прокопе”10.

Центром внимания гостиной был солидный камин, обрамленный массивной мраморной отделкой. Полка над камином была настоящей сокровищницей изысканных безделушек и воспоминаний: пара канделябров по бокам, а между ними, бронзовые каминные часы в стиле того же Людовика, что и мебель, фотографии в рамках, фарфоровые статуэтки, вазочки и шкатулки. Пламя в камине ласково разгоняло холод осеннего вечера, наполняя гостиную приятным теплом и уютом.

Гости разбрелись по залу и рассматривали картины на стенах и безделушки на камине.

Войдя в гостиную, Жаклин не удержалась, чтобы не присвистнуть:

– Сколько же тут картин!

– О! Это только часть. Из последних, самых “молодых”, – весело ответила Элеонор. – Ранние картины уходят датой написания так глубоко в историю, что иногда мне кажется, если покопаться в округе, можно найти наскальную живопись, с портретом одного из моих родственников в набедренной повязке. Хотя, я не права, копаться пришлось бы в Бельгии.

– В Бельгии? – удивилась Шанталь. Модель рассматривала фотографии на камине.

– Да. Наш род берет свое начало в Бельгии. Это о-о-очень длинная история, но вкратце – в XVI веке, еще до восстания 1566 года, мои предки сбежали во Францию и со временем возвели этот замок.

– Вот это ты сократила! – весело восхитилась Люси.

– Опыт, – улыбнулась Элеонор.

– Как интересно! – казалось, что Шанталь действительно заинтересовала история хозяйки замка.

В этот момент в гостиную вошла горничная с подносом в руках, на котором стояли чашки, сахарница, кувшинчик со сливками и френч-пресс, наполненный свежеприготовленным кофе. Подойдя к рассматривающей на камине фотографии Ивон, Марьяна ловко, взяв поднос в левую руку, правой – наполнила кофе одну из чашек:

– Сливки, мадам?

– Нет, спасибо, – ответила Ивон и положила пачку сигарет с зажигалкой на каминную полку. Потом, бросила пару ложек сахара в чашку кофе на подносе и поставила ее рядом:

– Спасибо, Марьяна.

Горничная присела в непринужденном книксене и продолжила обход гостей.

– Девочки, это очень интересный кофе, – обратилась Ивон к присутствующим. – Называется “Копи-Лювак”.

– Ой, ой! Я слышала о таком! – прервала ее Элеонор, присаживаясь вместе с Люси за небольшой кофейный столик. – Это не тот ли кофе, который, маленькие зверьки, вроде хорьков, кушают, а потом, те зерна, что не переварили, как бы это сказать…

– “Отдают”, – дополнила Ивон. – Вот эти зерна потом собирают и обрабатывают.

– Надеюсь, их хорошо промыли?

Шутка Люси удалась, по гостиной прокатился смех.

Горничная подошла к Люси и Элеонор, наполнила две чашки. Ритуал “сливки, сахар, книксен” повторился.

– Спасибо, Марьяна, – сделав глоток, Элеонор причмокнула языком, чтобы полностью оценить вкус напитка. – Какой аромат! Какой мягкий вкус! – она поставила чашку на столик.

Марьяна, между тем, налила кофе Каролине и Николь. И снова: “сливки, сахар, спасибо, книксен”.