Между прутьями ограды, обвивая каменные столбы и деликатно обходя побеги плюща и винограда, к шато потянулись тонкие струйки тумана.

Дуфф среагировал первым: схватив Нику за руку, он потащил ошеломлённую девушку за собой, втолкнул её в башню и захлопнул дверь. Руй вышел вперёд, раскручивая свой кнут и доставая из ножен кинжал. Гоблин тут же присоединился к нему, и оба они встали так, чтобы с боков защищать человека.

Степан в последний раз тряхнул головой, сгоняя остатки наваждения. Тыльной стороной ладони стёр всё ещё сочившуюся из губы кровь и, в свою очередь вытащив кинжал, шагнул к друзьям.

— Подвиньтесь немного, пожалуйста.

Фейри шагнули в стороны, и теперь троица ждала.

Даже на расстоянии чувствовалось, что пришедший из лесу туман не имеет ничего общего с весной и солнцем. Это был тот редкий зимний туман, который, несмотря на жарко натопленный очаг, способен выстудить весь дом. Промозглый, пробирающийся под тёплую одежду и толстые одеяла, замораживающий даже в движении. Ледяными пальцами касающийся кожи, а потом проникающий в сами жилы, в кровь, в сердце.

Степану показалось, что накрой их сейчас это туманное облако, сражению пришёл бы конец. Но теурсты были охотниками — а, кроме того, человек вдруг заметил, что клочки тумана остаются разделёнными, и не выказывают никакого желания объединяться. Это была стая, однако стая, где каждый действовал сам по себе, потому что не хотел делить с другими добычу.

Первый призрачный пёс соткался из тумана у угла башни, на каменных плитах дорожки, ведущих к главному входу. Впрочем, едва только оскаленная пасть и будто закрытые бельмами глаза проступили из тьмы, Степан понял, что на собак эти существа похожи лишь очень отдалённо. Высокие, поджарые, на тонких, даже тощих ногах, с косматой свалявшейся шерстью, по которой пробегали зеленоватые проблески болотного огня, они выглядели скорее как призраки настоящих псов.

— Я — хозяин этой земли! Прочь отсюда! — попробовал человек на всякий случай, но теурсты проигнорировали его слова. Казалось, пасти оскалились ещё шире, демонстрируя насмешку над жалкой попыткой кого-то претендовать на статус хозяина. Хозяевами здесь были они, и призрачные гончие прекрасно это знали.

С башни снова зазвенел гонг. Один из псов поднял вверх морду, секунду-другую с ленивым любопытством рассматривал девичью фигурку, бившую в латунный диск — а потом завыл. Вой теурста перекрыл пение металла, и Ника, поняв тщетность своих усилий, перестала колотить в гонг.

Теперь стая с тем же ленивым любопытством рассматривала человека и двух фейри, посмевших заступить им дорогу. Вид серебра заставил белёсые глаза злобно прищуриться, и впервые Степан заметил на оскаленных мордах нечто вроде выражения недовольства. Добыча собиралась кусаться, и у добычи были для этого зубы.

Всего их обступало полукольцом около двух десятков теурстов, но позади, вдоль ограды шато, продолжали перетекать клочки тумана, будто там ждали своей очереди другие духи. В центре образованного призрачными гончими полумесяца, прямо напротив Степана, помещался самый большой из псов, очевидно, вожак. Он, в отличие от прочих, даже позволил себе с равнодушным видом усесться на задние лапы, разглядывая человека. Потом потянул носом воздух, и уставился на тот карман, где лежала фигурка волка.

Степан, толком сам не понимая, что делает, сунул кинжал в ножны и, достав фигурку из кармана, продемонстрировал её вожаку теурстов.

— Чуешь? Я — хозяин. Я отдал кровь. Он — мой, я — его, а ты — прочь! Прочь отсюда, раб!

Вой взбешённых духов вспорол привычные шорохи и звуки ночи. Человеческая букашка посмела говорить с ними, посмела оскорбить! Смерть не должна быть слишком быстрой для букашки! Вожак прыгнул первым, подавая сигнал — и Степан успел ещё подумать, что случившееся прежде лишь разминка: настоящий бой начинался только теперь.

Он потерял всякое представление о времени и пространстве. Помнил только, что слева от него находится Дуфф, а справа — Руй, и что серебро для обоих безвредно. Эта мысль почему-то радовала, когда Степан с остервенением хлестал самодельным кнутом, закручивал его над головой, выбрасывал руку вперёд, стараясь достать ударом очередного противника.

Вокруг троих защитников башни вертелась бешеная карусель. В обличье псов теурсты в целом вели себя как настоящие собаки: они выгадывали момент, бросались, норовя вцепиться в любую неосторожно подставленную конечность, а лучше того — сразу в горло. Они даже рычали, подобно обычным псам, только рычание это было каким-то странно сиплым, с присвистом.

Чайные ложечки прекрасно делали своё дело, и бока многих духов с шипением исходили дымом от оставленных серебром ожогов. Дуфф, изловчившись, сумел приложить одного пса кнутом вдоль всего туловища, от носа до кончика хвоста, а когда тот, взвыв, покатился по земле, гоблин прыгнул на него сверху и, не дав опомниться, обернул кнут вокруг шеи. Раздался такой же электрический треск, как недавно при разгоне первой волны нападавших, и голова пса, а следом и тело, распались на мелкие клочки тумана, мгновенно растаявшие в воздухе.

Стая, потерявшая соплеменника, взвыла, но Степан тут же понял, что это вовсе не плачь по потере, а ярость от того, что им посмели сопротивляться. Ему подумалось, как же тяжко пришлось, должно быть, бедняге фавну, который в одиночку столкнулся с призрачными гончими в лесу. И, возможно, другим лесным жителям, про которых они никогда не узнают. Человек попытался повторить манёвр гоблина, но духи были уже начеку: пес, на которого он нацелил удар, увернулся, и полоснул Степана когтями по ноге.

Когти были короткими, собачьими, но от их прикосновения все мышцы пронзил ледяной холод. На мгновение или два нога вообще отказалась слушаться, однако Степан со второго замаха подсёк-таки ноги пса кнутом, а когда тот рухнул на землю, несколькими ударами серебра по голове добил теурста.

Руй прикончил третьего, для чего лютену пришлось позволить духу насесть на себя. Кнут домового обжёг призрачную гончую вдоль брюха, а затем оказался у неё в пасти, пока другой рукой Руй яростно тыкал оскаленную морду кинжалом. Степан видел краем глаза, как лютен поднимается среди тающих в воздухе клочков тумана, но движения домового были какие-то заторможенные — похоже, его тоже успели достать или когти, или зубы.

Впрочем, особого толку от их успехов не было: место уничтоженных теурстов просто заняли новые, и стая продолжала наступать, постепенно оттесняя троих защитников к двери башни. В какой-то миг Степан увидел, что Ника, присоединившись к ним внизу, яростно хлещет кнутом одного из псов. Увидел как Дуфф прикрывает девушку от укуса, и зубы призрачной гончей глубоко впиваются в левую руку гоблина, заставляя того выронить кинжал.

Вожак сшиб с ног Руя, отшвырнув его к самому порогу, и оскалился в усмешке, видя, как человек упрямо перехватил поудобнее рукоять кнута. Краем глаза Степан заметил, что Ника уже тащит за собой ослабевшего гоблина, пытаясь скрыться в башне, а Дуфф на ходу отмахивается от наседающих на них духов.

Вожак прыгнул, пользуясь моментом, и мужчина едва успел увернуться, наотмашь полоснув кинжалом. Сталь рассекла оскаленную морду, но не оставила видимого следа — пёс только рассвирепел от прикосновения холодного железа, и полоснул в ответ когтистой лапой, распоров на Степане куртку. Вскрик Ники предупредил его. Мужчина, собиравшийся было завертеть кнутом над головой, вместо этого резко повернулся, и хлестнул даже не целясь, сверху вниз по широкой дуге.

Ошпаренный серебром пёс, взвыв, отскочил в сторону, а в спину Степана ударили лапы вожака. Человек ещё успел, падая, перевернуться, и оказался лицом к лицу с призрачной гончей, прижавшей его к земле. Два теурста подскочили слева и справа, вцепившись в руки, и Степан в отчаянии выругался, ощущая, как сами собой разжимаются ослабевшие пальцы, выпуская спасительное серебро.

Ника бросилась на помощь, но ещё до того, как девушка успела добраться до вожака, её саму сшибли с ног. Кнут отлетел в сторону. Опрокинувший девушку пёс, встав ей на спину, поднял к небу голову и торжествующе завыл, ожидая, пока вожак первым прикончит добычу. В дверях башни, отбиваясь от пятерых наседающих на них духов, плечом к плечу сражались Руй и Дуфф.