— Я могу ходить сквозь стены, — лыбится он на свою дурацкую шутку.

— Смешно, — без грамма веселья отвечаю я.

Деньги — вот твоя суперсила, Заславский.

Вздохнув, избавляюсь от верхней одежды под пристальным вниманием парня. Он смущает и раздражает одновременно.

— Чего надо-то? — разворачиваюсь. — У меня дел полно, кроме того, как на тебя любоваться и выслушивать нелепые шутки.

— Ты такая гостеприимная…

— Я не ждала гостей.

— А зря. Будь всегда наготове, — дергает бровями Герман.

Наши взгляды сталкиваются: его смеющийся, провоцирующий, а мой — острый и на вызове. Засматриваюсь на серую рябь в мужских глазах, почему она больше не морозит мою кожу, как при первой встрече? Моргаю, чтобы вырваться из затянувшегося зрительного контакта.

— Сейчас я готова стукнуть тебя чем-нибудь тяжелым, — толкаюсь плечом, чтобы сдвинуть его от стола, на край которого он навалился пятой точкой. — Не беси.

— Так я даже и не старался. Приятно понимать, что ты ко мне неравнодушна, конечно… — самодовольно тянет Герман.

Закатив глаза на его подколы, подбираю учебники на столе и замечаю среди них свой личный дневник… Почему он тут лежит? Он же под подушкой был. Паника забирается в сердце, и оно нервно совершает переворот через себя.

В опасной догадке кошусь на парня — он же не читал ничего, да? Господи, скажите, что нет! В противном случае я пропала! Там хранится совершенно личная информация , мои искренние мысли и девчачьи секретики. И про Заславского тоже я писала кое-что… Он не должен этого знать!

Складываю дневник в стопку к другим книгам и расставляю всё на полку. Герман стоит над душой. Заинтересованно рассматривает меня с каким-то интригующим прищуром. Стараюсь его не замечать, но стук в висках истерично верещит « Он всё знает, Лиза!»

— Как с Титом погуляла? — интересуется парень.

— Супер! — слишком агрессивно отвечаю.

— Целовались?

— Тебя не касается! — поворачиваюсь к нему, опаляя искрами и тут же на зло отвечаю. — Да!

Странно, но Германа не крючит, как я ожидала, он только усмехается и всё.

— Понравилось? — спрашивает, как будто дразнит.

— Очень! Обязательно повторим с ним еще раз! — выпаливаю на эмоциях.

— А чего ты сразу возбудилась? На меня так реагируешь? — его густые брови подпрыгивают. — Раскраснелась вся…

Он тянет руку к моей полыхающей щеке, но я быстро шлепаю по ней.

— Это от злости, — фыркаю.

— Или нет? — придвигается ко мне ближе Герман.

— Ты меня раздражаешь, — отступаю в тарахтящему старенькому холодильнику.

Упираюсь в дверцу спиной и сразу ловлю от него вибрацию. А меня из без того уже изнутри колошматит. Волнение застревает в горле и заставляет сердце биться чаще.

Герман купирует меня, заставляя смотреть в глаза.

— Поэтому я снюсь тебе по ночам? — с мужских губ сходит вопрос, который застаёт врасплох.

Прочитал! Он всё прочитал! Теперь довольно улыбается, а я растерянно хлопаю ресницами и рдею до корней волос. Злюсь на него еще больше, кто позволил ему читать чужие дневники!

— Если только в кошмарах, — отвечаю, не собираясь сдаваться так просто и отрицать до последнего сказанное.

Заславский усмехается, качает головой, типа осуждает наглое враньё и советует добровольно признаться.

— Дорогой дневник, вчера я первый раз поцеловалась. Это было невероятно… — цитирует мои записи Герман, чтобы обличить меня.

— Прекрати… — шиплю и прикрываю дрожащие веки.

Но парень и не думает останавливаться. Он склоняется ко моему уху и продолжает напоминать слова из дневника шепотным хрипом:

— Наш поцелуй мне снится почти каждую ночь…

Его горячее дыхание обжигает кожу.

Сглотнув, поднимаю ресницы и натыкаюсь на гипнотический серый взгляд. Меня засасывает воронкой без шанса спастись. Шумное дыхание учащается, становится прерывистым.

— Это было так влажно, вкусно, до мурашек приятно, — моими же словами убивает попытки сопротивления.

Миллиметры разделяют нас от поцелуя. Облизываю пересохшие губы и хватаю ртом раскаленный воздух. Голову кружит мужской запах, дурманит сознание, вытаскивая наружу тайные желания. Губы Германа катастрофически близко, смотрю на них и мысленно пропадаю. Их вкус до сих пор чувствуется на кончике языка…

— И с Титом я пойду на свидание только из-за Германа, — проговаривает последние слова из моего дневника Заславский.

Шах и мат, девочка, — читаю в его горящих глазах.

И просто замираю под мужской тенью. Мне нечего ответить на правду, Герман и так уже всё сказал.

В следующие мгновенье парень сплетает наши пальцы и захватывает мои губы поцелуем. Облюбовывает их влажной лаской, я отвечаю взаимностью и посасываю мягкую плоть мужских губ, потому что противостоять желанию просто невозможно. Поддаюсь и впускаю его язык в рот. Целуемся глубоко и бесстыдно горячо. Будоражащая лавина накрывает с головой. Я в мурашках с головы до пят. Тела обжигаются страстью, языки толкаются, губы звучно причмокивают, вызывая пульсацию между ног.

Мой телефон звонит.

Мелодия входящего звонка заставляет отлипнуть от губ. Смотрю в мужские замутненные глаза и шумно хватаю воздух ртом, пытаясь восстановить дыхание и вернуть ощущение реальности.

— Мама… — читаю имя на экране телефона.

Провожу пальцами по смятым влажным губам и отвечаю на звонок.

Лиза

По тревожному голосу мамы я сразу понимаю, что что-то не так.

— Как Юра? — задаю главный вопрос.

Её неутешительный вздох сжимает моё сердце в беспокойстве.

— Ох, Лиза…

— Мам? Не пугай меня, — волнительно сглатываю я.

Отталкиваю от себя Германа, который греет уши и отхожу в другой угол. Замираю у стены, когда слышу всхлипывание в динамике.

Закрываю глаза и мотаю головой, гоня плохие мысли. Нет-нет-нет…

— Прости, дочка, — подбирает эмоции мама. — Лечение Юры поставлено на паузу. Нужны большие деньги. Я только что говорила с врачом.

— Так, я сейчас приеду, — решительно заявляю. Не смею показывать дрожь в голосе. — Расскажешь мне всё при встрече.

— Хорошо-хорошо. Жду.

Завершив разговор, даю себе пару секунд продышаться.

Нельзя давать слабину. Нельзя нагнетать. Ты должна быть сильной. С моим братом всё будет хорошо.

Эту правила уже стали мантрой, я вбиваю их себе под корку каждый день.

— Что-то случилось? — слышу сзади голос Германа.

Сглотнув колючий комок, я открываю глаза и разворачиваюсь к парню.

Мне резко стаёт не до него. Шквал чувств, который обрушился на меня вместе с поцелуем тут же улетучиваются после неприятных новостей от матери. Новая проблема быстро ударяет меня о землю, где правит жестокая реальность и сущая несправедливость.

— Да, я ухожу, — серьезно отвечаю.

Начинаю собирать сумку. Герман ничего не понимает и стоит ровно на том же месте, где и был. Вопросительно смотрит на то, как я суетливо мечусь по комнате.

— Я отвезу тебя, куда надо, — говорит он.

Открываю рот, чтобы выпроводить его. Но вдруг передумываю и соглашаюсь.

— Ладно. Спасибо, — киваю я.

Ничего же страшного не случится, если он довезёт меня до больницы? Это будет куда быстрее, чем толкаться в общественном транспорте с миллионами пересадок. А я итак на нервах.

Мы выходим из общежития и садимся в черный БМВ. Моё хмурое выражение лица не позволяет Заславскому доставать меня. Я объясняю, куда нужно ехать, и мы под тихую спокойную музыку двигаемся по маршруту.

— Мама болеет? — интересуется Герман.

А ему не всё равно? Вопрос немного удивляет.

— Нет.

— Брат?

Не хочу отвечать, но киваю, поджав губы.

Для меня это больная тема. Я не хочу разбазариваться о ней, ради заполнения паузы или поддержания разговора.

Ныряю носом в телефон, всем видом показываю, что не надо меня докапываться. Заславский считывает это, и как ни странно, больше не пристаёт.

У моего младшего брата лимфома. Ему всего десять, а он уже знает, что такое онкология, химиотерапия и другие медтермины, которые пугают даже взрослого. Я честно не понимаю, за что небеса заражают такими «болячками» ни в чем не повинных детей. Но сетовать на несправедливость — бессмысленно, как и лить слёзы, надо просто делать всё возможное для выздоровления. Проходить лечение и не отчаиваться. Но иногда вера в лучшее упирается в большие деньги.