Не хочу отвечать, настроение итак погашенное. Но поджав губы, все таки мажу пальцем по зеленому:

— Да, — говорю низко и мрачно.

— Почему не приехал? — недовольно басит отец.

— Занят.

— Гера… Я же тебя вежливо попросил. У нас с Дариной для тебя была важная новость. Мы тебя ждали.

Да похуй мне на твою новую пассию. В глаза бы не видел. У нас с отцом всегда были напряженные отношения из-за сложных упрямых характеров. А после того, как он бросил маму, так вообще стали очень холодными. По крайней мере, с моей стороны.

— Завтра подъедешь?

— Нет. Я к матери поеду, — отвечаю то, что его точно заденет. — Ты давно у неё был?

Молчание. Ну, конечно. Зачем ему больная, тронутая умом от потери сына женщина, если есть здоровая, молодая, беззаботная Дарина? Злостно бью кулаком в подушку.

— У тебя скоро появится брат, — сухо информирует отец. — Дарина беременна.

Новость порет пикой сердце. Больно? Да. Но даже к боли привыкаешь. Огрызаюсь, оскалившись.

— Очень раз за вас.

— Я намерен жениться. Приглашение на свадьбу получишь в обязательном порядке, и попробуй только не явится.

Угрозы, одни блядь угрозы! Всё моё детство, юность, даже сейчас! А я всегда делал наперекор и получал люлей. На зло. И снова и снова. Варился в этом адовом кругу. Не знаю, любил ли когда-нибудь меня отец, но общение мы продолжаем только по его инициативе.

Не дав ответа, я отключаюсь. Выбрасываю телефон. Шумно дышу, борясь с внутренней агонией. Разрывает в клочья. Во мне слишком много злости и обиды. На себя, на близких, на эту странную жизнь. Но я как и прежде коплю её в себе, глушу, закрываю, прячу в закромах больной души.

На следующий день еду к матери. Она живет вдали от шумных дорог города, в частном доме, где свежий воздух и красивая природа. Если бы я не настоял, то отец отправил бы её в психушку. Дело в том, что материнский рассудок не смог принять факт смерти младшего сына и сошел с ума. Её тронутый мозг рисует свой мир, в котором мой брат Сашик до сих пор жив.

— Привет, мам, — захожу в дом.

— Ой, Гера, — мелькает мимо комнат её фигура. Она останавливается буквально на секунду, чтобы считать мой образ. И двигается дальше по своим делам. Ей абсолютно пофиг на живого сына, она никак не может успокоится по покойному.

За пять лет такая картина стала привычной.

— Как дела? — вздохнув, спрашиваю у Тарасовны, медработницы, которая круглыми сутками присматривает за ней.

— Как обычно. Стабильно, — поджимает губы она.

— Ясно.

Шагаю вперед, чтобы посмотреть, чем таким особенным озабочена родительница.

— Что делаешь? — заглядываю в комнату.

— Рубашку Саше надо погладить, — возится она с вещами брата. — У него сегодня выступление, ты придешь?

Молчу. Сглатываю комок, который копится в горле. Её рассеянный взгляд витает где-то в параллельной придуманной вселенной.

— Постараюсь, — выдавливаю ответ.

— Хорошо. Кушать хочешь? Я велела Тарасовне приготовить любимые зразы Саши…

— Я их терпеть не могу, мам.

— Правда? — удивляется. — Ну ладно.

И дальше утыкается в мужские рубашки. Что-то бормочет про себя, переставая замечать моё присутствие.

Протираю лицо ладонью и выхожу из комнаты.

— Гладить хочет. Осторожнее с утюгом, — предупреждаю Тарасовну.

— Ага, — кивает она и заходит к маме.

Мне жестко не хватало мамы в детстве. Её внимания и любви. Сначала она была вся в работе, потом появился брат, он перетянул на себя всё внимание. Я ревновал. Даже порой ненавидел его за это. Он был маменькиным сыночком, талантливым, смышлёным, играл на скрипке, хорошо учился, в общем, гордость родителей. Мы нередко с ним дрались, я как старший побеждал и через тумаки вымещал свою обиду. Потом он серьезно заболел, все над ним кружили. Я же окончательно пропал с радаров внимания родителей. Даже грешным делом желал себе тоже как-нибудь смертельно заболеть, что бы все переживали, заботились, любили меня также как Сашку.

Я на самом деле горячо любил брата. Понял это, когда его уже не стало. Потеряв Сашку, я приобрёл новую боль, она осела грузом в моём сердце. Мать ушла в себя, отец с ней развелся, нашёл себе другую, а я остался один, сам по себе, никому не нужный. Я терпеть не могу жалость со стороны. Дефицит любви — моё привычное состояние, и мне в нём комфортно. Я научился жить без неё и меня всё устраивает. Не надо лезть мне в душу, там кроме трупов ничего нет. Много боли и разочарования — вот что вы увидите, если в отчаянной попытке решитесь всковырнуть корочку на моём эгоистичном сердце. Жестокость и цинизм течёт в моей крови, она питает меня, за счёт неё я и живу. Нет, я не хороший, я такой какой есть. Больше даже плохой, если взвесить, так что не надо надумывать.

Слышишь, Лиза? Не надо надумывать! И хватит уже терроризировать мои мысли! Опять залезла без спроса. А ну, кыш! Исчезни!

Лиза

Почему Герман не отвечает на мои сообщения?

Ехать к нему на занятие или нет?

Звоню. Одни сплошные долгие гудки без ответа.

Глянув на время, решаю всё-таки съездить до него. Добираюсь на метро до знакомого адреса и поднимаюсь в квартиру. Жму на кнопку дверного звонка. Не открывает.

Дома что ли нет?

Вздохнув, разворачиваюсь и расстроенно плетусь к лифту.

Вдруг до ушей доносится звук открывающейся двери.

Поворачиваю голову и вижу Заславского на пороге собственной квартиры, он какой-то мрачный и понурый. Болеет?

— Привет, — улыбнувшись, шагаю к нему.

— Чё надо? — грубо отвечает.

Я притормаживаю. Настороженно поглядываю на парня, который явно не в духе.

— У нас с тобой занятие по плану. Я писала, — объясняюсь.

— Больше не нуждаюсь в услугах репетитора. Свободна, — жёстко бросает он.

Его холодные глаза морозят моё растерянное лицо.

— Э-э… — не могу подобрать слов.

Надменная физиономия Заславского кривится в раздражении, как будто не в силах терпеть моё тугодумие.

— Что-то случилось? — решаюсь спросить, потому что в прошлый раз он был более мягок со мной.

Я подумала, что после откровенного разговора мы, наоборот, сблизились. А тут он так резко отталкивает меня. Это больно и неприятно.

— Отстань от меня, Лиза. Харе названивать и написывать, — метал в мужском голосе заставляет мягкое сердце сжаться в защитной позе. — Еще приехала сюда, делать нечего?

— Если бы сразу ответил, не приезжала бы! — обиженно рявкнув, плотно сжимаю губы и хмуро смотрю на парня.

Он скользит по мне серым погашенным взглядом, а потом просто отступает назад в квартиру и закрывает дверь.

Задыхаюсь в подъездной пыли. В образовавшийся тишине мои мысли кричат.

Ой дура! Ой дура-а-а…

Злясь на свою глупость и наивность, захожу в лифт и лечу вниз. Хочется, чтоб тросы сорвались, и я ударилась об землю хорошенько и лишилась чувств, которые неведомым образом зародились к парню. Они совсем крохотные, маленькие росточки — убить их ничто не стоит. И кажется, Герман только что с этим успешно справился, затоптал их на смерть.

Я ошиблась в нём. Мне просто показалось, что он умело скрывает человечность за внешней жесткостью и эгоизмом. Я придумала это всё. Он всё та же бесчувственная скотина.

***

Поздно вечером мне звонит Тит. Я ставлю фильм на паузу и отвечаю.

— Выходи, — сразу говорит он. Голос веселый, взбудораженный.

— Куда?

— Пошли кататься.

— Я фильм смотрю, потом спать планировала, — мягко отшиваю парня.

— Я уже приехал. И жду тебя.

— Приехал? — удивленно переспрашиваю.

— Ага, выгляни в оконо.

Встаю с кровати и одергиваю штору. Опираясь рукой в подоконник, смотрю вниз. Там на парковке стоит его Мерседес, а рядом сам Миша. Улыбается, машет мне.

— Выходи, — нетерпеливо повторяет он. — Хватит скучать.

— Ночь на дворе. Хорошим девочкам спать пора, — кокетничаю. Соседка Лера уже спит. От моего разговора она начинает ворочаться, и я понижаю громкость голоса.