— Это что там, женщины голые?

И как это могло не заинтересовать? Реально, голые тетеньки приятной во всех смыслах наружности плескались в Выборгском заливе. Даже если не учитывать, что вода еще прохладная, то сам вид плещущихся нагих девушек — был странным. Нормальные люди как-то так себя не ведут, что ли?

— Так какие это женщины, дяденька? — улыбнулся своей мягкой и застенчивой улыбкой Черноух. — Русалки. У них сейчас самый гон.

— Падшие девки! Проклятая падаль! Гниль и мерзота! — рычал рядом бес.

— Так, Григорий, хватит тренировать свою силу воли и мое терпение, ну-ка марш в портсигар.

На удивление, бес даже спорить не стал. Юркнул в артефакт, словно этого все время и ждал.

— А что за гон? — спросил я у Митьки.

— Они в это время словно бешеные. Лету радуются, солнцу. Мужиков, понятное дело, возле воды соблазняют. Если очень понравился, могут и притопить.

— Притопить? — пересохло у меня в горле.

— Угу, жениха себе ищут. Дяденька…

Последнее слово он сказал уже в спину, потому что я пошел к самой воде. А от общей компании отделилась одна молодая особа и невероятно проворно направилась ко мне.

Я дошел лишь до воды, а она уже сидела на большом камне. Тонкая, с крохотной грудью, милым личиком и золотистыми волосами. И мягко улыбалась. А меня даже не смущал чешуйчатый хвост. Да и чего мне бояться какой-то русалки? Рубежнику аж с тремя рубцами. Это ведь не лешачиха, от нее такой силы не чувствуется.

— Какие тут мужчины ходят, — сказала она, при этом не глядя на меня. — Сильные, крепкие, с хистом.

Я чуть не ляпнул: «Да, я такой». Мозг вообще отключился и все системы работали в автономном режиме. Разве что глаза продолжали пожирать обнаженное тело. Ну, верхнюю его часть, которую русалка и не думала скрывать.

— Стоит, молчит, хоть бы подарил что.

Нет, я понимал, что действую, как остолоп. Однако ничего с собой сделать не мог. Увидел неподалеку какой-то дикий цветок, сорвал его и протянул новой знакомой.

— В волосы вплетай, рубежник.

Она сказала так тихо, что я даже дышать перестал. Зашел в воду и коснулся ее волос, отчего по телу словно разряд тока пробежал.

— Поцелуемся, рубежник? — спросила она, хотя уже и так знала ответ.

Нашей несостоявшейся любви помешал взволнованный голос Митьки:

— Ты того, плыла бы себе.

Я на мгновение обернулся и увидел замершего в воде черта, держащего большой камень. При этом Митька дрожал, как осиновый лист и явно был не в восторге от своего заявления.

И тут случилось главная метаморфоза сегодняшнего дня. Прелестное лицо моей новой знакомой за долю секунды изменилось до неузнаваемости. Кожа вытянулась, щеки обвисли, глаза выцвели, вместо волос мне предстали грязные водоросли. А ее милый ротик внезапно ощерился мелкими рыбьими зубами. Правда, зашипела русалка не на меня, на Митьку. Однако мне хватило и этого.

До берега я добрался, не обращая внимания на скользкие камни, с уже вытащенным ножом. Правда, русалка и не пыталась меня преследовать. Все то же милое создание покинуло камень и махнуло мне рукой.

— До встречи, рубежник. Я тебя запомнила.

И русалка с невообразимой быстротой вернулась к своим подружкам. А те, спустя непродолжительное время, разразились хохотом. И речь шла явно обо мне.

— Да, такой силы мейкапа я еще не видел, — тихо произнес я. — Говорили мне, что женщины хотят казаться намного лучше, чем есть на самом деле. Но чтобы так…

— Не переживайте, дяденька, в первый раз с русалками всегда так, — утешал меня Черноух, которого колотила крупная дрожь.

— Я думал, что я рубежник. И у меня вроде иммунитета.

Митька промолчал. Наверное, размышлял над ответом. Или не знал, что такое иммунитет.

— А ты чего так испугался? — спросил я его. — Ты же черт. И вроде не самый слабый.

— У них же гон, дяденька, — объяснил мне он. — Они сейчас в своей силе. И не смотрите, что у нее три рубца. С нами могла совладать в своей-то стихии. Вон ведь, на рубежника внимание обратила. В другую пору диковина, а во время гона чего не увидишь.

Вот все меньше мне нравится мир нечисти. Нет, вы хоть какие-то буклеты выдавайте. Мол, осторожно, русалочий гон, надевайте черные очки и не смотрите в сторону воды. Хотя, может на Подворье такое и распространено. Это я отщепенец.

Но опять же, Митька вписался за меня. А бес и голоса не подал. Хотя я уверен, он чувствует и понимает (может даже видит) все, что происходит снаружи.

— Ладно, пойдем обратно. Чего-то я на сегодня нахавался природы и нечисти. Нам еще Зверя прикуривать.

— Да не переживайте дяденька, во второй раз уже на них другими глазами будете смотреть, — успокоил меня Черноух. — Без этого…

— Волнения в чреслах, — подал наконец голос бес, захихикав. — Тебе вроде как прививку сейчас сделали.

— Помолчал бы, — осадил я Григория. — Если бы не Митька, искал бы сейчас нового хозяина.

— Чему быть, того не миновать, — философски заключил бес. Правда, тут же благоразумно заткнулся.

И вообще на этом нечисть словно успокоилась. Поняли, что на сегодня достаточно приключений. И лучше меня больше не бесить.

За помощью я, переодевшись в сухое, отправился к Васильичу. Как-то в последнее время мы с ним скорефанились, не ощущалась и разница в возрасте. Даже когда я приехал вчера с Митькой, то первым делом зашел к старику, чтобы не волновался. У Федора Васильевича позади дома, на небольшом пустыре, стояла старенькая трехдверная нива, на которой он иногда ездил за продуктами.

Правда, ждать его пришлось долго. Пенсионер появился минут через двадцать, в мокрой майке, коротких шортах и каких-то древних кроссовках.

— А я тут пробежать задумал, — сказал он. — Как-то захотелось себя встряхнуть. Думал даже купнуться, да решил, что надо, чтобы организм привык. Холодная вода еще.

Такое ощущение, что это у меня злыдень живет. Тридцати нет, а никакого желания ни бегать, ни прыгать. Хотя может и правда Григорий силы забирает? Да вряд ли, я и до него больше всего любил спортивное перетягивание одеяла, а не марафоны.

— И не надо купаться, Федор Васильич. Это я вам как энергопрактик говорю. По крайней мере, до конца июня.

Вот забавно, старик он умный, опыт имеет колоссальный, а вот что касается всякой мистики — ну чисто ребенок. Вот и теперь моей вялой аргументации Васильичу хватило.

— А это кто с тобой? — указал он на черта.

В запаре я забыл, что рядом стоял Митька. Причем, тот чувствовал себя совершенно спокойно и даже прятаться не собирался. Хорошо хоть, что оказался он сейчас в облике вчерашнего пацана.

— Племянник. Приехал погостить.

— Федор Васильевич, — протянул руку старик.

— Митька. Митрий. Дмитрий. Нет, лучше Митька, — запутался в представлении черта я.

— Пришли-то чего? — спросил сосед, хотя все еще разглядывал «племянника».

— Аккумулятор сдох. Прикуриться бы. Только у меня «крокодилов» нет.

— Эх, молодежь. Ладно, в Греции все есть, — успокоил старик. — Сейчас прогрею чуть-чуть машину и поедем.

— Зачем, греть, Василий Федорович, тепло же?

Я думал, что укоризненным взглядом все и закончится. Однако старик провел целую лекцию по этому поводу. «Прогрев мотора способствует повышению температуры моторного масла. В результате оно лучше смазывает детали механизма и препятствует их износу». И прочее, и прочее. Моего ума хватило лишь на то, чтобы мудро капитулировать и слушать, как надо правильно эксплуатировать автомобиль.

Мы добрались до Зверя, которого «прикурили» без всяких проблем. Сосед разве что похвалил меня за техническое состояние машины. А я переадресовал его слова Антохе.

А еще Федор Васильич все не сводил пристального взгляда с Митьки. Мне даже нехорошо стало. Неужели чувствует черта? Последний говорил, что их видят только пьяные. Едва ли старик махнул перед пробежкой. Он же не бес какой. Хотя Гриша бы даже никуда и не побежал.

Все разрешилось, когда Васильич отвел меня в сторону.