Он встал и помог ей подняться.

– Я так давно не живу без боли… Спасибо тебе.

Кери улыбнулась, из ее глаз скатились слезинки, когда она кивнула.

– Как и я. Это лечение помогает.

Я отвернулась, у меня горло перехватило.

– Я могу поделиться с тобой парочкой футболок, пока мы не добрались до магазина, – сказала я. – Шлепанцы забери. Хотя бы через улицу ты сможешь в них пройти.

Кизли взял ее за руку, в другую руку пакет.

– Я завтра поведу ее по магазинам, – сказал он, направляясь к коридору. – Три года у меня не было сил дойти до торговых улиц. Мне на пользу пойдет прогуляться.

Он повернулся ко мне, выражение старого морщинистого лица стало другим.

– Я скажу, что она племянница моей сестры. Из Швеции. А счет я все же пришлю тебе.

Я засмеялась – довольно истерично. Все получилось лучше, чем я надеялась, и я никак не могла перестать улыбаться.

Дженкс громко фыркнул, а его дочь медленно спустилась на микроволновку.

– Ладно, я спрошу! – крикнул он, и она подпрыгнула на три дюйма, сцепила руки перед собой, лицо засветилось надеждой. – Если твоя мать согласится, и Кизли тоже, то и я не буду против, – сказал Дженкс, крылья у него посинели от злости.

Дженкс подлетел к Кизли, Джи в явном волнении взлетала и опускалась.

– Э-э… Нет ли у тебя в доме растений, за которыми смогла бы поухаживать Джи? – спросил Дженкс с ужасно смущенным видом. Отведя с глаз светлые волосы, он состроил циничную гримасу. – Она хочет пойти с Кери, но я ее не отпущу, если она не будет тебе полезна.

У меня рот открылся. Я глянула на Кери: по тому, как она задержала дыхание, ясно становилось, что она была бы очень не против компании.

– Есть у меня горшок базилика, – признался Кизли. – А если она захочет остаться и летом, то сможет работать в саду, уж какой он там есть.

Джи взвизгнула от восторга, с нее золотым дождем посыпалась пыльца, тут же превращаясь в сияюще белую.

– У матери спроси! – крикнул Дженкс с расстроенным видом, когда малышка в восторге бросилась из кухни. Он сел мне на плечо, повесив крылья. Мне показалось, запахло осенью. Не успела я задать вопрос, как кухню затопил розово-зеленый прилив. Обалдев, я пыталась понять, остался ли в церкви хоть один пикси, который не летал бы в четырехфутовом хороводе вокруг Кери.

Морщинистая физиономия Кизли выражала стоическое терпение, когда он открывал пакет, чтобы Джи могла в нем доехать до дома, не боясь холода. Над помятым краем пакета толпились пикси, кричали «До свидания!» и махали руками.

Закатив глаза, Кизли вручил пакет Кери.

– Эти пикси… – расслышала я его ворчание. Взяв Кери за локоть, он кивнул мне и пошел к коридору быстрее и с такой прямой спиной, как я никогда еще не видела. – У меня есть еще одна спальня, – сказал он. – Ты ночью спишь или днем?

– И ночью, и днем, – тихо ответила она. – Можно? Он ухмыльнулся:

– Ночью спишь, днем задремываешь? Хорошо. Не буду чувствовать себя таким старым, когда вырублюсь.

Мне было здорово, когда я смотрела им вслед. Все складывалось к добру – и во многих отношениях!

– Ты что, Дженкс? – спросила я, когда он остался у меня на плече, а вся его семья полетела провожать Кери и Кизли до порога.

Он хмыкнул:

– А я думал, первым собственный сад заведет Джакс… У меня от сочувствия дыхание перехватило.

– Прости, Дженкс. С ней все будет хорошо.

– Знаю, знаю. – Крылья у него трепыхнулись, обдав меня запахом опавших листьев. – Одним пикси в церкви меньше, – тихо сказал он. – Это неплохо. Но никто не говорил мне, что это будет так больно.

Прислонившись к машине спиной, я оглядывала парковку поверх темных очков. Мое вишнево-красное открытое авто казалось не к месту среди скопления грузовичков и проржавевших от соли древних машин. За ними, подальше от возможных царапин и ударов, стояла приземистая серая спортивная машина. Наверное, пресс-офицера зоопарка, потому что все остальные здесь либо работали неполный день, либо были фанатиками от биологии, которым без разницы, на чем они ездят.

В этот ранний час было холодно, несмотря на солнце, и дыхание клубилось паром. Я попыталась расслабиться, но только больше разозлилась. Этим утром мы должны были встретиться с Ником, чтобы побегать в парке. Кажется, он не придет. Опять.

Я распрямила скрещенные руки и потрясла ими, потом согнулась в поясе и уперлась ладонями в ледяной, припорошенный снегом асфальт. Выдыхая перед тем, как подняться, я чувствовала, как натягиваются мускулы. Вокруг негромко, знакомо шумел зоопарк, готовясь к открытию, и пахло навозом экзотических животных. Если Ник не появится в ближайшие пять минут, времени на нормальную пробежку не останется.

Несколько месяцев назад я купила на нас двоих абонемент для бегунов, так что мы могли здесь бегать в любое время с полуночи до двенадцати дня, когда парк закрыт для посетителей. Ради пробежек я вставала на два часа раньше обычного. Я старалась найти варианты, старалась согласовать мой ведьминский распорядок дня – с полудня до рассвета – с человеческим днем Ника, от рассвета до полуночи. Раньше у нас такой проблемы не было, обо всем заботился Ник. А в последнее время – только я.

Резкий скрип заставил меня выпрямиться. Начали выкатывать мусорные баки, и нервы у меня еще пуще разыгрались. Куда он подевался? Забыть он не мог. Ник никогда ничего не забывает.

– Если не хочет забыть, – прошептала я вслух.

Мысленно себя встряхнув, я принялась за махи правой ногой, стараясь достать кроссовкой до верха капюшона. Мышцы резко запротестовали, я ойкнула, но не прекратила попыток. В последнее время я забросила упражнения – Айви снова стала пить кровь, и наши спарринги кончились. У меня задергался глаз, и я зажмурилась. И еще усилила растяжку, потянув колено на себя.

Ник не забыл – слишком он умен, – он просто меня избегает. Я знала почему, и все равно это было больно. Три месяца прошло, а он все выжидал и отдалялся. Хуже всего – я не думала, что он меня обманывает с кем-то еще. Человек, который вызывал демонов в собственном бельевом шкафу, боится ко мне прикоснуться.

Этой осенью я пыталась привязать к себе узами рыбку, чтобы соблюсти дурацкие требования классности лей-колдуньи, и случайно вместо рыбы сделала своим фамилиаром Ника. Дура, дура!

Я ведьма земли, моя магия происходит от роста и плодородия и усиливается теплом и моей кровью. Я мало что знаю о магии лей-линий – разве только, что мне она не нравится. В норме я использовала ее, только чтобы строить защитные круги, когда варила особенно тонкие зелья. А еше чтобы заставить «Хаулеров» заплатить, что они мне задолжали. Ну и пару раз, чтобы придержать свою соседку, когда у нее разыгрывалась жажда крови. Еще я ею воспользовалась, чтобы усадить Пискари на задницу, пока я вбивала в него послушание ножкой стула. Вот после этого раза Ник перешел от горячей – может-быть-это-она-и-есть-настоящая – любви к разговорам по телефону и поцелуям в щечку.

Начиная себя жалеть, я опустила правую ногу и подняла левую.

Магия лей-линий безжалостна в своем напоре и силе и может свести ведьму с ума, так что не случайно среди лей-колдуний больше черных ведьм, чем среди ведьм земли. С фамилиаром работать безопасней, потому что сила фильтруется через чужой разум – более примитивный разум животного, – а не через растения, как в магии земли. По очевидным причинам, в качестве фамилиаров используются только животные – по крайней мере по эту сторону лей-линий, – и вообще-то у ведьм просто нет чар, привязывающих человека как фамилиара. Но я, в спешке и по полному невежеству в магии линий, использовала первый способ, какой нашла.

Так что я, сама того не желая, сделала Ника своим фамилиарм – и теперь мы старались это исправить, – но потом я все испортила окончательно, прокачав через него жуткое количество силы, чтобы справиться с Пискари. С тех пор Ник ко мне практически не прикасался. Но дело было три месяца назад. Я больше ничего такого не делала. Он должен был с этим справиться. Я ведь не практикую больше магию лей-линий. Почти.