В лучах послеполуденного солнца длинные тени пересекли веранду, окружавшую бассейн тетушки Робби. Лайла лежала на животе на кушетке в открытом купальнике, чтобы принимать все тепло жаркого светила, хотя над ней был навес, способный защитить от взрыва водородной бомбы. Ее шелковистые рыжие волосы, покрытые толстым слоем крема, были обернуты полотенцем. Скоро Жозе должен был принести ей огромный ледяной бокал лимонада, приготовленного из натуральных лимонов и диетического сиропа. Он даже наверняка бросит туда листик настоящей мяты. Жизнь здесь, у Робби, хотя это и был тормоз во всех смыслах этого слова, представляла определенную выгоду. И тетушка Робби давал дельные советы. «Реши, чего ты хочешь, и хватай это со скорлупой», – деликатно выражался он. И Лайла скоро начнет сбор орехов. Она больше не сомневалась в том, чего хотела. Ей было необходимо кино, кино, более прекрасное, чем то, в котором работала ее мать. Ракета, чтобы запустить ее в глаза публики. Лайла услышала чьи-то приближающиеся мягкие шаги, слегка приоткрыла глаза и увидела тетушку Робби без роликовых коньков и в огромной соломенной шляпе. Было странно видеть его не плавно скользящим, а шагающим вразвалочку.

– Что такое, Робби? – спросила Лайла с лучшим образцом южного акцента, глядя на голую ногу, выглядывавшую из-под аквамаринового с розовым халата. – Что случилось с твоими коньками?

Тетушка Робби тяжело опустился рядом с ней на кушетку.

– Эта сука Жозе. Он спрятал их от меня, я уверен.

– Зачем? – удивилась Лайла. Она стала привыкать к их постоянным схваткам и даже иногда получала удовольствие, слушая, как два противника огрызаются друг на друга.

– Он ненавидит коньки. Говорит, что ему за меня стыдно. Ты можешь поверить? – Робби обтянул подол халата вокруг ног. – Я ему говорю: «Дорогой, если мне не стыдно, то почему стыдно тебе? Ведь это Голливуд».

Робби рассмеялся, воздев к небу свои дряблые руки, затем нахмурил брови, попытался придать лицу грозное выражение и громким театральным голосом выкрикнул:

– Если он не вернет мне их сегодня, клянусь, я позвоню в службу эмиграции. – Затем Робби откинулся назад, чтобы поля шляпы заслонили его глаза от солнца. – Могу я узнать, что ты делаешь на этой жаровне? – спросил он, оглядывая полуобнаженную фигуру Лайлы, намазанную маслом для загара. – Разве ты не знаешь о дырах в озоновом слое? Получишь рак кожи. Если свалишься со своей болезнью мне на голову, я тебя убью. Заруби себе на носу. И никакого траура. В черном я похож на говно.

– Мне нужен загар.

– Кажется, тебе нужен здравый смысл.

– Это Голливуд, – усмехнулась Лайла. – Вот чем здесь занимаются люди.

– Нет, дорогая, они занимаются гораздо большим. Они еще делают себе карьеру, – Робби повернулся к дому и рявкнул – Жозе!

Из-за двери кухни появился маленький смуглый человечек, вытер руки о фартук и направился в их сторону. Наконец он остановился, уперев руку в бок.

– Что пожелаете, мисс?

Робби проигнорировал обращение Жозе и приветливо произнес:

– Я люблю ледяные напитки. Принеси, пожалуйста, диетического лимонада. – Он хлопнул в ладоши. Жозе развернулся и заковылял к дому. – Теперь самое время еще поговорить о карьере. Тетушка Робби много думает о твоем будущем, Лайла. У меня есть парочка отличных идей.

Лайла слышала все это от него уже не один раз. Он хорошо соображал, но его идеи никуда не годились. Робби не имел никакого отношения к бизнесу, который не желал ничего слышать о вчерашних новостях. И еще меньше о новостях пятидесятых годов.

– Фильм? – в притворном волнении спросила Лайла. – Один из твоих друзей снимает фильм?

– Дай мне передышку, подружка. Ты добилась бы больших успехов на телевидении.

– Я не работаю на телевидении, – пробормотала Лайла и села. Верхняя часть купальника упала, обнажив ее красивую грудь. Робби определенно было на это наплевать. – Я хочу работать в кино. Телевидение слишком приближает тебя к публике. Там нет настоящих звезд. Только знаменитости.

– Господи, что за пара кувалд! – воскликнул тетушка Робби. – Немного побольше приличий, пожалуйста.

– Кто бы говорил! – огрызнулась Лайла, но отвернулась на секунду, скорчила Робби гримасу и поправила купальник. – Ты сам заявил, что телевидение второстепенно. Ты всегда так говоришь Кену.

– Потому что Кен работает на телевидении. И я считаю телевидение отправной точкой. Многие звезды начинали именно там.

– Назови хотя бы одну. Робби на секунду задумался.

– Роб Райнер.

– Он не звезда… а режиссер, – возразила Лайла. – И Рон Ховард тоже. Назови женщину. – Она сделала паузу. – Даже не напрягай свои мозги, тетушка Робби. На телевидении нет звезд.

– Кэрол Барнетт.

– Это тоже не звезда. Никто не станет ей платить, чтобы увидеть ее на киноэкране.

– Шелли Лонг.

– Кто?

– Ну, та блондинка из развлекательной программы.

– Точно. Назови хотя бы один из ее фильмов. Забудь!

– Салли Филд.

– О Господи! У нее никогда не было ни одной картины. Тетушка Робби, у этих женщин нет блеска. Они – ничто. Я хочу услышать про фильм. Про солидный фильм.

– Мэри Тайлер Мур.

– Чудесно. Что она сделала? «Обычное кино»? Если бы там не работал Редфорд, картина подохла бы, как собака. Нет. Никакого телевидения! – Лайла начала терять терпение. – Продолжай, Робби. Я хочу быть такой же, как моя мать. Даже больше, чем она. Ты отлично знаешь, что я имею в виду.

Вернулся Жозе с напитками и вазочкой орехов.

– Мы прыгаем впереди себя, Лайла. Прежде всего ты должна найти агента, – сказал Робби, запихивая в рот целую пригоршню орехов.

– Кого ты предлагаешь, Робби? Одного из твоих приятелей? Первого ассистента у первого ассистента кого-то? Прости меня, Робби, но я думаю кое о чем более грандиозном.

– Все, о чем ты думаешь, не стоит и кучи дерьма, не так ли, дорогая? Пора кончать думать и начинать действовать. Я знаю одного человека, который тебе сгодится. Он большой мыслитель. Как раз то, что тебе нужно.

Лайла помолчала, затем произнесла:

– Подожди. Я знаю, что ты хочешь сказать.

– Нет, не знаешь.

– Знаю. Не предлагай Ару. Он агент моей матери. Ему сто четыре года. И у него дыхание больного пса. Плюс он никогда не видел меня, потому что этого не хотела Тереза. Вообще, он одной ногой уже в могиле.

– Клянусь, это патология! Ты сходишь с ума из-за своей матери. Если бы она была такой чертовски всемогущей, не думаешь ли ты, что она подыскала бы сейчас себе партию получше? Тереза не собирается останавливать тебя. И Аре всего восемьдесят один. Если одна его нога в могиле, то вторая прочно стоит в Голливуде. У Ары Сагарьяна такие связи, что он будет работать даже после смерти.

– Но я его ненавижу, – выкрикнула Лайла.

– Конечно, – терпеливо согласился Робби. – он агент. Но он работал с Джимми Стюартом, Фрэнком Синатрой, Джоан Крауфорд и с твоей матерью. У него еще есть много солидных личностей. Хэчман и Майкл Китон. Целая куча других.

– О, Дж. Р. и Битлджюс. Теперь меня это впечатлило!

– Ладно, смейся, если хочешь, но Ара Сагарьян крупная фигура на телевидении. Пусть он утверждает, что студии выглядели точно так же в сороковых годах. А на твоем горизонте я ничего вообще не вижу, мисс. Я могу тебе помочь. Тогда ты его очаруешь.

– Ладно. Возможно, я смогу поговорить с ним, – согласилась Лайла и рассмеялась. – Мне нужно только прийти и сказать, что я хочу главную роль? Что я не люблю телевидение и желаю стать звездой кинематографа?

Даже если перед ним явится дочь Терезы О'Доннел, старик не собирается трепетать перед очередной негодницей из Беверли-Хиллз. Если бы он видел ее…

Лайла не хотела признавать это, но Робби здесь кое-что мог, и если он мог гарантировать ей помощь… Ара был большим человеком. Робби предлагал выгоднейший контакт.

– Ты уверен, что он встретится со мной? Я имею в виду не простой звонок вежливости.

– О, об этом не беспокойся, – успокоил ее Робби. – Ара мой крестный отец в голливудской мафии. Он сделает для меня все. Если ты согласна, я поговорю с ним. – Робби наклонился и посмотрел Лайле в глаза. – Только скажи, что ты хочешь поработать на телевидении, и я позвоню ему.