— В вашем досье это написано, — сказал Дронгер.

— Я к тому говорю, что в Бенолии приёмные дети другой расы — такая же обыденность, как зимний снегопад в северном регионе. А для межрасовых браков, которых тоже немало, приёмыши вообще единственный способ обзавестись потомством.

— Всё так, — сказал Пассер, — но только для тех, кто имел счастье родиться плебеем.

— В каком смысле? — не понял Северцев.

— В прямом, — отрезал Дронгер и коротко, словно начальству рапортовал, рассказал о секретарском прошлом Винсента, о пощёчине императору, о бегстве в Гирреан и возвращении домой, о визите Филиппа.

— Ничего себе, — обалдело произнёс Северцев. — Они там, в Алмазном Городе, что, все дружно башкой о колонну стукнулись? Нет, я знал, что там сволочь на тупице сидит и мерзавцем погоняет, но чтобы настолько… А наши на это что решили? Что по листовкам, по сети?

— Ни-че-го, — чеканя каждый слог, ответил Адвиаг. — Грызня титулованных крыс для ваших коллег ни малейшего интереса не представляет. В будущем это, возможно, станет темой для анекдотов, но сейчас никому нет никакого дела до публичного сожжения ни в чём не повинного парня. И девушки.

Северцев опустил глаза.

— От меня-то вы что хотите? — сказал он тихо.

— Мщения, — с ненавистью проговорил Адвиаг. — Единственное, что мне осталось, это месть.

— Я не снайпер, — ответил Северцев, — и в исполнители для заказного убийства политуправленцев высшего звена не гожусь.

— От вас этого и не понадобится, — вперил в него горячечный взгляд Адвиаг. — Я отдаю в ваше распоряжение всю мощь моей службы: деньги, людей, технику — всё. Я выполню любой ваш приказ. Причём «любой» означает действительно любой. Я даже ботинки вам вылижу, если вы того пожелаете. Но взамен я требую головы Максимилиана, Филиппа и Мариуса Вардеса.

— А что вам мешает взять их самому?

Пассер встал из-за стола, подошёл к Северцеву и сел рядом с ним на пятки.

— Миша, ты не понимаешь. Ты плебей. Простокровка. Ты не способен понять, как слепой не понимает, что такое цвет. — Пассер криво усмехнулся: — Мы не можем ничего сделать. Они выше нас, Миша. Низшие не смеют противиться высшим. Это закон крови. Презреть его могут только плебеи. Ваша кровь — это хаос. Наша — часть структуры. Элемент конструкции, именуемой Бенолийская империя. А деталь никогда не противоречит законам конструкции. Плебеи рождены хаосом и в хаосе. Вы можете отвергать и принимать любые законы. Или создавать собственные. Вы, плебеи. Но не мы, аристократия.

— В антиправительственных партиях, — возразил Северцев, — полно аристократов. Причём среди руководящего звена, которое все восстания и организует. Причина проста — в современном мире хорошее образование вождю требуется не меньше яркой харизмы. А в Бенолии дворянину получить доступ к образованию несравненно легче, чем плебею. И встаньте, пожалуйста, — добавил Северцев. — Я к своему счастью, не император.

Пассер поднялся, отступил на шаг.

— К тому же, — глянул на него Северцев, — все дворцовые перевороты, в итоге которых императоры с наследниками лишались головы, осуществлялись именно придворной аристократией.

— Это было только в тех случаях, — возразил Адвиаг, — когда аристократ становился фактическим правителем империи при слабом государе и столь же никчёмных наследниках. Тогда аристократ был императором истинным. А официальный государь и наследники не более, чем ширмами. Закон соподчинённости высшей и высокой крови не нарушался. В настоящее время Бенолией на две трети правит Филипп и на одну треть — Максимилиан. Оба они обладатели высшей крови. Поэтому все до единого аристократы, как люди всего лишь высокой крови, могут быть только слугами трона, но не вершителями его судьбы.

— Мой покойный друг Сайнирк Удгайрис был дээрном высшего списка, — ответил Северцев. — Он живот бы от смеха надорвал, такое слушая. Вы о карьере юмориста никогда не думали? Со сцены бы вы неплохо смотрелись.

— Прежде чем стать реформистом и вашим другом, Удгайрис перестал быть аристократом — как фактически, разорвав отношения с семьёй, так и юридически, отрешившись от родового имени. То же самое касается и всех ваших мятежных дворян. Пусть у большинства из них титул и оставался, ведь для мятежника это хорошая ширма, но собственно аристократами такие люди уже не были.

Северцев пренебрежительно дёрнул плечом.

Пассер посмотрел на него с усмешкой, сказал:

— Вы ведь ни разу не прдумали о дворянах-реформистах как об аристократах, верно? Вспоминали об их титулах, только если это было выгодно с точки зрения конспирации. Но собственно дворянами они для вас не были никогда.

— А вам-то какой во всём этом интерес? — глянул на него Северцев.

— На свадьбе Герни… Дронгера Адвиага я был дружкой. И должен был вести к алтарю невесту его сына.

Северцев опустил глаза.

— Мне жаль, что всё так случилось. Но ничем помочь вам я не смогу.

— Почему?

— Я революционер, а не заговорщик.

— Михаил Семёнович, — сказал Дронгер, — я отдаю свою службу вам, а вы можете передать её кому угодно, в том числе и вождям центристской партии. Ведь всё, что вам надо для осуществления вашей революции — это подмять под себя конкурентов, сделать их если не союзниками, так хотя бы не противоречащими вашей воле вассалами. Поэтому не всё ли вам равно, за счёт каких средств вы займёте лидирующее положение среди реформистов — на деньги ВКС или используя мою стабилку? А всё, что надо мне — это увидеть головы императора, престолонаследника и генерального инспектора ВКС на штырях ограды Алмазного Города. Большинство ваших однопартийцев желают того же самого, так что интересы у нас совпадают. Можем сотрудничать.

— Нет, директор, интересы у нас не совпадают ни на йоту. Мы хотим равенства социальных прав и обязанностей, свободного экономического развития, гласности правительственных решений. А вы жаждете залить Бенолию кровью во имя личной мести. Нам не о чем говорить.

— Что бы вы сами нам предложили, зайди речь о сотрудничестве? — спросил Пассер. Он прошёл за стол, сел рядом с Дронгером.

— Хм-м… — задумался Северцев. — Отстранить от власти Максимилиана и Филиппа. Однако законным способом, через официальное отречение. На престол посадить того наследника, который согласится передать законодательную власть парламенту, чтобы фактическим главой государства стал всенародно выбранный госпредседатель. Ну это такое безобидное наименование президента, чтобы аристократическую часть населения не шокировать. А чтобы сами выборы нормально прошли, надо сразу же после дворцового переворота легализовать существование всех ныне запрещённых партий и провести свободные общенародные выборы как парламента, так и госпредседателя. Пусть реформисты осуществляют свои идеи парламентским голосованием, а не уличными боями с правительственными войсками. Бенолийцы сами выберут, какие из идей предпочтительнее и какая из партий наилучшим образом будет управлять страной на благо её граждан. Соответственно, всё население Бенолии сразу после дворцового переворота должно быть уравнено в социальных правах и обязанностях с дээрнами высшего списка. Это не даст аристократии повода кричать, что у них отбирают то, что принадлежало им на протяжении столетий, и одновременно сделает сам факт существования системы дворянских титулов бессмыслицей, поскольку никакой реальной выгоды в них больше не будет. Госпредседателю и парламенту только и останется, что принять давно уже со всех сторон обмусоленный и выверенный пакет законов об антимонопольных мерах и поддержке малого и среднего предпринимательства. Бенолия станет демократической президентской республикой, пусть и с довеском в виде фиктивного императора. А в финале реформистской программы, лет через десять, максимум через пятнадцать, сразу после выборов очередного госпредседателя, мы проведём референдум, на котором будет поставлен всего один вопрос: «Должен ли император отрешить от родового имени всех членов своей семьи и сам отречься от престола?». Таким образом монархия будет ликвидирована тихо и бескровно.