Винсент кивнул.

— Да, это рассказывали вы, сиятельный господин. В один из вечеров у камина.

— Перестань! — сказал Адвиаг. — Если не хочешь называть меня отцом, то зови по имени. Но не титулуй как чужака.

Винсент отошёл к диванчику, сел.

— Сият… Сударь, пожалуйста, скажите, в резиденции Адвиагов всё еще работает Ринайя Тиайлис? Она была садовницей в южной оранжерее.

— Она ждёт тебя, — сказал Адвиаг. — Все эти полгода ждала, никого и близко к себе не подпускала. А ты как? Новую девушку не завёл?

— У меня нет девушки. — Винсент отвернулся, покраснел.

— Но когда становилось совсем невмоготу, ходил к проституткам, — понял Адвиаг. — Ринайе я ничего не скажу, не беспокойся.

— Я не покупаю женщин, — зло ответил Винсент.

— Ну ещё бы, — улыбнулся Адвиаг. — Для этого ты слишком хорош собой. Девицы сами готовы приплатить, лишь бы к такому красавчику сладкому в койку запрыгнуть.

— Я не альфонс! — отрезал Винсент. — И не буду им никогда.

— Прости, — быстро сказал Адвиаг. — Я опять ляпнул, не подумав. Ты обиделся?

— Нет.

Адвиаг сел рядом, осторожно обнял.

— Не сердись. Ведь это очень хорошо, что ты красив и умеешь нравиться девушкам. Жаль только, что молодость и красота недолговечны. — Адвиаг прикоснулся к волосам Винсента. — Тебе надо отрастить их до плеч. Так будет гораздо лучше.

— Мне все это говорят. Но… Нет.

— Прошлое прошло, Винс. Так не позволяй ему портить настоящее. Даже в такой мелочи, как причёска.

Винсент неуверенно пожал плечами. Адвиаг ладонью накрыл его руку.

— Через четыре часа мы будем дома.

— Нет. — Винсент встал, отошёл к двери. — Я не поеду с вами, сиятельный господин.

— Винс…

— Вам и вашей супруге, сиятельный господин, нужен ребёнок взамен умершей дочери. Новый малыш, которого можно брать на руки или укладывать в кроватку. Но я взрослый, сиятельный господин. Я давно уже сам научился шнуровать себе ботинки и заваривать чай.

— Я не понимаю тебя, Винс, — беспомощно сказал Адвиаг. — Что ты хочешь?

— Ничего. Хотите вы. Только я не смогу исполнить ваше желание, сиятельный господин. Но в Бенолии сотни тысяч малолетних сирот. Вы можете выбирать любого.

— Моя жизнь ты, Винс. Только ты.

Винсент отрицательно качнул головой.

— Вы даже не спросили, нравится ли мне работа в интернате, есть ли у меня друзья. Так вот, сиятельный господин, работа мне нравится, и друзья у меня есть.

— Работа? — растерянно переспросил Адвиаг.

— Да, сиятельный господин, работа. Я ведь не только полы надраиваю и кормлю с ложечки паралитиков. Ещё я читаю больным вслух. Подписываю открытки для их родни. Столько лет не пойми ради чего изучал искусство декламации и каллиграфии, и вдруг оказалась, что это дворцовое никчёмье может приносить пользу людям. — Винсент улыбнулся: — Многие пациенты говорят, что им становится легче, когда я просто сижу рядом. Проходят боли, прибавляется сил. Чушь, конечно, самовнушение, но мне приятно. И главврач меня хвалит. Говорит, что интернат может мной гордиться. Впервые в моей жизни появились люди, которым интересен я сам, а не моё тело. И вы предлагаете бросить этих людей, уехать? Нет, сиятельный господин. Это было бы подлостью. Сначала надо найти себе замену. Другого санитара. А претендентов на эту должность не так много, как хотелось бы.

— Сегодня же твой интернат получит двух санитаров, которые заключат с ним пятилетний контракт и работать будут не за страх, а за совесть.

— Ну да, — с ехидством ответил Винсент. — Лучше пять лет подтирать задницу паралитику, чем один год полоть трелг. Тем более, что и отметки о судимости не будет, верно?

— Только не говори, что среди твоих коллег нет осуждённых, — с раздражением ответил Адвиаг.

— Смотря каких. Уголовники интернат обходят десятой дорогой. Опальники тем более туда не сунутся. А реформиста или братианина, который согласится сотрудничать с вашей фирмой, сиятельный господин, к беспомощным людям и на бластерный выстрел подпускать нельзя. Ведь он предатель.

— Ты связался с политиками?! — вскочил Адвиаг.

— Нет, сиятельный господин. Ни с реформистами, ни с братианами у меня никаких дел нет. Точнее, я никак не связан с их делами. Но это ничего не меняет. Людь, который один раз нарушил добровольно данную клятву, предавать будет всегда и всех. А по отношению к инвалидам предательство омерзительно вдвойне.

Адвиаг испытующе посмотрел на Винсента.

— Ты сильно изменился.

— Поэтому вам и госпоже Малнире лучше забыть меня. И Ринайе тоже.

— А ты сможешь нас забыть?

Винсент не ответил.

— Я не могу уехать отсюда просто так, — сказал он после долгого молчания. — Из интерната можно уйти ради того, чтобы поступить в медакадемию. Все врачи в один голос твердят, что у меня способности. Это у меня-то — и вдруг способности. Главврач специально для меня привезла с большой земли учебники. К поступлению готовиться помогает. Дейк, это мой друг, говорит, что в провинциальных университетах императорскую стипендию можно получить без блата и взяток. А подготовка там не хуже, чем в столице. Ведь по-настоящему учёба зависит только от студента.

— Винс, — начал было Адвиаг и замолчал. Говорить с парнем нужно предельно осторожно, любое неловко сказанное слово разделит их неодолимой стеной. — Винс, совершеннолетнему наследнику по закону принадлежит пятнадцать процентов семейных доходов. Это не подачка и не милостыня, а твоя законная доля, распоряжаться которой ты обязан, хочешь того или нет. Наш род очень богат, Винсент. Со своих процентов ты можешь оплачивать обучение в лучшей медакадемии ВКС. Так почему ты хочешь лишить какого-то неимущего бедолагу единственного шанса выбиться в люди? Зачем тебе отбирать у него стипендию?

— От стипендии можно отказаться, — сказал Винсент. — Тогда её отдадут тому самому бедолаге. Но получить стипендионное свидетельство я обязан. В ваш дом, сиятельный господин, я смогу войти только студентом. Лишь тогда у меня будет право назвать вас отцом.

— Винс, — шагнул к нему Адвиаг, — тебе не надо нам ничего доказывать. И мне, и Малнире нужен только ты сам, а не свидетельства.

Винсент уклонился от объятия, отошёл к окну. Внимательно посмотрел на Адвиага и спросил:

— А в чём я буду сам собой?

Адвиаг досадливо дёрнул плечом.

— Винс… Ребёнком был, ребёнком и остался!

— Так не мешайте мне повзрослеть, сиятельный господин.

— Может быть, ты и прав, — сказал Адвиаг. — Но я не хочу оставлять тебя в Гирреане. Пресвятой Лаоран, здесь на каждом углу в открытую продают наркотики! Гопота за даст убить готова, пьяные жандармы тащат в кутузку кого не попадя, в одну камеру суют и уголовников, и поселенцев. Пить здешнюю воду можно только самоубийце. Летом на улицах нечем дышать от пыли, а зимой морозы под сорок и перебои с топливом. Винс, тебе ничего не мешает работать и снимать квартиру в Маллиарве. Зачем оставаться в этом аду?

Винсент пожал плечами.

— Для воды и воздуха мы делаем очистители из павира. Это кустарник такой, его размочаленные ветки — отличный фильтр. Печку топить можно и кизяком. За небольшое пожертвование на церковь таниарская община прикроет от уголовного произвола. Что касается жандармов, то в нашем районе много реформистов, а при них эти жабы не наглеют. От шпаны я могу защитить себя сам.

— Ты говоришь как гирреанец.

— В Гирреане началась моя жизнь. До того было только существование.

Адвиаг опустил голову.

— Винс, — сказал он тихо, — потерять тебя второй раз я не смогу. Когда умирала твоя сестра, мне казалось, что мир рассыпается на части и его осколки режут тело. Боль осталась до сих пор. Притупилась, но не исчезла… Винс, если с тобой что-нибудь случится, нам с матерью этого не пережить.

— Ничего со мной не случится! Я выиграл первенство района по боям без правил. Я смогу постоять за себя.

— Что? — переспросил Адвиаг. — Какие ещё бои без правил?