Мистер Бейтс снял с манекена шляпу.

— Я ухожу, милорд. Если получится, я уйду никем не замеченный. Если нет… Что ж, тогда вам придется найти объяснение для слуг. Вот нож, я оставлю его рядом с вами. — Складной нож со стуком упал возле щиколотки Джона Рассела. — Не торопитесь резать шарфы или вопить во всю глотку. Не советую, да. Будет трудно растолковать окружающим, почему в доме завелись два лорда.

У дверей он задержался:

— Если хотите, милорд, можете лелеять планы мести. Но воплощать их в жизнь… Вы — умный человек. Вы поймете, отчего вам лучше навеки забыть о моем существовании. Лучше для нас обоих. Полагаю, завтра меня уже не будет в Англии. Мой долг — сопровождать патрона. Прощайте, милорд. Вы и сейчас довольны мной?

— Да, — тихо, но твердо ответил лорд Джон. — Доволен.

Лицо двойника исказила знакомая ухмылка. Позже лорд Джон станет избегать зеркал. Ему, человеку с незаурядной внешностью, любимцу дам, всякий раз станет мерещиться, что отражение вот-вот оскалит желтые клыки, превращаясь в Чарльза Бейтса. Но это случится потом.

— Счастливо оставаться, милорд.

— Бом… — одними губами выдохнул Джон Рассел.

Меловые скалы Дувра — чудо из чудес.

«Ключи Англии» — так зовут их моряки. Ослепительная белизна мела встречает корабли, видимая с большого расстояния, и провожает их тоже она. Словно мириады снежинок, шестеренок Механизма Времени, сцепились в эти громады, местами покрытые темной зеленью. На закате солнце любуется Дуврскими берегами, моргая уставшим за день глазом. Раскаленный зрачок, белок налит кровью, алые веки облаков опушены лиловыми ресницами — от глаза по воде бежала яркая, слезящаяся дорожка.

— Красиво, — сказал Андерс Эрстед. — Даже жаль уезжать.

— Ни капельки, — возразил князь Волмонтович. — Вот если бы вас повесили по обвинению в диверсии, тогда был бы повод для жалости. А так… Пан Ротшильд — очень умный человек. На его месте я бы тоже отправил нас в Китай. Или еще дальше.

— Говорят, в Китае вредный климат, князь.

— Ничего, перетерпим. Чем дальше от виселиц Георга IV, тем полезней для здоровья…

Четырехмачтовая шхуна «Виксен», принадлежащая Ост-Индской компании, разворачивалась в проливе Па-де-Кале. Двое пассажиров мирно беседовали в ожидании ужина. Скоро, очень скоро капитан позовет их к себе, пригласит за сервированный стол; стюард разольет бренди из графина, и начнется неторопливый, обстоятельный разговор о пустяках.

До Китая плыть долго — наговорятся всласть.

Великий Ветер, Отец всех ветров, спустившись из заоблачных высот, ласково погладил туго надутые паруса, похожие на груди кормилиц. И понесся вдаль, опережая хрупкие скорлупки кораблей, накручивая двойную спираль вокруг земной виноградинки, дремлющей в тиши. День за днем, год за годом, ускоряя бег стрелок часов — вперед, вперед, туда, где ждали оставленные до поры люди и события.

Люди могли подождать.

События — нет.

Я развалился за письменным столом, упершись позвоночником в спинку офисного кресла, положив ноги на столешницу, и малюсенькими глоточками бездумно потягивал терпкое красное вино прямо из горлышка бутылки. Нет, на самом деле вовсе не бездумно: при этом я лениво размышлял о жизни в целом и одновременно отслеживал движение собственных мыслей как любитель-психолог, каковым должен быть всякий уважающий себя профессиональный детектив.

Вот, размышлял я вначале, образец для подражания всем детективам мисс Марпл не стала бы так сидеть в своем кресле, задрав ноги на стол. И не потому, что она такая уж ханжа и пуританка, а просто считала бы, что юбка помнется или что она в этой позе не смотрится красиво. Или остеохондроз не позволил бы. Короче, не стала бы и все тут, потому что не словила бы от этого кайф. А вот выпить красное сухое — это она точно могла бы, хотя бы из-за книги Джона Нобеля о том, что ежедневная доза препятствует отложениям холестерина. Мисс Марпл — она старушенция начитанная. Прямо из горла она точно пить бы не стала, не поленилась, налила бы себе в какой-нибудь бокал для красоты. Странное дело — разные характеры, она от этого оформления словила бы кайф, а мне по фигу. Удивительно, как по-разному воспринимают женщины и мужчины одно и то же. Для женщин большой кусок торта и чашка чаю — это вполне замена целому ланчу. А для мужиков торт с чаем — это замена водке с огурцом.

Не все мужчины одинаковы, и не все женщины тоже. Но есть некоторые статистические обобщающие понятия. Женщины за этим тортом с чаем будут с удовольствием обсуждать проблемы как похудеть, совершенно нечего надеть и — все мужчины сволочи. А у мужчин темами будут: есть ли жизнь на Марсе, будет ли война с Китаем и почему наши футболисты никак не становятся чемпионами мира. Или — в зависимости от интересов компании — в обратном порядке: начиная с футболистов и заканчивая жизнью на Марсе.

Просто у женщин другая логика. Не лучше и не хуже, а другая. Стоп, скомандовал я сам себе. Вот я и снова приехал к мыслям об Ирине и о нашей с ней длящейся ссоре. Ну почему мы никак не можем понять друг друга? Иногда я думаю, что все-таки она — инопланетянка.

Наверное, мне было бы проще общаться с представителем других миров, если бы они были мужского пола.

Вот тут я, видимо, и накликал себе очередные приключения, потому что в дверь позвонили. Я так резко скинул ноги со стола и распрямился, что кресло и спина затрещали одновременно. Натренированным движением вставил недопитую бутылку в тумбу стола, прихлопнул ногой дверцу и крикнул в коридор:

— Не заперто! Входите!

Трудно быть частным детективом в нашем небольшом городе. Да еще при наличии под боком Москвы, куда ранними электричками толпы арбатовцев устремляются на заработки и близость которой поднимает цены у местных старушек на рынке. Человек Московской Области, или ЧМО, — это уже не звучит гордо, это просто житель очень отдаленного спального района столицы, почти гастарбайтер в Москве, который оттягивается со своим гонором у себя дома в Арбатове. Все вопросы, по которым ко мне обращались до сих пор, были такой откровенной бытовухой, что не стоили просвещенного внимания мисс Марпл.

Лучше какой-нибудь клиент, чем никакой, подумал я. И чуть было сразу же не переменил мнение, услышав в коридоре моего офиса сладкий воркующий голос Геннадия Васильевича. Мне нестерпимо захотелось сказать ему что-нибудь грубое (чего мне еще ни разу с ним не удавалось) и спокойно сидеть одному, положив ноги на стол, без заработка, зато с остатками каберне.

До сих пор Геннадий Васильевич наведывался ко мне дважды. Первый раз он объяснил, что он незаконорожденный потомок дореволюционного миллионера, фабриканта и мецената Саввы Морозова. Тыкал в нос какими-то пожелтевшими бумажками. И рассказал, что не то его прабабушка, не то прапрабабушка в разгар революций замуровала в стене одного из наших арбатовских домов многочисленные столовые серебряные наборы. Сейчас в этом старом доме жилые квартиры, жильцы о кладе ничего не знают, и он хотел меня нанять для проникновения в квартиры и поиска серебряных ложек-вилок. Я, естественно, отказался, хотя при сладкой разговорчивости Геннадия Васильнвича даже мой категоричный отказ растянулся на полчаса. Во второй раз Геннадий Васильевич предложил мне искать клад в районе деревни Большое Горелово, где та же его предусмотрительная прапрабабушка закопала фарфоровый сервиз работы знаменитого Кузнецовского завода на какое-то немыслимое для наших кухонь количество персон. Я, чтобы сразу отвязаться, попросил его заплатить мне гонорар не как долю от клада, а из расчета сто у.е. за каждый день поисков. После этого он меня уже почти не уговаривал, зато явно зауважал и исчез. Как мне показалось — навсегда. Теперь я понял, что ошибался.