Alt — D. Удалить.

Дорогой Адасик!

Я рада, что тебе хорошо в этих Штатах. Борис ходит грустный с тех пор, как ты уехал, я бы, пожалуй, последовала его примеру, но, увы, приходится подтянуться и часами стоять навытяжку, когда я обзваниваю разные инстанции. Отец обещал как-нибудь помочь через своих знакомых, но боюсь, что уже слишком поздно. У меня масса дел, в понедельник приедет Петрусь и будет у нас жить, у меня отмирают нервные клетки от ужаса. С малолетним мужичком столько же хлопот, сколько и с совершеннолетним ? Бреется ли он уже? Как жаль, что тебя нет, потому что мне никогда не приходилось иметь дело, к тому же на такой продолжительный срок, с несамостоятельным юнцом, не считая, конечно, того, Йолиного.

На работе ничего хорошего, но не буду забивать тебе этим голову. Боюсь, что ближайшие две недели заберут у меня много сил и здоровья. Надеюсь, ты закрываешь глаза, когда видишь какую-нибудь красивую женщину, которая молода и умна. Крепко целую тебя, скучаю.

Юдита.

Уже лучше. Намного лучше. Не следует слишком показывать мужчине, что ты не можешь без него жить. Это самое глупое, что может сделать женщина. Второе письмо — хорошее, взвешенное, в меру длинное, но не чересчур. Я рассказала, что у нас происходит, не перегружая Адася ненужными подробностями, вполне-вполне. Можно отправить.

Разумеется, нельзя, потому что нет выхода в Интернет. По-моему, во всем мире на это требуется несколько секунд. Но мир слишком далек и от моей деревни, и от моего Телекомма SA, который не заинтересован, как обычно, в выходе на связь. Попробую вечером.

— Здесь включается освещение, здесь открывается капот, я залил зимнюю тормозную жидкость — на две недели тебе вполне должно хватить, — а здесь противотуманные фары. Вот номер автосервиса, если вдруг что-нибудь забарахлит, вот страховка, вот техпаспорт. Пусть все будет в одном месте. Вот телефон к стоматологу, если у Петрека заболят зубы, вот телефон школы, вот домашний его классного руководителя, вот родителей Арека, он с ним дружит. Вот телефон клуба, по вторникам и пятницам — тренировки, но предварительно надо позвонить, их иногда отменяют. Петрусю нельзя арахис, у него аллергия, поэтому проследи, чтобы не ел. Он капризничает, когда ему дают зеленый лук и укроп, поэтому не заставляй. Ненавидит шпинат, так что не уговаривай его. В случае чего закажи пиццу, за две недели от голода не умрет… — Гжесик склонился над багажником своей красивой новенькой машины и стал вынимать сумки Петрека. — Мы позвоним сразу же, как только долетим. Не разрешай ему долго засиживаться за компьютером. И пусть не смотрит телевизор после восьми, разве что в пятницу. Он должен прочитать в «Пустыне и в джунглях» [21], у тебя есть? Он, кажется, не взял с собой. Лучше, чтобы ты сама вела машину в аэропорт, я сяду впереди и буду тебя инструктировать, у тебя же есть права, да? Машина как машина, они все одинаковые.

Я спрятала документы и листки с телефонами, Петрусь, забросив сумку за спину, направился к дому. Я — за ним.

— Привет, Гжесик! — окликнул приятеля из-за забора Кшись.

— Привет, — ответил Гжесик и подошел к забору. Вечно не хватает времени, чтобы поболтать с корешем.

Я влетела в дом, кошки бросились врассыпную, открыла дверь в спальню.

— Петрусь, это будет твоя комната, твой письменный стол, я освободила для тебя три полки в платяном шкафу. Красные большие полотенца — твои. В ванной полочка с правой стороны будет твоя, о'кей?

— Будь спок, тетя, — кивнул малолетка и повернулся ко мне спиной. — Можно мне немного поиграть на компьютере?

Компьютер. Ну что ж. Можно.

— Заинька, поцелуй маму! — послышался голос Агнешки.

— Расслабься, — откликнулся малолетка. Вот уж воистину: сын достоин отца.

Он вышел к матери без куртки. Агнешка поцеловала сына, сын вытер лицо рукавом, в руках уже были какие-то диски.

— Так можно, тетя?

— Можно, дорогой. Никому не открывай дверь, я вернусь через час.

— Будь спок, тетя, — ответил Петрусь и исчез в доме, а я с замирающим сердцем села за руль красивого, с иголочки автомобиля.

Так начался совершенно новый этап в моей жизни.

Во вторник я выползла из постели в половине седьмого и попыталась разбудить Петруся. Не люблю спать на диване в гостиной — он такой неудобный.

— Вставай, уже половина седьмого, — сказала я как можно мягче.

— Встаю, — ответил Петрусь, а я подумала, что не так уж все плохо. Тосю вообще невозможно было поднять, иногда мне приходилось обливать ее холодной водой.

Я вернулась на кухню, поставила греть воду, достала из холодильника масло, прислушиваясь, началось ли какое-нибудь движение — не стану же я входить в комнату к мужчине, даже если ему всего двенадцать лет! Нарезала хлеб, сделала два порядочных бутерброда, завернула в пленку. За дверью — тишина. Я тихонько постучала — ни звука. Вошла. Петрусь спал мертвым сном. Я потрясла его за плечо:

— Вставай, дорогой, уже без пятнадцати семь!

— Я встаю, — ответил он и отрешенно посмотрел на меня.

— Спусти ножки с кровати, — сказала я, будучи тонким знатоком детишек, отправляемых в школу. Малолетка послушно спустил ноги.

— Я уже проснулся.

— Жду тебя завтракать. Идешь умываться?

— Иду, — ответил племянник.

Я выпустила Бориса, который удивленно посмотрел на открытую в сад дверь.

Еще никогда я не выпускала его ночью. На востоке светлело небо. Коты даже усом не повели. Я налила себе и племяннику чай и пошла в ванную. Тосю утром оттуда невозможно было вытащить, но мальчишки — другое дело. Он, наверное, быстро умыл лицо, и хватит. Я залезла под душ, высушила волосы, оделась — на часах было пятнадцать минут восьмого.

На кухне нетронутый завтрак, и тишина в доме. Я без стука влетела в комнату малолетки. Он спал мертвым сном, спустив ноги с кровати.

— Петрек! Уже половина восьмого! — в отчаянии закричала я.

Он вскочил и с упреком взглянул на меня:

— Почему ты меня будишь так поздно?

Я второпях засунула ему в ранец завтрак и вывела за ворота машину. Было без десяти восемь. Когда я дала задний ход, мне замахала Уля, бежавшая на поезд:

— У тебя горит только одна лампочка сзади!

Проклятие, ненавижу новые машины, в которых сразу же что-нибудь перегорает, как только даешь задний ход! Без тормозных лампочек я как калека, не говоря уж о штрафе — не сглазить бы! — и об этих чертовых идиотах, которых полно на дорогах, о мужиках, которые охотятся на беззащитную женщину, едущую не в своей машине! Которые не заметят, что я торможу, и въедут мне в зад! Потому что зевают и спят за рулем! И могут не заметить одной лампочки!

Я высадила племянника у входа в школу, предупредила, что буду ровно в три, чтобы он меня ждал, и прямиком отправилась в автосервис, адрес которого оставил Гжесик. Излишне будет уточнять, что мастерская находилась далеко за городом, чтобы жизнь мне не показалась легкой. Я влетела в офис и сказала, что машина на гарантии, но уже не работает сигнализация, и попросила немедленно устранить дефект.

Из-за стола поднялся приятной наружности молодой человек и поинтересовался, являюсь ли я владельцем автомобиля. Нет, я не владелец, а пользователь машины, принадлежащей моей собственной двоюродной сестре, которую она доверила мне вместе с ребенком, и не может быть речи, чтобы оставлять здесь тачку на весь день, потому что живу я в деревне, а работаю в городе и по горло сыта сломанными машинами, ни за что не куплю себе эту марку, хотя и приятно на ней ездить, и я удивляюсь своей сестре, что она уговорила мужа купить машину этой фирмы…

Я выпалила это на одном дыхании, чтобы он ненароком меня не перебил и отнесся ко мне со всей серьезностью. Мужчина приятной наружности взял у меня ключи и пошел к машине. Было почти десять. Через пару минут начиналось заседание редколлегии, на котором я должна была присутствовать.