Покровка, 22. Дом Трубецких.

Первоначально дом принадлежал графу М.Ф. Апраксину и перешел к Трубецким в 1772 году в связи с тем, что последним пришлось лишиться своего двора в Кремле из-за строительства здания Сената. В пушкинском детстве в доме жила семья троюродного брата Сергея Львовича – камергера князя Ивана Дмитриевича Трубецкого с супругой Екатериной Александровной, урожденной Мансуровой, и пятью детьми примерно такого же возраста, как поэт. Это Юрий, Николай, Аграфена, Александра и Софья, вышедшая впоследствии замуж за пушкинского приятеля Александра Всеволодовича Всеволожского. Домашний учитель маленьких Трубецких «с Покровки», историк М.П. Погодин вспоминал, с каким пиететом все они относились к поэтическому дару их дальнего родственника. Сохранились слова княжны Александры Ивановны, сказанные в сентябре 1826 года на балу у французского посла, что она стала лучше относиться к Николаю I – «потому что он возвратил Пушкина». Эти слова очень тронули поэта.

В годы жизни во дворе Санти у маленького Сашки появляется добрый гений, который не оставит его до последних дней, – Александр Иванович Тургенев, восторженный поклонник «Прекрасной креолки», перенесший все свои добрые чувства на ее нелюбимого сына. Положение Александра Ивановича в доме Пушкиных было достаточно сложным. Он на целых девять лет моложе дамы своего сердца. Его молодость льстит «Прекрасной креолке», как и его внешность, черты которой поэт сохранит в портрете Владимира Ленского:

А.И. Тургенев был воспитанником Благородного пансиона при Московском университете, где началась его дружба с В.А. Жуковским, а затем Геттингенского университета, где Александр Иванович выбрал историко-политические науки. Он рано выделяется на гражданской службе, сопровождает Александра I за границу. Двадцати пяти лет он назначается директором департамента главного управления духовных дел иностранных исповеданий и будет соединять с этой должностью звания помощника статс-секретаря в Государственном совете и старшего члена Комиссии составления законов. С таким знакомцем Пушкины не могли не считаться. Его предложение о помещении будущего поэта в Царскосельский лицей было для них вымечтанным, но и осуществиться смогло только благодаря деятельному содействию Александра Ивановича, даже став молодым человеком, поэт не вполне оценил покровительство Тургенева. Имя «доброго гения» он даст ему уже в связи с южной ссылкой. Сразу после гибели поэта отец его напишет А.И. Тургеневу: «Александр Иванович Тургенев был главным, единственным орудием помещения его в царско-сельский императорский лицей и ровно через 25 лет он же проводил тело на вечное последнее жилище… Да узнает Россия, что Вам она обязана любимым ею поэтом, а я, как отец, поставляю за утешительную обязанность изъявить Вам все, чем исполнено мое сердце. Неблагодарность никогда не была моим пороком. Простите, будьте везде счастливы, как будете везде любимы. Не узнаю, увижу ли вас, но покуда жив, буду любить и вспоминать о вас с благодарностью. Искренне почитающий Вас Сергей Пушкин. Июня 4-го 1837 г. Москва».

Но эта оценка придет задним числом. При жизни поэта все выглядело иначе. Теперь же А.И. Тургенев оказался единственным человеком, поехавшим с гробом поэта в Святые горы. Если не считать дядьки Никиты Козлова. Тургенев ехал в кибитке, дядька – на дровнях, рядом с гробом, обняв его из последних сил. Никто из родных, начиная с жены, этого пути проделать не захотел.

Менялись адреса, менялись и самые квартиры в их внутреннем устройстве. Надежда Осиповна не терпела однообразия, нуждалась в постоянных переменах, и страсть к переездам дополнялась у «Прекрасной креолки» страстью к изменению меблировки. В результате вчерашняя гостиная становилась спальней, спальня – кабинетом, людская превращалась в детскую, независимо oт того, какие привычки уже успели сложиться у членов семьи и особенно у детей. Беспокойный дух Надежды Осиповны непонятным образом уживался со способностью прекращать разговаривать с тем или иным членом семьи, месяцами словом не отзываться к нашалившему или досадившему ей ребенку. Это редко касалось любимицы – дочери Ольги, в дальнейшем и Льва, но почти всегда выпадало на долю нелюбимого Сашки, тоже молчаливого, замкнутого, как матери казалось, нестерпимо неуклюжего. Вмешательство бабушки Ганнибал одно несло с собой тепло и беззаботную радость детства. К ней можно и нужно прибавить имя няни Арины Родионовны, но здесь возникает еще одна и опять-таки непреодоленная трудность.

Арина Родионовна, сама родом из ганнибаловской вотчины Суйды, близ Гатчины, была крепостной Марии Алексеевны. Во всяком случае, в исповедных росписях семьи Пушкиных в Огородной слободе упоминаний о ней нет. В 1803 году она числится среди дворовых «Ганнибальши» на ее съемной квартире как вдова Ирина Родионовна 45 лет. И это один-единственный раз до переезда семьи в Лефортово. Между тем известно, что поэт называл няню мамой, что занимала она в семье Пушкиных совершенно особое положение, да и до конца своих дней прожила у сестры поэта, которая и подумать не могла с ней расстаться. Арина Родионовна была будто единственным хранителем скудного на человеческое тепло семейного пушкинского очага. Ведь кроме трудного характера матери, поэт сталкивался и с особенностями характера отца, человека несомненно просвещенного, превосходно владевшего французским языком, склонного к театральным увлечениям, но предельно скупого, попрекавшего грошовыми тратами всех домашних и способного ворчать целый день из-за разбитой рюмки, доказывая, что стоила она не двадцать, а целых тридцать пять копеек. Свободу маленький Сашка обретал только в Захарове.

М.А. Ганнибал приобретает сельцо в конце 1804 года. По утверждению М.А. Цявловского, Пушкин начинает там бывать не с 1806-го, а с 1805 года вплоть до своего отъезда в Петербург, в лицей. Прощаясь с Москвой, Пушкин прощался тогда с детством, с Захаровом.

«Прекрасная креолка» недоумевала; Александр собрался в Захарово! В канун свадьбы! В то самое Захарово, в котором никто из семьи не был уже двадцать лет. Откуда сын уехал мальчишкой. И где нет никого близких. «Сентиментальное путешествие», – не сможет удержаться Надежда Осиповна от иронии в письме дочери.

И она права о сумятице чувств, вызванной предстоящей переменой в жизни – желанной и… нежеланной. Чего стоит одна мысль поэта о том, что ему не хватало счастья на одного – откуда же возьмется оно на двоих! Во всех сложностях материальных расчетов и взаимоотношений с будущими родственниками. Кажется, Захарово – страна детства возникает как вымечтанная пристань простых человеческих радостей, беззаботности, семейного тепла. Не был ли захаровский дом единственным настоящим домом по сравнению с вихрем постоянно сменявшихся московских квартир? И не случайно хочет поэт найти здесь и свое последнее пристанище – лечь в эту землю.

Пусть «сентиментальное путешествие» не удалось: слишком многое изменилось в усадьбе, слишком постарели былые сверстники из числа деревенских мальчишек и девчонок, нашедшие и самого поэта куда как постаревшим – «нехорошим» – и не ставшие обрывать сочувствия. Зато сколько тепла подарила ему приветившая гостя дочка няни Марьюшка, наспех спроворившая яишенку, сердцем отозвавшаяся на сетования поэта. А былые захаровские впечатления – они все равно останутся на всю жизнь, пронижут все пушкинское творчество. Природа, усадебный обиход, близость исторических событий и – люди. Те самые соседи, которые «шумной толпой» входят в захаровский дом в «Послании к Юдину». Спешат к обеду, толкуют между собой.