Мэтью даже не думал сопротивляться, он не хотел, чтобы она поранила веревкой ладони. Он изо всех сил старался не думать, о чем ему напоминает ее рука, сжимавшая веревку и медленно тянущая его к себе. Он не сопротивлялся, медленно приближаясь к ней, – и так до тех пор, пока тела их не соприкоснулись. Мэтью раздражало то, что его обездвижили.

– Я так хочу тебя обнять, что могу и не вытерпеть.

Хлоя улыбалась. Понимающе, но не без озорства.

– Ты не можешь все время контролировать ситуацию, дорогой.

– Я люблю тебя. И это напрочь лишает меня возможности контроля.

– Тебе это очень досаждает? – спросила она, поднявшись на цыпочки в своих шикарных сапогах так, что губы ее оказались в паре дюймов от его губ.

– Ни черта меня это не раздражает! – воскликнул Мэтью, целуя ее настолько страстно, насколько это может сделать мужчина со связанными руками.

Они могли бы продолжать целоваться, пока не сядет солнце, но им помешали.

– Ура! Хлоя, у тебя получилось!

– Хлоя, не могу поверить, что ты его заарканила!

– Да, у меня получилось, – с достоинством ответила Хлоя. – Но это куда проще сделать, если бычок даже не пытается убежать. – Она смотрела на Мэтью, сияя улыбкой. – Мы все только что вернулись с ранчо. Учились быть настоящими девушками-ковбоями. Как же это замечательно!

– И чему еще ты там научилась? – спросил Мэтью в надежде, что ей придется снять с него эту дурацкую веревку, чтобы показать остальные трюки.

– Ты шутишь? Четыре дня у меня ушло только на то, чтобы научиться бросать лассо. Мне пришлось отказаться от занятий по изготовлению конной упряжи. Но я обязательно вернусь туда. Возможно, на следующий год.

Мэтью было наплевать, займется ли она верховой ездой без седла на полудикой лошади или еще чем-то. Сейчас главными для него были слова «на следующий год».

Однако хорошее настроение ему несколько подпортило появление Рафа, который подошел и встал за спиной у трех оруженосцев Хлои – Бриттани, Стефани и психиатрички с телешоу.

– Ты заскочил на пиво?

Раф сумел сдержаться и не засмеялся, хотя ему эта сдержанность, похоже, далась с трудом.

– Нет, чтобы своими глазами увидеть тебя связанного.

– Не сердись на Рафа, дорогой. Он так нам помог.

– Не сомневаюсь.

– К тому же он с девочками пообещал отвезти назад лошадь.

– Отлично. А как насчет веревки? Ее же тоже надо вернуть.

Улыбка Хлои была такой теплой, такой интимной, такой обещающей… Мэтью мог лишь надеяться, что никто пристально не разглядывает его ниже пояса.

– Веревку я купила. Никогда не знаешь, что тебе может пригодиться.

– А как насчет этого наряда? Ты и его купила?

– Разумеется. Я обнаружила, что мне нравится быть девушкой-ковбоем.

У Мэтью было ощущение, что и ему это понравится.

Мерин послал ему последний сочувственный взгляд – один взнузданный зверь другому, – после чего повернулся и пошел прочь в сопровождении шайки хихикающих девиц и одного одинокого мексиканского волка.

А Хлоя потянула за веревку, и Мэтью последовал за сверкающей стразами лихой наездницей. Когда они вошли в дом – по счастью, он оставил дверь из кухни незапертой, – а оттуда наверх, в спальню, он сказал:

– Я думал, ты меня бросила.

Должно быть, Хлоя уловила в его словах боль – пусть даже малую часть той муки, через которую он прошел, – потому что она остановилась посреди лестницы и заявила:

– Я бы не уехала, не попрощавшись. Кроме того, у нас осталось незаконченное дело.

– Ты трижды была помолвлена. Я не хочу, чтобы ты подумала, будто я ставлю под сомнение твою способность доводить дело до конца, но я не мог не задуматься, не принадлежишь ли ты к числу людей, которые сбегают при первых трудностях.

Хлоя посмотрела на него.

– О, Мэтью, – нежно сказала она, – даже в самые худшие свои времена я всегда говорила «до свидания». – Она чуть улыбнулась. – Возможно, иногда на повышенных тонах. И как ты мог подумать, что я уехала? Ведь на этот раз все по-другому.

– Для меня – по-другому. Но я не был уверен, что по-другому для тебя.

– Тогда позволь мне тебе это показать, – предложила Хлоя и повела его в спальню.

– Сладкая моя, – сказал Мэтью. – Еще не раз я с радостью дам тебе меня связать, не исключено, что и я сделаю то же самое с тобой, но сейчас, если ты не возражаешь, мне бы очень хотелось наложить на тебя руки.

Хлоя ослабила веревку и через голову сняла с Мэтью аркан.

– Я тоже хочу, чтобы ты наложил на меня руки. Он привлек ее к себе и держал крепче, чем та веревка, которая не давала ему шевельнуть руками.

– Я ужасно по тебе скучал.

– И я тоже. Я люблю тебя. – Хлоя потерлась щекой о его грудь. – Ну вот, я это и сказала.

– Хорошо звучит, – одобрил Мэтью, с улыбкой глядя на нее сверху вниз. – Ну-ка повтори!

И она повторила. Они с жадностью стали целовать друг друга.

Она была невероятно сладкой на вкус, именно такой, как ему нравилось, И когда она прижалась к нему всем телом, извиваясь так, что пуговицы со стразами больно впились в его кожу, он понял, что Хлод скучала по нему так же сильно, как и он по ней.

– Мне надо тебя раздеть. Немедленно! – хрипло проговорил Мэтью.

– Но это очень дорогой наряд. – Хлоя надула губки, но за этой гримасой, как ослиные уши, проглядывало нестерпимое желание.

– Ну, раз он тебе так дорог… – задумчиво произнес Мэтью и отступил, словно в нерешительности.

Он не простоял и двух секунд – Хлоя позвала его, она произнесла его имя тем особенным голосом, который действовал на него так же, как ее рука, скользящая по его члену.

– Ладно, – согласился он. – Шляпу можешь оставить.

– И сапоги.

Они оба лихорадочно принялись освобождать Хлою от блестящего наряда.

Когда она осталась в одной шляпе с розой и кожаных сапогах, сияющих новизной, Мэтью подумал, что нет мужчины счастливее его.

Он сорвал с себя одежду и, шагнув к Хлое, заключил ее в объятия.

Она хихикнула:

– Осторожнее с коленом.

– За мое колено не беспокойся, – сказал Мэтью и уронил ее на кровать. Хлою подбросило на пружинах матраса, и она засмеялась. И потянулась к нему.

И забралась на него сверху.

– Я еще не накаталась.

Он закинул руку за голову и посмотрел на нее.

– Будешь учиться ездить в техасском стиле?

Хлоя фыркнула:

– Разумеется, нет. Я езжу в английском стиле. Так что привыкай.

Она оседлала его, и Мэтью с безупречной плавностью вошел в нее. И тогда он понял, что уже привык.