Тэм подбежал, чтобы помочь Ангусу справиться с гарцующей лошадью. Он потянул за поводья, вынудив кобылу шагнуть вперед. Теперь Ангуса и англичанку больше ничто не разделяло. Ангус протянул руку, чтобы помочь девушке подняться.

— Не прикасайтесь ко мне! — сказала она и поднялась без посторонней помощи, отряхивая пыль с платья.

Злобно посмотрев на Ангуса, англичанка сказала:

— Это вы сделали! Я не знаю, кто вы такой, но я уверена, что это сделали вы.

Оправдываться Ангусу не позволила гордость. Что он мог сказать? Что видел, как один из его соплеменников подрезал подпругу? Или сказать, что собирался проверить упряжь перед тем, как она сядет в седло, но его настолько ошеломила ее красота, что он напрочь забыл о седле? Чем сказать такое, уж лучше быть выпоротым.

— Я — Мактерн, сын Мактерна, — сказал он наконец, расправив плечи и глядя на нее сверху вниз.

— О, я понимаю, — сказала она, и ее лицо порозовело от гнева. — Мой дядя украл вашу собственность, и теперь вы отыгрываетесь на мне. — Она смерила его надменным взглядом, презрительно усмехнулась, заметив его нечесаную гриву и бороду, затем скользнула взглядом по килту. — Вы носите юбку из чувства протеста? Хотите, я одолжу вам одно из моих платьев? Они гораздо чище вашего.

С этими словами она развернулась и направилась обратно в старый замок.

На какое-то время во дворе воцарилась тишина. Было так тихо, словно и птицы петь перестали, а потом раздался громкий и дружный смех. Мужчины, женщины, дети, даже пара коз, привязанных к стене, визгливо захохотали.

Ангус стоял посреди всего этого гогота, и лицо его, та незначительная часть, которая не была покрыта косматой растительностью, стала темно-красной от стыда. Развернувшись, он пошел назад, на конюшню, и всю дорогу слышал комментарии, вызывавшие новые взрывы смеха:

— Он не хотел смотреть на нее!

— Он и слушать про нее не хотел!

— Вы видели, как он на нее вытаращился? Да ему можно было ноги отрубить, а он бы и не заметил!

Ангус слышал, как смеялись женщины.

— Теперь он не станет так задирать нос. Со мной танцевать он не захотел, а она с ним танцевать не станет. О да, он заслужил то, что получил. Поделом ему!

Словно в одно мгновение он, король, скатился до положения шута.

Пройдя мимо, конюшен, Ангус вышел за ворота замка и направился к своему домику. Он хотел рассказать тому то, как все было на самом деле, хотел оправдаться. Это Шеймас ослабил подпругу на ее седле, и Ангус как раз собирался подтянуть ее, но девчонка его отвлекла, и поэтому он не сделал того, что хотел. Да, именно так, отвлекла. Она вышла, вырядившись в свою дурацкую шляпку и красный жакет с большими пуговицами, и этот ее дурацкий вид так его насмешил, что он лишился дара речи. А эти ленты в волосах! Кто видел что-то глупее? В такой одежде она и десяти минут не протянет в горах. Надо же было так по-дурацки вырядиться! При виде такого дурацкого наряда у него и отнялся язык. Да, так он и скажет.

К тому времени как Ангус дошел до своего домишки, он уже чувствовал себя намного лучше. Теперь ему было что сказать в противовес тому, что, похоже, думали о случившемся все прочие.

Но когда до дверей оставалось всего несколько шагов, из дома вышла сестра, она улыбалась. Чумазый мальчишка цеплялся за ее юбку, еще один сидел на руках, а третий был в животе. Сестра расплылась в улыбке.

Следом за сестрой из двери высунул голову ее муж. Лицо у него все еще было красным. Видно, ему пришлось очень быстро бежать, чтобы опередить Ангуса.

— Это ты сделал? — спросил он. — Ты ослабил подпругу, чтобы она упала?

Этого Ангус уже не мог снести.

— Я бы ни за что не обидел женщину, — сказал он, выдав голосом свое потрясение. — Как ты мог так подумать обо мне?

Сестра засмеялась.

Ангус умолк. Что он сделал такого, что они решили, будто он способен на низость? На подобное обвинение и отвечать не стоит. Слишком много чести для зятя. Развернувшись, Ангус пошел прочь.

Он замедлил шаг, лишь когда услышал оклик сестры:

— Пожалей меня, Ангус! Я не могу с таким животом бежать за тобой.

Он остановился и оглянулся.

Поравнявшись с ним, она положила руку ему на плечо.

— Или мы сядем и отдохнем, или тебе придется принимать этого ребенка прямо здесь и сейчас.

Ангус присел на камень, и Кенна села рядом, поглаживая живот, чтобы успокоить того, кто в нем жил.

— Он не хотел ничего плохого, — сказала она.

— Твой, муж или Шеймас?

— Так это Шеймас ослабил подпругу? Я так и знала.

— Ты одна об этом знала. Все прочие, похоже, считают, что это сделал я.

— Нет, никто так не думает, — сказала она.

— Твой муж…

— Он тебе завидует, еще как, — сказала Кенна. — Ты ведь знаешь.

— С чего ему завидовать мне? У него есть дом, семья и жена, о которой можно только мечтать.

— Дом ему не принадлежит, а единственное, что у него хорошо получается, так это, похоже, делать детей. Все остальное делаешь ты.

— И все же смеются надо мной, а не над ним.

— Ангус, — сказала она, прислонившись к плечу брата, — посмотри на себя. Ты рано стал мужчиной. К двенадцати годам ты взвалил на себя все те дела, что наш дед забросил ради игры в карты. Люди всегда смотрели на тебя снизу вверх. За сотни миль окрест нет ни одной девушки, которая бы не мечтала стать твоей женой.

— Сомневаюсь, — сказал Ангус, но голос его потеплел.

— Не злись ты так из-за того, что людям выпал редкий случай посмеяться над тобой. Почему бы тебе не посмеяться вместе с ними?

— Они думают…

— Что это сделал ты? Ты всерьез веришь, что кто-то так думает?

— Твой муж…

Ангус замолчал, он хорошо знал, что его зять на самом деле не верит в то, что он, Ангус, ослабил подпругу. Ангус не стал бы гадить исподтишка. Он вызвал бы противника на открытый бой.

— Гэвин, так же как и все прочие, либо знает, либо догадывается о том, кто поступил так с бедной девушкой. А что касается того, что она тебе сказала… — Кенна улыбнулась. — Если бы она сказала это кому-нибудь другому, у тебя бы живот свело от смеха. Жаль, что ты не ответил ей, что у тебя есть сестра, которая не отказалась бы поносить ее платья.

— Ты бы хотела иметь шелковое платье? — тихо спросил он.

Сестра была на пять лет старше его, и он любил ее больше всех на свете. По правде говоря, он здорово ревновал ее к мужу. С тех пор как Кенна вышла замуж, Ангус чувствовал себя совсем одиноким.

— Хотела бы я иметь шелковое платье? Я бы отдала за него одного из своих сорванцов.

Ангус засмеялся:

— Если все, кого ты производишь на свет, также плохи, как твой старший, тебе придется отдать за аршин шелка шестерых.

— Он точно такой же, каким в его возрасте был ты.

— Никогда я таким не был!

— Ты был еще хуже, — рассмеялась она. — А он — твоя копия. Хотя, может, я и ошибаюсь, потому что уже давно не видела твоего лица. — Кенна прикоснулась к его бороде. — Почему ты не позволишь мне постричь ее?

Ангус отвел ее руку от лица и поцеловал ладонь.

— Борода меня согревает, а больше мне ничего не нужно.

— Если ты женишься, ты…

— Прошу тебя, не начинай, — сказал он с такой мукой в голосе, что Кенна сдалась.

— Ладно, — кивнула она, пытаясь подняться.

Ангус помог ей встать.

— Оставлю тебя в покое, если ты пообещаешь мне не держать на девчонку зла. Она победила тебя единственным доступным ей оружием — своим языком.

— Женщина может найти лучшее применение своему языку, — озорно блеснув глазами, сказал Ангус.

Кенна выставила вперед свой большой живот:

— Ты думаешь, я не знаю о том, какое применение может найти своему языку женщина, да и мужчина тоже?

Ангус зажал уши:

— Только не говори мне! Ты — моя сестра.

— Ладно, — с улыбкой согласилась Кенна. — Продолжай верить в то, что твоя сестричка все еще девственница, только не сердись на ту девчонку.

— Не буду, — сказал он. — А теперь возвращайся к мужу.