Англичанин указал пальцем в сторону монитора, на котором отображалось происходящее в ускорителе частиц. Именно от него шел писк. Изображение на экране смахивало на смерч, только плоский, без воронки.

– Не вижу ничего особенного, – сказал Виктор.

– Просто какая-то частица сорвалась и улетела, – объяснил Эд. – Вот система безопасности и сработала.

– Частица? – переспросил Виктор. – Частицы так просто с места не срываются. Это тебе не мотоциклы.

– Ну ладно, – согласился обидевшийся Эд. – Вероятно, некая частица материи отделилась от остального потока и покинула ускоритель. Так лучше?

– А, ты про ту частицу, которая только что сорвалась и улетела? – спросил Виктор, размышляя: и кто только придумал, что у немцев нет чувства юмора?

Эд уставился на него. Виктор вытаращился в ответ, потом вздохнул.

– Это невозможно, – сказал он. – Там внутри замкнутое пространство. Заряженные частицы не могут просто так взять и улететь из него. Это глюк[5].

– Никакой это не глюк! – возразил Эд. Он бросил игру и принялся лихорадочно стучать по клавиатуре. Вывел на второй монитор изображение с другой камеры, проверил время, потом стал прокручивать запись назад. Через двадцать секунд обратной перемотки небольшая светящаяся частица появилась в левой части экрана и присоединилась к общей массе. Эд поставил изображение на паузу, потом прокрутил заново на половинной скорости. Они с Виктором проследили, как частица уносится прочь.

– Что-то мне это не нравится, – заметил Виктор.

– И мне, – поддержал его Эд. – Это вообще невозможно.

– Как по-твоему, что это такое?

Эд проверил показатели.

– Понятия не имею.

Теперь они уже вдвоем постучали по клавиатурам и вывели на экран одни и те же данные, пытаясь разобраться с причиной аномалии.

– Ничего не вижу, – признался Эд. – Не понимаю, где это искать.

– Погоди, – остановил его Виктор. – Я заметил… Нет! Это еще что такое?! Что происходит?

На глазах у них с Эдом данные словно бы сами собой переписывались. Последовательность кодов изменялась: нули превращались в единицы, а единицы – в нули. Оба ученых лихорадочно пытались остановить череду изменений, но это было невозможно.

– Какой-то вирус, – сказал Виктор. – Он заметает следы.

– Должно быть, кто-то взломал систему, – высказал предположение Эд.

– Я помогал делать эту систему, – заявил Виктор, – но даже я не смогу ее взломать. Во всяком случае, вот так.

А потом, не прошло и минуты, изменение кода завершилось. Эд попытался снова вызвать на экран изображение частицы, отделяющейся от общего потока, но на этот раз на экране появилось лишь изображение огромного туннеля, и протоны вели себя в нем в точности так, как им полагается.

– Надо об этом доложить, – сказал Эд.

– Знаю, – отозвался Виктор. – Но у нас нет никаких доказательств. Ничего, кроме наших слов.

– Разве их недостаточно?

Виктор кивнул.

– Возможно, но… – Он уставился на экран. – Что это означает? И кстати, куда она подевалась?

– И что это за запах?..

Ученые были не единственными, кто наблюдал за коллайдером.

Внизу, во мраке, где скрываются наимерзейшие твари, за строительством коллайдера с большим интересом следило древнее Зло. Сущность, обитавшая во тьме, имела множество имен: Сатана, Вельзевул, Дьявол. Существа, обитавшие вместе с ним, знали его под именем Отца Зла[6]. Отец Зла сидел во тьме очень долго.

Он существовал за миллиарды лет до людей, динозавров или даже маленьких одноклеточных организмов, которые в один прекрасный день решили стать большими многоклеточными организмами, а потом создали литературу, живопись и назойливые рингтоны для мобильников.

Он наблюдал из глубин пространства и времени – ибо камень, огонь и почва, вакуум, звезды и планеты не преграда для него, – как на Земле возникла жизнь, как деревья потянулись к небу и океаны наполнились живыми существами, и ненавидел все это.

Он желал положить этому конец, но не мог. Он был заключен в узилище, возведенное из пламени и камня, в окружении подобных себе тварей: одних он создал из собственной плоти, другие же были изгнаны во мрак за злобу и коварство, хоть никто из них и близко не мог сравниться с Отцом Зла. Немногие из легионов демонов, обитавших с ним в этом далеком огненном царстве, когда-либо видели Отца Зла воочию, ибо он пребывал в самом глубоком и самом дальнем уголке ада, где предавался размышлениям, строил планы и ожидал возможности вырваться.

И вот, после долгого томления, он сделал первый шаг.

Сэмюэл с Босвеллом расположились на стене возле дома четы Абернати и наблюдали за улицей. Стоял тихий вечер, люди в большинстве своем уже сидели по домам и пили чай, поэтому наблюдать было особо не за чем и делать особо нечего. Сэмюэл покачивал ведром и слушал тишину – а тишина, как всем известно, не то же самое, что отсутствие звуков, поскольку она включает в себя весь шум, который человек ожидает услышать, но не слышит[7].

Сэмюэлу не хотелось идти домой. Мать готовилась к выходу в свет – одна, без него. Она нарядилась и куда-то собралась, впервые с тех пор, как отец Сэмюэла ушел, и отчего-то Сэмюэлу делалось грустно. Он не знал, с кем мама намерена провести вечер, но она накрасилась и принарядилась, хотя обычно не утруждала себя ничем таким, когда отправлялась просто поиграть с друзьями в бинго. Мама не спросила, почему сын оделся привидением с хеллоуинским ведром, хотя еще не Хеллоуин, – она давно уже привыкла, что он часто поступает не совсем обычно.

На прошлой неделе учитель Сэмюэла, мистер Хьюм, позвонил ей домой, чтобы, как он выразился, «серьезно поговорить» насчет Сэмюэла. Как оказалось, в тот день Сэмюэл явился на урок «расскажи и покажи»[8] с одной-единственной булавкой. Когда мистер Хьюм вызвал мальчика к доске, тот с гордостью продемонстрировал эту булавку.

– Что это? – спросил мистер Хьюм.

– Булавка, – ответил Сэмюэл.

– Это я вижу, Сэмюэл. Но это не самый увлекательный предмет для рассказа о нем, тебе не кажется? В смысле, он как-то уступает ракете, которую сделал Бобби, или вулкану Хелен.

Сэмюэла мало впечатлили как ракета Бобби Годдара – с его точки зрения, она походила на несколько рулонов туалетной бумаги, обмотанных фольгой, – так и вулкан Хелен, хотя из того и шел белый дым, если налить ему в кратер воды. Папа у Хелен был химиком, и Сэмюэл нисколечко не сомневался, что тот приложил руку к созданию вулкана. Он точно знал, что Хелен Ким неспособна даже сделать корзинку из палочек от леденцов без подробной инструкции, литра растворителя, чтобы смывать клей с пальцев, и заранее рассортированных палочек.

Сэмюэл шагнул вперед и сунул булавку под самый нос мистеру Хьюму.

– Это не просто булавка, – торжественно произнес он.

Мистера Хьюма его слова явно не убедили, а кроме того, он несколько занервничал из-за булавки в непосредственной близости от своего лица. Дети всякое могут выкинуть, только дай им волю.

– Э-э… и что же это тогда? – поинтересовался мистер Хьюм.

– Ну, если вы посмотрите на нее поближе…

Мистер Хьюм поймал себя на том, что невольно подался вперед, чтобы получше разглядеть булавку.

– Совсем-совсем близко…

Мистер Хьюм сощурился. Однажды ему вручили зернышко риса, на котором было написано его имя; мистер Хьюм счел это любопытным, но бесполезным, и теперь ему пришла в голову мысль – а не повторил ли Сэмюэл этот фокус?

– Возможно, вам удастся разглядеть бесчисленное множество ангелов, танцующих на острие этой булавки, – закончил свою речь Сэмюэл[9].