Зацикленный на мистике Гиммлер, превосходно знавший о «камне Рерихов», тоже охотился за этой штуковиной. Тем более что Тибет был как раз тем местом, где мистики располагали Шамбалу и Агартхи. Но еще более весомым был аргумент, что прародиной арийцев была центральная Азия. Это Вирт предлагал искать за Полярным кругом, Гиммлер больше верил Листу и Либенфельсу, а они говорили об Индии и Тибете. Тибетские походы, помимо чисто мистической, имели и вполне земную основу: для Рейха было очень важно создать в Тибете опорный пункт, который отрезал бы англичан от русского соседа, дабы не дать им объединиться, если военные действия переместятся в Юго-Восточную Азию. Эти вполне реальные причины гнали немецкие экспедиции высоко, в горы. Впрочем, ученые Аненербе были счастливы: в камень они не верили, в Шамбалу и Агартхи тоже, но Тибет был плохо изучен и еще хуже описан, так что там их могли ожидать просто волшебные находки.

Шеффер без всякого Аненербе на собственный страх и риск дважды ходил в Тибет — в 1931 и в 1935 годах. Гораздо больше, чем оккультные книжки, он изучал реальные путевые дневники Свена Гедина (которого считал своим учителем), барона Маннергейма, русских путешественников — Пржевальского, Козлова, Арсеньева; вероятно, не обошел вниманием и экспедиционные материалы Рерихов, потому что его первая экспедиция вошла в Тибет практически сразу за неудачной рериховской. Это принесло Шефферу всемирную славу и столь же пристальный интерес Гиммлера.

Следующая экспедиция уже формировалась под всевидящим оком Гиммлера. Задачи стояли сложные: необходимо было картографировать Тибет более детально, особенно отмечая места, которые связаны с древними культурами, то есть составить своего рода свод исторических памятников Тибета — задача сложнейшая; если возможно — провести хотя бы поисковые работы, как это делают археологи всего мира, закладывая пару небольших шурфов для определения времени создания того или иного поселения, изучить местный быт, собрать местные легенды, ознакомиться с религиями Тибета.

О ламаизме, главой которого был Далай Лама, в Рейхе понятие имели, но немцев гораздо больше интересовала непонятная религия бон по, которая была предшественницей тибетского ламаизма. Насыщенная элементами шаманизма и преданиями о Шамбале, она могла привести к нужному результату лучше, чем тибетский буддизм. Тем более что изучение бон по в Аненербе связывали со сверхвозможностями человека.

Стояли и более земные задачи: установить между Берлином и Лхасой прямую радиосвязь (явно стратегическое задание перед большой войной) и наладить добрые отношения с Далай Ламой, чтобы он не видел в немцах врагов. Последнее задание было выполнено. Гитлер получил от тибетского регента Квотухту письмо, написанное в духе рериховских махатм: «Глубокоуважаемый господин король Гитлер, правитель Германии. Да прибудет с Вами здоровье, радость Покоя и Добродетели! Сейчас вы трудитесь над созданием обширного государства на расовой основе. Поэтому прибывший ныне руководитель немецкой экспедиции сахиб Шеффер не имел никаких трудностей в пути по Тибету. (…) Примите, Ваша Светлость, король Гитлер, наши заверения в дальнейшей дружбе! Написано 18 числа первого тибетского месяца, года Земляного зайца (1939)».

Господин король Гитлер был приятно удивлен обходительностью далекого тибетского друга великого Рейха.

В третью экспедицию Шеффера вошли антрополог Бруно Бергер, занимавшийся расовой теорией, геофизик Карл Винерт, оператор Эрнст Краузе, технический специалист Эдмонд Гир. Приобретением этой третьей экспедиции стало пристальное изучение религии Тибета бон по. Мало того, тибетские монахи даже согласились прислать в далекий Рейх своих жрецов. И те приехали. Эти тибетские жрецы, одетые в странные зеленые одежды, защищали Рейх до самого его конца, именно они были среди защитников бункера Гитлера. Кроме жрецов экспедиция привезла немало интересного — растения, секреты восточной медицины, описания Тибета и карты, много фотографий и археологических экспонатов, древние манускрипты и даже разного рода зоологический материал. Гиммлер заказывал привезти арийских пчел и арийских лошадей, он их и получил. Но магические артефакты, равно как и вход в страну Агартхи, найдены, увы, не были.

Последняя, четвертая экспедиция, ушедшая в Тибет до начала войны, успевшая выполнить задание и захваченная англичанами в плен (война уже шла), бежавшая из плена, с трудом дошедшая до Лхассы, вернулась в Германию уже после войны, когда и Аненербе, и Гиммлер, и Рейх — все стало историей.

Это была последняя экспедиция, занятая изучением арийской прародины. Скоро Гиммлеру стало не до земли предков.

Гиммлер был хоть и мистик, но мистик с практическим уклоном. Просто ради расширения кругозора он бы книжки по магии не изучал. И дело не только в том, что он свято верил, будто можно наложить проклятие или предугадать будущее, а в том, что он более всего желал управлять судьбой, и не только собственной. С приходом Гитлера к власти сразу же внятно пахнуло войной. Орден СС к войне готов пока что не был. Он находился только в стадии формирования. Идеи уже ясно просвечивали, но применение идей было на уровне поиска.

В начале СС Гитлер радовался, какую бурную деятельность развил его Гиммлер. Потом стал задумываться, что же такое этот Гиммлер создает. А в конце только хватался за голову.

По воспоминаниям Шпеера, «Гитлер часто уничижительно отзывался о создаваемом Гиммлером мифе вокруг СС: „Что за чушь! Только-только наступило время, отбросившее всякую мистику, и пожалуйста — он начинает все с начала! Так уж тогда лучше и остаться в лоне церкви. У нее, по крайней мере, есть традиции. Чего стоит одна мысль сделать из меня когда-нибудь „святого СС“! Подумать только! Да я в гробу перевернусь!“»

Гиммлер, между прочим, был совершенно искренним. Святой Гитлер неплохо вписывался в идеологию Ордена. И пока Гитлер превращал слабую Германию в Тысячелетний Рейх, Гиммлер превращал вверенную ему охрану вождя нации в неодолимую силу, призванную наводить порядок в этом великом Рейхе. Начал он с того, что подчинил СС полицию, которой прежде распоряжался Геринг. Полиция в его понимании была чудесным связующим звеном между Орденом и простыми немцами. По мнению Гиммлера, его полиция должна была вызывать в гражданах смешанное чувство уважения и страха. «Я знаю, что в Германии есть некоторые люди, которым становится плохо, когда они видят наш черный мундир, мы понимаем это и не ожидаем, чтобы нас любили», — говорил он. Что ж, людей в черной форме, действительно, боялись, и боялись не только воры, бандиты или растлители малолетних, но и люди вполне законопослушные. Гиммлер крепкой рукой держал обычную уголовную полицию, но дополнил ее политической тайной полицией (гестапо) и службой безопасности СС (СД). А в 1939 году гестапо и СД вошли в главное управление имперской безопасности (РСХА). Криминальная полиция, по сути, занималась своим обычным делом — ловила уголовников. Но СД и гестапо были заняты куда более важными вещами. СД соблюдала чистоту собственных рядов СС, а гестапо обезвреживало политических противников и срезало на корню всякое инакомыслие. Вся внутренняя жизнь Германии оказалась в руках Гиммлера.

С началом периода военных действий власть гестапо и СД распространилась на все присоединяемые к Рейху территории. Во главе гестапо в этот год встал Генрих Мюллер, а во главе СД уже и раньше стоял Райнхард Гейдрих (после создания РСХА он встал во главе имперской безопасности, а руководство СД принял Кальтенбруннер). Это благодаря его трудам и искусно выполненным подлогам был устранен Рем, и штурмовики утратили силу и власть в создающемся Рейхе. Благодаря его стараниям было спланировано покушение на фон Рата.

Райнхард Гейдрих был личностью удивительной. Высокий, светловолосый, голубоглазый, с волевым лицом и очень высоким лбом, он производил впечатление настоящего арийца. Если и был в СС гений, то несомненно — Гейдрих. Он происходил из семьи директора консерватории в маленьком саксонском городке Галль-на-Заале, мать будущего эсэсовца в молодости была актрисой, то есть Райнхард вышел из самой артистической среды. Даже второе имя, которое ему дали при рождении, звучало как Тристан — мать была без ума от оперы Вагнера «Тристан и Изольда».