* * * Природа каждому оружие дала! Орлу — горбатый клюв и мощные крыла, Быку — его рога, коню — его копыта, У зайца — быстрый бег, гадюка ядовита, Отравлен зуб ее. У рыбы — плавники, И, наконец, у льва есть когти и клыки. В мужчину мудрый ум она вселить умела, Для женщин мудрости Природа не имела И, исчерпав на нас могущество свое, Дала им красоту — не меч и не копье. Пред женской красотой мы все бессильны стали, Она сильней богов, людей, огня и стали. РУЧЬЮ БЕЛЬРИ Полдневным зноем утомленный, Как я люблю, о мой ручей, Припасть к твоей волне студеной, Дышать прохладою твоей, Покуда Август бережливый Спешит собрать дары земли, И под серпами стонут нивы, И чья-то песнь плывет вдали. Неистощимо свеж и молод, Ты будешь божеством всегда Тому, кто пьет твой бодрый холод, Кто близ тебя пасет стада. И в полночь на твои поляны, Смутив весельем их покой, Все так же нимфы и сильваны Сбегутся резвою толпой. Но пусть, ручей, и в дреме краткой Твою не вспомню я струю, Когда, измучен лихорадкой, Дыханье смерти узнаю. * * * Когда от шума бытия В Вандомуа скрываюсь я,— Бродя в смятении жестоком, Тоской, раскаяньем томим, Утесам жалуюсь глухим, Лесам, пещерам и потокам. Утес, ты в вечности возник, Но твой недвижный, мертвый лик Щадит тысячелетий ярость. А молодость моя не ждет, И каждый день и каждый год Меня преображает старость. О лес, ты с каждою зимой Теряешь волос пышный свой, Но год пройдет, весна вернется, Вернется блеск твоей листвы. А на моем челе, увы! Задорный локон не завьется. Пещеры, я любил ваш кров, Тогда я духом был здоров, Кипела бодрость в юном теле. Теперь, окостенев, я стал Недвижней камня ваших скал, И силы в мышцах оскудели. Поток, бежишь вперед, вперед, Волна придет, волна уйдет, Спешит без отдыха куда-то. И я без отдыха весь век И день и ночь стремлю свой бег В страну, откуда нет возврата. Судьбой мне краткий дан предел, Но я б ни лесом не хотел, Ни камнем вечным стать в пустыне: Остановив крылатый час, Я б не любил, не помнил вас, Из-за кого я старюсь ныне. * * * Прекрасной Флоре в дар — цветы, Помоне — сладкие плоды, Леса — дриадам и сатирам, Цибеле — стройная сосна, Наядам — зыбкая волна, И шорох трепетный — Зефирам, Церере — тучный колос нив, Минерве — легкий лист олив, Трава в апреле — юной Хлоре, Лавр благородный — Фебу в дар, Лишь Цитерее — томный жар И сердца сладостное горе. * * * Мой боярышник лесной, Ты весной У реки расцвел студеной, Будто сотней цепких рук Весь вокруг Виноградом оплетенный. Корни полюбив твои, Муравьи Здесь живут гнездом веселым, Твой обглодан ствол, но все ж Ты даешь В нем приют шумливым пчелам. И в тени твоих ветвей Соловей, Чуть пригреет солнце мая, Вместе с милой каждый год Домик вьет, Громко песни распевая. Устлан мягко шерстью, мхом Теплый дом, Свитый парою прилеяшой. Новый в нем растет певец, Их птенец, Рук моих питомец нежный. Так живи, не увядай, Расцветай,— Да вовек ни гром небесный, Ни гроза, ни дождь, ни град Не сразят Мой боярышник прелестный. * * * В дни, пока златой наш век Царь бессмертных не пресек, Под надежным Зодиаком Люди верили собакам. Псу достойному герой Жизнь и ту вверял порой. Ну, а ты, дворняга злая, Ты, скребясь о дверь и лая, Что наделал мне и ей, Нежной пленнице моей, В час, когда мы, бедра в бедра, Грудь на грудь, возились бодро, Меж простынь устроив рай,— Ну зачем ты поднял лай? Отвечай, по крайней мере, Что ты делал возле двери, Что за черт тебя принес, Распроклятый, подлый пес? Прибежали все на свете: Братья, сестры, тети, дети,— Кто сказал им, как не ты, Чем мы были заняты, Что творили на кушетке! Раскудахтались соседки. А ведь есть у милой мать, Стала милую хлестать,— Мол, таких вещей не делай! Я видал бедняжку белой, Но от розги вся красна Стала белая спина. Кто, скажи, наделал это? Недостоин ты сонета! Я уж думал: воспою Шерстку пышную твою. Я хвалился: что за песик! Эти лапки, этот носик, Эти ушки, этот хвост! Я б вознес тебя до звезд, Чтоб сиял ты с небосклона Псом, достойным Ориона. Но теперь скажу я так: Ты не друг, ты просто враг. Ты паршивый пес фальшивый, Гадкий, грязный и плешивый. Учинить такой подвох! Ты плодильня вшей и блох. От тебя одна морока, Ты блудилище порока, Заскорузлой шерсти клок. Пусть тебя свирепый дог Съест на той навозной куче. Ты не стоишь места лучше, Если ты, презренный пес, На хозяина донес. |
